Юрий Крыжановский



Я вас в ночь сегодня приглашаю
На спектакль города. Побродим.
В парк бегущих стаями трамваев,
Мы услышим множество мелодий.

А когда, пробив колоколами,
Растревожат лунные созвучья,
Городского загнанного камня
Ощутим мы грустную живучесть.

И внезапно в памяти воскреснет
То, что с нами было и не снится
Сто веков назад, а может — двести
И когда-то снова повторится:

Завыванья бодрствующих кошек,
Фонарей смеющихся потешность,
Очертанья смутные прохожих
И шагов задумчивых неспешность.

Уведут кого-то за собою,
Растворившись в звуках полнолунья,
Пролетят разбуженные двое — Это я
и вы, моя Колдунья.



ЛОШАДЬ В ПАЛЬТО


Опять ты наехала, девочка: "Не ночевал!".
Где ночь я провёл — неизвестно и, главное, как.
Да только к утру в моей памяти полный провал,
А днём, если что ни будь делаю — вовсе не так.

Глупышка! Ты снова заладила: "Кто она, кто?".
Чего, наконец, в этой жизни я, грешный, хочу?
Откуда я знаю? Наверное — лошадь в пальто.
Наверное, с нею я скоро совсем улечу.

Но если б ты знала, как это кайфово: в ночи,
Когда распирают стихи и спешишь в никуда,
Лететь по Подолу, подземные слыша ключи.
От запаха лип, от луны со мной просто беда!

И если б ты знала, как это бывает в бреду,
Когда до рассвета любовницей стонет строка.
Ты с нею в Раю, и ты с нею, конечно, в Аду.
Ты с нею! И, кажется, это уже на века!

Опять ты наехала, девочка: "Кто она, кто?"
Откуда я знаю? Наверное — лошадь в пальто.


***


Свете Петровской


Яркий свет кусочком луча
В щель мышиную льётся плавно.
Как ладонь твоя горяча!
Мне уже не забыть о главном:

Кто сидел надо мной в ночи,
Кто молитвы шептал, сгорая,
Затуманенный воск свечи
Плакал, медленно умирая.

Ты, Сестра, торопись, не жди,
Дай глоток, я с избытком выпью.
Перламутровые дожди
Заблестят чешуёю рыбьей.

В разноцветий закружат,
Пронесутся, тоску развеяв…
Что же губы твои дрожат,
Молодая, шальная фея?

И наступит в душе покой,
Быть она перестанет вздорной.
Ты, Сестра, прикоснись рукой
К голове моей непокорной.



***

Монахи покидали монастырь
Сбылись веков далекие проклятья
Желтеющие ветхие листы
Дочитывал под утро настоятель

Последний раз ударили в набат
Последний раз открыты настежь кельи
Последний раз Иеремия — брат
Окинул взглядом радужные земли

Монахи уходили. Игумен
Им прохрипел: На всё есть воля Божья!
Казалось, не подняться им с колен,
Не окунуться в слякоть бездорожья

Но поднялись смиренные. Гуськом
Шли за врата. Им око не за око!
Ну а вослед как будто бы тайком
Плыла слеза последнего пророка

Могилы старцев — древние места
Вопили как свидетели немые
20-й век от рождества Христа
Монахов уводил Иеремия.


***

Увы, Добра и Зла границы
Намного тоньше паутины.
Редели маски, рожи, лица,
А он стоял у гильотины.

Не изменился мир,
как будто
Всё также правят
им факиры,
А он стоял с улыбкой
Будды
И наблюдал порядок
Мира.


Ветеран

Мой сосед ветеран
Нелюдимый, угрюмый
Он из тех, кого знают
И пишут о ком

Если переберёт
На ночь несколько рюмок
Начинает стучать
По столу кулаком

И тогда для меня
Ужин — вовсе не ужин
И на кухню вообще
Лучше не выходи

Мой сосед ветеран
Был под Курском контужен
И сверкает медаль
У него на груди

Мой сосед ветеран
Член почётной дружины
Он во снах до сих пор
Атакует врага

Он не двух и не трех
Он почти семижильный
Без него бы Дуга
Та была не Дуга

Мой сосед ветеран
Автор множества жалоб
Смотрит новости дня
И плюёт на экран

Мой сосед ветеран
Вас осталось так мало
Мой сосед ветеран
Мой сосед ветеран


<!--/9c4a50faa0d3ed05afba3cd241be73f3--><!--/c76260abae122c09f8aba5254c96dbdc--><!--/954e337f0e4046cdca909c52253a4c7a--><!--/e936237bf81cfc713d022a4a94615af8-->