Анна Солодкая

              В жаркий майский день на ступени Горнопромышленного лицея поднялся пожилой человек с небольшой дорожной сумкой. Он внимательно прочел вывеску на двери и заглянул в открытое окно. Никого там не увидев, зашел внутрь, столкнувшись у входа с мужчиной в белой рубашке. 

– Ты куда это, мужик, направился? – бесцеремонно преградил тот дорогу, – если ищешь кого – так у нас каникулы, а если поступать надумал, так ты уже старый, - он громко рассмеялся.

–-  Я хотел бы видеть директора, – вежливо улыбнулся незнакомец.

–  Ну, я директор. Дальше что?

           Посетитель был несколько удивлен, отметив для себя, до чего нынче помолодели кадры! Похоже, товарищ относился к «новым русским или новым украинцам» и эта новизна не лучшим образом сказалась на манере вести себя.

–  Может, пройдемте в кабинет и там поговорим? – предложил незнакомец.

–  Да о чем с тобой говорить, дядя? – недружелюбно буркнул чиновник.

–  Видите ли, я к вам пришел по поводу памятника, – человек указал на полуразвалившийся бюст Пушкина, стоявший в скверике напротив парадного входа.

–  По поводу чего? –  директор с сарказмом посмотрел в указанном направлении. –  Тоже мне памятник нашел! Развалина это, а не памятник! Снести некому! Только вид портит. Белим его известью, белим, а толка никакого! Чучело чучелом! Глядеть стыдно.

– Вот и я о том же, – нахмурился "дядя", -- но всё ведь можно мало-мальски поправить, отреставрировать, и будет как новый!

   Он немного помолчал и продолжил:

–  Простите за любопытство, но не знаете ли Вы что-нибудь о ….? 

–  О ком? О Пушкине? – грубо перебил чинуша. – Ну, ты, дядя, даешь! Как в кино, ей-Богу! Да кто ж о нем не знает?!

–  Нет, не о Пушкине, а о человеке, который изваял этот бюст.

             Директор замялся, почесал в затылке и безразлично ответил:

–  Ну… а зачем мне, к примеру, это знать? Я не искусствовед, я всего лишь заведующий учебным заведением! Какие ко мне претензии?

–  Да, все это так. Все так… Будто бы, даже и правильно…

Но задолго до вас, в вашем лицее, работал один очень талантливый и очень скромный преподаватель. Он и сделал эту ныне развалившуюся скульптуру. Неустанно корпел над ней, пытаясь довести ее до совершенства, а затем долго выбирал удачное место расположения, чтобы Пушкин, так сказать, был виден отовсюду, мог приветствовать «племя младое, незнакомое».

          Спесь мало-помалу стала покидать директора, он удивлённо поднял брови. Речь собеседника выдавала в нем человека весьма интеллигентного. А начальник лицея, отчего-то, вздумал ему «тыкать». «Ну и дурень же я! -- мелькнуло в его голове, -- а вдруг это какая-то проверка»? И, сменив гнев на милость, вежливо пробормотал: 

–  Ладно… давайте познакомимся, что ли? Меня зовут Вадим… Вадим Антонович, –  он протянул мускулистую загорелую руку.

–  Очень приятно, – ответил гость, -- а я -- Михаил Петрович. В прошлом – дизайнер, ныне – пенсионер.

–  Пройдемте в кабинет, – наконец, проявил гостеприимство Вадим, -- а то, что же это мы всё на крыльце, да на крыльце…

–  Да, да, конечно… – улыбнулся Петрович, вытирая со лба градом катившийся пот, – солнце палит нещадно, даже в горле пересохло.

–  Я угощу Вас холодной минералкой!

–  О-о-о, это замечательно, не откажусь!

         Они прошли в небольшой кабинет, оборудованный очень скромно: всего несколько книжных полок у окна, шкаф с документацией да письменный стол – вот и весь нехитрый интерьер. 

                От каменных стен тянуло прохладой. Здание было построено еще при царе, задолго до революции, выглядело архаично, хотя и красиво. За свой почтенный век чего оно только не перевидело! Помнило и благородных девиц бывшего пансиона, и раненых солдат военного госпиталя во Вторую мировую, а после, уже в мирное время – разнорабочих промтоварного склада. И вот, наконец, после долгих перипетий, вернулось на круги своя, в сферу образования.

–  Вы присаживайтесь, присаживайтесь, – суетился директор, – вот Вам минералка и стакан. Как я понимаю, вы предлагаете мне отреставрировать памятник?

–  Отреставрировать – громко сказано, а вот привести его в божеский вид действительно предлагаю.

–  А кто же, простите, – Вадим ухмыльнулся, – будет заниматься этим, вы подумали? Какова стоимость работ и, наконец, где я возьму на все это деньги? Мы ведь организация бюджетная, нищая. На кричащий ремонт взять негде! А вы… -- памятник! Да еще теперь, когда в Украине идет война! Бабахнет разок – и разнесет вашего Пушкина вдребезги. И денежки – тю-тю! Как Вам только такое в голову приходит?!

            Мужчины закурили, окружив себя едким дымом. Действительно, времена сейчас не наилучшие, если не сказать трагичные. Здесь, на Донбассе, идут кровопролитные бои. И между кем и кем? Страшно представить -- между двумя братскими народами -- Россией и Украиной. Город постоянно находится под обстрелом, под смертельным огнем. Того и гляди, и сюда снаряд припожалует.

–  Я, было дело, – кашлянул Вадим Антонович, – скажу по секрету, еще до военного конфликта пытался решить этот вопрос, ходил к городским властям... Ну, и что бы вы думали? -- Они посмеялись надо мной, как над дураком, да и только. И, конечно же, никаких денег не дали. Да еще и пожурили, что я, мол, несерьёзный директор, не о том думаю.

             Михаил Петрович слушал его, не перебивая, а затем лукаво заметил:

–  Можете смеяться и надо мной, я вовсе не против. Это будет ещё смешнее, чем в вашем случае, – он мельком взглянул на Вадима, – только… только я готов оказать вам эту услугу… бесплатно.

             Вадим гомерически расхохотался:

–   Лично Вы? Один?

–   Да, лично я, один, -- ответил Петрович.

              Директор мыслил практически: "Конечно, бывают на свете курьезы, но чтобы такой?! Партнеры, как водится, прежде всего, ведут речь о выгодной стороне дела. А тут – на тебе! Безвозмездно!" Он не знал, что сказать!

  –  Единственное, о чем бы я хотел попросить вас, – странный гость загасил сигарету, – так это выделить средства всего лишь на шпатлевку и цемент. Чек для отчетности, разумеется, я предоставлю. Это будет совсем недорого, поверьте. Остальное… Краску, грунтовку… Что там ещё? – Он несколько призадумался, – кисти у меня есть… Ладно, остальное куплю за свой счет. Не будем мелочиться.

              Изумлению директора не было предела, он чуть дар речи не потерял:

–  Ну, вы даёте, честное слово! – вымолвил он, – ну, скажите на милость, вам-то, вам зачем это надо? Пожилому человеку, что за интерес? Делать, что ли, нечего или здоровье лишнее? 

–  Зачем это мне? – Петрович грустно улыбнулся, – знаете, Вадим, не смотря на возраст, я и вправду очень занятой человек и, понятное дело, здоровье уже не то… Тут Вы абсолютно правы.

–  Вот и я о том же. Зачем же так бездумно нагружать себя?!

–  Что вы всё заладили: зачем да зачем? Грядет день рождения Пушкина – серьёзная дата! Или вы так не считаете? Вот мне бы и хотелось привести, наконец, этот маленький уголок сквера в порядок, чтобы чувствовался праздник. Сюда ведь много народа приходит, собираются поэты, читают свои стихи. Вам это известно?

–  Нет… – искренне признался директор. – Как-то раз я видел группу людей у памятника, но не придал этому никакого значения. 

Помолчав немного, Вадим Антонович спросил: «Всё-таки, объясните мне, пожалуйста, вот я никак не пойму, вы-то здесь с какого бока? Вы что, поэт или писатель?"

–  Да нет, я обыкновенный гражданин. Самый что ни есть обычный. Просто люблю всё прекрасное и не выношу разруху! Но местных городских поэтов знаю и ценю, и для них тоже готов постараться. Сейчас столько всего запущено и забыто! Культурные объекты приходят в упадок. Смотреть больно. Подумайте сами, неужели Александр Сергеевич не достоин хорошего памятника? А их, к слову сказать, всего три в Луганской области! И один, вот, извольте видеть, разваливается на ваших глазах. Это недопустимо.

             Михаил Петрович улыбнулся:       

–   Так вот, уважаемый, как я уже сказал, работать я согласен бесплатно, вы только, пожалуйста, сделайте то, о чем я попросил. Постамент этот, как ни как, должен состоять у вас на балансе и я подумал, что будет несправедливо, если вы совсем уж умоете руки, не поучаствуете в его реконструкции. А насчет: «нашел время» и «зачем мне всё это»? Знаете, молодой человек, когда сделаешь что-нибудь доброе, не важно что, на душе становится легко. Это точно. Да мне ведь еще и успеть надо! Я, к сожалению, уже не молод. Того и гляди уйду в мир иной. А стреляют сейчас или не стреляют… Ну, что ж поделать? Жизнь продолжается. Война всё равно рано или поздно кончится, а монумент этот, я надеюсь, будет стоять еще долго. Помните у Пушкина? – Петрович сделал широкий жест и пафосно процитировал: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный. Не зарастет к нему народная тропа». Так вот пусть и не зарастает!   

           Вадим изумленно глядел на собеседника. Старикан вначале ему так не понравился! Даже злил. Но, пообщавшись с ним, пришлось изменить мнение. Директор был просто обескуражен.

–  Разумеется, разумеется, – опомнился он, – можете располагать мной. Я выделю деньги и на цемент, и на шпатлевку, и даже двух пацанов дам, чтобы были на подхвате. Ну, там – подай, принеси! Распоряжайтесь ими по своему усмотрению.

             Теперь уже расхохотался Петрович:

–  Вот и хорошо, вот и договорились! Понятливый вы товарищ, Вадим! Впрочем, я это предполагал с самого начала. Значит, завтра и приступим. Что и говорить, приятно иметь дело с хорошим человеком!                

               Смеясь, они пожали друг другу руки и разошлись.              

               Вадим Антонович долго оставался под впечатлением этой встречи, затем запер кабинет и пошел в архив, находившийся в подвальном помещении. Ему не давала покоя мысль: кто же такой этот таинственный скульптор, изваявший Пушкина? Вдруг найдется о нем какая-нибудь информация?             

             Смахивая спадавшую на лицо паутину и спотыкаясь о всевозможный хлам, он стал осматривать стеллажи. Перелопатив горы документации, разыскал, наконец, пыльную, затертую донельзя папку, где и нашел сведения о бывшем скромном учителе, как выяснилось – черчения. "Досье" было скудным, протокольным, но Вадим решил серьёзно вникнуть в суть. Аккуратно сложив пожелтевшие от времени листы, унес папку с собой в кабинет.      

               За окном быстро темнело, не раз звонила жена, а он все никак не мог оторваться от чтения. Перед глазами невольно всплывали трагичные картины жизни бывшего фронтовика – «дела давно минувших дней». Директор думал о том, как много мы не знаем о прошлой войне, как часто забываем достойнейших людей! Этот, затерянный в архиве человек, неприметный преподаватель черчения, но скульптор по зову сердца, был самым настоящим героем, в полном смысле слова! -- Воевал, сидел в двух немецких концлагерях. Умудрился дважды бежать оттуда и чудом избежал расстрела. А впоследствии, израненный, искалеченный человек был еще и репрессирован советской властью. 

              Этим вечером многое изменилось в душе директора лицея. Будто бы накинул себе годков шестьдесят, будто бы сам побывал на Второй Мировой и совсем иначе, серьёзней и трагичней взглянул на войну нынешнюю. «Господи, – стонала душа его, – зачем это безумное кровопролитие? Кем мы теперь стали друг другу, вчерашние братья, плечом к плечу стоявшие насмерть, народы, спасшие Европу от фашизма?» В мозгу откликнулось – «врагами» и повергло Вадима в безысходную, тотальную грусть. Он вспомнил своих друзей, которые вернулись с боевых действий на Донбассе даже не в гробах, а в черных полиэтиленовых мешках. Вперемешку – русские с украинцами. Стало невыносимо.

                …Наутро из окна своего кабинета Вадим Антонович наблюдал, как даются Петровичу его добрые дела. Старик не на шутку усердствовал, часто курил, отходя от бюста на некоторое расстояние, чтобы увидеть допущенные огрехи. Склоняя голову, что-то оценивал, прикидывал. Затем снова возвращался к Пушкину и корректировал, исправлял… Без сомнения, в нем жил талантливый художник. Пот застилал глаза, судороги сводили ноги. Шаткая лестница, которой его снабдили, грозила развалиться в любую минуту! Но Петрович не обращал на всё это никакого внимания.     

               Незаметно окончились шпатлёвка, краска, эмаль… Сломалась истёртая кисть… Наступили сумерки. И вот, наконец, Александр Сергеевич приобрёл достойный вид.

               Мимо шли прохожие. Они откровенно восторгались внезапно преобразившимся памятником великому поэту. Столько лет стоял он потрескавшимся, запущенным, обсиженным городскими птицами... Еще чуть-чуть -- и развалился бы окончательно, превратившись в груду бесформенных камней.

            … Попрощавшись с директором, Михаил Петрович медленно шел домой. Он очень устал, но был спокоен и счастлив. В маленьком сквере городского лицея, он оставил подарок людям.                  

                 Стоя на крыльце, Вадим Антонович долго провожал его взглядом, борясь с непреодолимым желанием догнать Петровича, обнять и еще раз пожать его руку.                  

                                                    ***

                    После очередного артобстрела один маленький осколок всё же повредил памятник Пушкину, но слегка, в самом низу, у самой земли. Почти не заметно.