Цикадно вечер лезет в окна,
разбавлен бризом летний зной.
Переплетается на стеклах
дневная синь с закатной хной.

Обрывками листов измятых
завален стол – тщедушный страж
невещих снов.
Вином и мятой
пропитан воздух.

Нет, не блажь! –
как истина, как откровенье –
змеится линией судьбы
ладонь к тебе… Биеньем
сердца, возвращеньем
сюда, в мой дом –
меня ты обрекаешь быть.


* * *

В забытом Богом городишке,
где пахнет соснами и тиной,
покой и тишь (пожалуй, слишком)…

Скребется из подпола мышка,
застыли шторы из сатина –
не шелохнутся, не прошепчут,
не впустят в комнату прохладу…

А время ханжески не лечит,
и мне ни капельки не легче,
и безрассудство – лишь бравада.

Что будет больно – не сказали,
меня как будто покусали.
Ничья, пустая, нежилая…

Поет на стареньком вокзале
моя тоска собачьим лаем.


* * *

Солнце в ладонях похоже на счастье –
пряталось где-то, а после явилось.

Явно простужено, громко чихнуло,
хитро, но скромно весьма подмигнуло,
щедро сказало: «Я вот оно, здрасьте!
Щас все исполню, что вам и не снилось!»

Травы в полях нестерпимо запахли,
пряно и терпко, побитые градом.

Настежь открыта – без маски, без грима,
с солнцем в ладонях шепчу твое имя,
в пригоршнях прячу – к груди, под рубаху…
Счастье, спасибо! Мне больше не надо.

2012