Элеонора Булгакова

В конце учебного года меня пригласили на авторскую встречу в одну из школ Ново-Водолажского района Харьковской области. В этом районе я уже объездила много лицеев и школ, но одна все-таки оказалась еще "необъезженной".
Зная, что дети обязательно захотят со мной фотографироваться, взяла в руки флешку, но подумала: – "еще потеряю" и оставила дома.
На все приглашения обычно отзываюсь с большой радостью и готовностью, потому что это –живые детские глаза, реакция на каждое моё стихотворение, на каждую песню, шутку, это – учителя, пораженные тем, как притихли или как подпевают мне их неугомонные дети.
Они сидят с такими же, как у детей, улыбками, и после встречи наперебой говорят, что не узнают своих детей. А ещё, это – почти часовая поездка по необыкновенно красивым местам Слобожанщины, ощущение оторванности от напряженной круглосуточной работы над текстами или за компьютером, над выпуском очередной книги, не отпускающей в отпуск мой мозг. 
Говорят, что наши живописные места напоминают Швейцарию. Не была, не знаю, но эту дорогу мне довелось видеть во все времена года, и каждый раз, преодолевая путь до Новой Водолаги, чувствовать себя уезжающей в отпуск, а дома, вечером, – такой обновлённой и отдохнувшей, как будто отсутствовала по крайней мере недели две-три. Всё потому, что за какой-то час щедро раскинула передо мной Украина роскошные, только что умытые дождём поля, с едва распускающимися цветами подсолнуха, поля, переходящие вдруг в глубокие овраги, в какие-то немыслимые сиреневые заплаты из неведомых полевых цветов. Ровнюсенькая степь вдруг превращается в невероятной красоты убегающий лесной массив, вздымающийся пригорками или горами, покрытыми таким развесёлым разноцветьем, какое есть у одного только Господа Бога. 
А облака... Их постоянно меняющиеся формы зовут выискивать в них образы каких-то невиданных или вполне знакомых по очертаниям зверей, угадывать лица и фигуры пышных красавиц с кудрявыми головками, рыцарей и замков. Они плывут, огромные и маленькие, грозовые и белоснежные, нагромождаясь и рассплываясь по неведомым велениям ветра, они завораживают своими метаморфозами, зовут, дарят надежду: – ну, не может быть, чтобы вся эта красота ушла навсегда в какой-то роковой день. Они – сама вечность... 
Если Вы думаете, что я сама пишу сейчас всё это, то ошибаетесь, потому что приблудившийся рыжий котёнок Брыська, нагло взобрался на клавиатуру и, бродя по ней, пытается внести свои коррективы. Котёнок крохотный, всего с ладошку, и я не могу себе позволить никаких репрессивных мер. У дочери на рабочем столе компьютера, будто выбежавший из-за угла, выглядывает такой же пушистик, подсвеченный сзади, от чего он кажется еще меньше и еще пушистей, и когда на рынке, в дождь и ненастье выскочил мне навстречу такой 
же точнюсенько, у меня не было сомнений, что это – наш. 
...На автобусной остановке в Новой Водолаге меня, как обычно, встретила верная поклонница – Алла Кононовна Телиженко. Собственно она и "пиарит" меня повсюду: и в больничной палате, где частенько лежит "на подзарядке", и в скучной или разозлённой очереди, и в детском саду, где работают люди с которыми знакома весь свой век. 
Не успели мы пройти и двух шагов, как к нам подошли две молоденькие женщины и пригласили в легковую машину. Оказалось, что из Новой Водолаги нам предстоял теперь переезд в Водолагу Старую, и еще несколько минут я могла любоваться просторами раскинувшейся передо мной панорамы, так и манящей пробежаться босиком. 
Машина остановилась на неширокой асфальтовой дороге, вьющейся по роскошному изумрудному густому ковру, привольно раскинувшемуся по обе её стороны. Простор украшали раскидистые, не мешающие друг дружке деревья, да редкие одуванчикизелёный . Слева от дороги я увидела вросшую в траву старую, одноэтажную, миллион раз белёную постройку типа барака, с окошками похожими на те, что мы привыкли видеть в кино на дореволюционных железнодорожных станциях. Такая же, но чуть длиннее, стояла и справа. Мне объяснили, что детей в школе немного, что слева – младшие классы, а справа – старшие.
Мы задержались на дороге, потому что директор школы не знала в какую из них меня вести: в "короткой" не было зала, где поместились бы все малыши, а в "длинной" – работала комиссия со старшекласссниками и они не хотели им мешать.
Пока шло обсуждение, я не вмешивалась в разговор, – пила воздух, наслаждалась простором, по которому, словно два белых пароходика, плыли эти два приземистых сооружения. От этого воздуха и от того что из своего обычного заточения я попала на такое раздолье, у меня слегка кружилась голова, как от лёгкого вина. 
 Ни деревенских хат, никаких других строений вблизи не было, только полоска асфальта да зелёный простор.
Оглянувшись я увидела, что по дороге приближается телега с двумя сидящими в ней мужичками. 
– Ло-о-шадь! – неожиданно для себя радостно и изумлённо вдруг воскликнула я.
Услышав свой собственный голос, я смутилась своей детской непосредственностью (в моём-то почтенном возрасте!), и вынуждена была пояснить:  
– Так давно живую лошадь не видела, – в Харькове всё – "вжик-вжик", машины – туда-сюда, или метро...
Женщины тепло и понимающе улыбались.
Тем временем телега подъехала к нам и остановилась т.к. мы продолжали стоять посреди дороги.
 – Может, давайте сфотографируем? – спросила Ирина Кимовна – директор школы.
Загорелые до черноты, возница со своим напарником, с утречка успевшие "принять на грудь", улыбаясь во всю ширь характера, с готовностью сошли с телеги, и с удовольствием приняли участие в неожиданном для них приключении. 
– Может, уздечку дать? – любезно предложил возница.
– А можно? – обрадовалась я.
Придерживая правой рукой на плече гитару, левой я взялась за ужасную железную цепь, (ничего себе – "уздечка"!) и, зная что за плечами стоят два "готовеньких", улыбающихся "ангела-хранителя", позировала, представляя себе какая же "крутая" будет фотография!
– У Вас флешка есть? – спросила Ирина Кимовна – директор школы. Как же мне было досадно, что я оставила её дома.
Успешно прошло моё выступление, и насладившись простором, пьянящим чистым воздухом, улыбками детворы, я ехала домой с охапкой ландышей, чувствуя себя абсолютно счастливым человеком, честно выполнившим свой долг.
В доме была гостья, – у дочери недавно прошёл юбилей, и празднование длилось несколько дней, т.к. друзья были из несовместимых сфер.
Дочь с удовольствием потчевала подружку. На столе было вино, сладости, а тут – я с ландышами.
Находясь под впечатлением от поездки, я не могла удержаться, чтобы не рассказать о своём конфузе и начала описывать забавную сцену.
– Ло-о-шадь! – дошла я до своего неожиданного возгласа, так нечаянно сорвавшегося с губ. Понятно, – утомилась в дороге, расслабилась от весеннего буйства зелени, потеряла контроль...  
– А лошадь говорит: – "Элеоно-о -ра!!!" – в тон мне с издёвочкой ехидненько подхватила рассказ дочь, забирая у меня ландыши. Мы все трое так рассмеялись, что не могли сдержать слёз.
–" У Вас флешка есть?" – обливаясь слезами, пыталась я продолжить диалог с директором школы.
– "А что такое – "фле-е-шка"?" – спрашивает лошадь, – продолжала комментировать дочь, и все трое мы хохотали, размазывая по щекам слезы, как дети.  
– Ничего себе – "смехотерапия", давненько мы так не смеялись, – сказала я, уходя к себе.
Дочь выше меня на целую голову, и в её снисходительно-издевательском тоне всё-таки чувствовалась какая-то ироничность, – с раннего детства ей "приходилось" смотреть на меня сверху вниз. Очень невыгодная позиция для мамы, не правда ли? 
Фотографию пока я так и не получила, – есть проблемы с интернетом, но зато с каким удовольствием вспоминаю: и как держала за узду старую клячу, и как сама, – такая же, 
стояла с гитарой, как стояли за спиной два улыбающихся конюха, как подтрунивала надо мной дочь, как безудержно мы до слёз смеялись. 
"Пара гнедых" – назвала бы я эту фотографию. Кстати, схожу загляну в словарь: – "подтрунивала", "приструнивала"... Я понимаю, что она "подшучивала", но что за корень в этих словах?
Усталая и счастливая вернулась я в свою берложку. Повсюду были разбросаны книги, папки, тряпки. Дочь уже успела расставить по вазочкам ландыши. Я присела у зеркала чтобы снять заколки.
На балконе неистовствовал наш голубой попугачик Кеша. ("Красивое имя, а, главное, – редкое", – вспомнила я и мысленно передала привет Эльдару Рязанову).
В золочёной клетке Кеши есть всё необходимое: вода, кормушка, мелок, колокольчики, но есть еще и бесценная четырёхгранная игрушка с зеркальными поверхностями, висящая на крючке, как китайский фонарик, вот с нею-то он и счастлив, – то выясняет отношения со своим отражением в этих вращающихся зеркалах, то не умолкая что-то ему тарахтит безумолку.
Проведя одиноко целый день, попугай обрадовался зажженному свету, а может и мне, и спешил выдать все свои коронные номера: 
– Прривет, Ке-ешечка! Инокентий хорро-о-ший! Кеша – рразбойник! Кеша кррепкий оррешек! Кешунечка –хоррошая птиччка! – здесь следовало несколько звуков абсолютно точно имитирующих звуки смачных поцелуев, – Кеша – оррёл! – громко выкрикивал он, удивительно отчётливо произнося согласные. 
Расчёсывая волосы и слушая его щебетню, я глядела в зеркало и видела усталую семидесятитрёхлетнюю... женщину, но в следующее мгновение в памяти побежали поляны, пригорки, перелески, счастливые улыбки детей и ... лошадь, к которой я ни с того ни с сего "прицепилась", (вот тут уж точно знаю, что корень слова – "цепь"!). 
– Элеонора тоже... ничего, – ответила я Кеше, встретив в зеркале неожиданно озорной взгляд.
 

г.Харьков
30.06.2010