Сгорбленные плечи, потускневший взгляд.
Пламенные речи больше не звучат,
бравурные марши не гремят вослед.
И не станут старше те, кого здесь нет.

Может быть, когда-то был он тоже жив
(чашка оранжада на аперитив),
а теперь согбенно плавит тенью стол,
стул напротив, стену…

Лучше б он ушел
раньше, прежде, быстро,
вместе с теми, кто –
больно, сухо, в числах
(двадцать, сорок, сто) –
выстроившись строем, в гости по ночам
ходят, внемлют, вторят –
плачу палача.

Невозможно трудно думать о «потом»
(основное блюдо – крепкий скотч со льдом),
если не осталось ничего в душе,
только лишь усталость…
даже нет уже
ни вины, ни страха ни пред чьим судом.
…Скольких он – на плаху, участью ведом?

(И еще стаканчик, как же – на десерт).
Был когда-то мальчик, а теперь он сед,
горестная складка залегла у рта.

С Бога взятки гладки, истина проста:
проштампован четко в Дантов ад билет,
не терзает четки, ведь прощенья нет.

Хоть безвольны плечи,
взгляд колюч – не трожь!
Налипает вечер на следы подошв –
не армейских, штатских…
Голоса извне –
в спину, без опаски:
«Он служил стране…»

2012