Светлана Долгая

(Из цикла рассказов «Несколько историй из жизни творческой женщины»).

Осень барствовала: октябрь заявлял о себе желтизной спелых груш, толстощёкостью айвы, обилием разноцветных хризантем. Настроение портили только дожди, зачастившие с регулярностью прилежного больного в поликлинику.

Сегодняшний день не был исключением: с утра началась унылая дробь капель по подоконнику. Дождь не прекращался весь день, и немного стих лишь к вечеру.

На углу под фонарём стояла  одинокая толстая тётка со скрюченными то ли от холода, то ли от старости баклажанами. С головы до ног обёрнутая куском целлофана, торговка напоминала собой огромную сардельку.

- Забирайте, последние в этом году, - сказала она, складывая посиневшими руками баклажаны в Маринину сумку.

Марина машинально расплатилась и поспешила домой, где, в отличие от осенней безысходности, её ожидал сверкающий, загадочный мир шоу-бизнеса, в который она вот уже два месяца погружалась каждый вечер после работы вместе с персонажами своей повести «Свет юпитеров».

Это была проба пера в прозе, а ещё – побег от кастрюль, тазиков с замоченным бельём, орущего по утрам будильника в красивую жизнь.

Автор не поскупилась на её декорации: роскошные апартаменты звезды в элитном  небоскрёбе, шикарные наряды и дорогие автомобили, сверкающие огнями всемирно известные курорты, она описывала смакуя, подобно начинающему вегетарианцу, втайне мечтающему о сочной свиной отбивной.

Писательница так сроднилась с главной героиней Виталиной, что, казалось, не Виталина, а сама Марина преодолевает все жизненные перипетии звезды шоу-бизнеса: закулисные интриги, зависть конкуренток, их козни. И, конечно же, у героини была любовь с продюсером Валентином, который, в итоге, подло обманывает и предаёт свою возлюбленную.

Повесть получилась совсем маленькой. Дело близилось к финалу. Как и полагалось в произведении подобного жанра, напрашивалась трагическая развязка сюжета.

Марина оставила свою героиню на ступеньках небоскрёба после того, как та узнала об измене возлюбленного, объявившего, что уходит к визажистке.

Весь день на работе автор обдумывала способ самоубийства Виталины. Ничего лучшего, как сбросить её с последнего этажа небоскрёба, на ум не приходило.

Марина вошла в холодную, сырую квартиру. В ожидании отопительного сезона панельный дом впитывал влагу всеми многочисленными щелями и трещинами старого, изношенного организма. Особенно это ощущалось на первом этаже.

К приходу мужа надо было успеть приготовить ужин. Марина решила поджарить картошку и стушить баклажаны, которые очень любил Игорь.

Проделав привычные манипуляции у плиты, она выдохнула с чувством исполненного долга, присела к столу, взяла ручку и положила перед собой рукопись повести.

Запах жареного масла висел пеленой. Марина приоткрыла окно, в котором, будто только того и ожидая, возникла голова поэта Степана Зайченко. За  сочетание фамилии и добродушного нрава литераторы прозвали его Степашкой.

- Привет, мать! - широко улыбаясь, воскликнул Степан. Он улыбался всегда и везде. Наверное, даже спал с широкой улыбкой на лице.

- А чем это у тебя так вкусно пахнет? - потянул носом воздух поэт, как натасканный на поиск наркотиков пёс.

- Заходи, - вместо ответа на вопрос пригласила Марина.

Голова Степана мгновенно исчезла, и через минуту в прихожей появился он сам, улыбаясь ещё лучезарнее.

Вслед за Степаном вошёл незнакомый худощавый мужчина неопределённого возраста.

- Знакомьтесь, это Захар, - представил гостя Степан.

Захар с достоинством, как бы даже делая одолжение Марине, кивнул. Мужчины прямиком двинулись на кухню.

- Слушай, были сейчас на творческом вечере у Ильи Жадейкина, – ни поесть, ни выпить! - пожаловался  Степашка, вожделенно поглядывая на жареную картошку.

- Присаживайтесь, - поняла намёк Марина и поставила перед гостями тарелки с едой.

Двое голодных мужчин обрушились на съестное, как экскаваторные ковши на гравий. Степан, судорожно заглатывая пищу, умудрялся рассказывать подробности творческого вечера Жадейкина, а Захар поглощал еду молча, угрюмо уставившись в Маринину рукопись.

- Что это такое? - внезапно произнёс гость, прекратил жевать и воткнул в Марину острый, как шило взгляд.

- Где? - не поняла Марина.

- «Виталина, подавленная и уничтоженная, ползла вверх по ступенькам», - громко чеканя каждое слово, процитировал Захар. - Кто такая Виталина? - строго и даже как-то зло спросил он.

- Звезда шоу-бизнеса, певица, - робко ответила Марина.

- Звёзды не ползают, ползёт трактор по сельскому бездорожью.

- Она подавлена, у неё горе, - вступилась за неё как за родную писательница.

- Какое? Фонограмму заело во время концерта?

- От неё ушёл любимый человек, - пояснила Марина.

- Тоже мне, горе! Да у неё таких любимых ещё десяток, друг с другом в преферанс играют, - и Захар с решимостью хирурга, отсекающего аппендикс, вычеркнул приличный кусок текста.

Марина съёжилась. Захар продолжал читать и вычёркивать предложения. Над чем-то подхохатывал, чему- то удивлялся, поднимая брови, где-то иронично хмыкал, не забывая при  этом поглощать картошку с баклажанами. Содержимое сковородки и кастрюльки стремительно таяло. Марина внутренне металась между судьбой Виталины и участью своего голодного мужа, который должен был прийти с работы с минуты на минуту.

Она как бы невзначай отодвинула миску с остатками жареной картошки в сторону, чтобы спасти для Игоря хотя бы это, но рука непрошенного гостя вернула миску на место, а вторая уверенно выгребла содержимое в свою тарелку. Марина поняла, что это сражение было проиграно. Оставалась Виталина.

- Вы считаете, что известная певица не может по-настоящему любить? - бросилась в бой писательница.

- Может, может, - закивал головой Захар, расправляясь с оставшейся картошкой. - Даже очень может! Особенно любят олигархов, банкиров, политиков. Чем богаче избранник – тем сильнее его любят. Как только деньги заканчиваются,  – проходит и любовь.

Марина терпеть не могла циников. Как же ей хотелось вцепиться нахалу в физиономию или стукнуть его по намечающейся плешке пустой сковородкой!

- А герой-любовник что, трансвестит? - не без ехидства снова задал вопрос Захар.

- Почему?- удивилась Марина.

- Потому, что пользуется парфюмом Виталины. Вот же у вас написано: «Валентин взял с туалетного столика Виталины флакон дорого парфюма и распылил на себя пахучую жидкость».

- Я хотела подчеркнуть интимный характер их отношений, - пояснила Марина.

- Подчеркнули. Хорошо, что хоть платье Виталины на него не надели.

- Существует парфюмерия «унисекс», которая подходит и мужчинам и женщинам, - поучительно произнесла Марина.

- А кто кроме вас об этом знает? - заметил Захар. - И насчёт пахучей жидкости: к вашему сведению, её выделяют некоторые мужские особи животного мира: бобры, скунсы, некастрированные коты. А в данном контексте предпочтительно словосочетание «ароматная жидкость». Нет, читать это без анестезии  невозможно! - безжалостно вынес он вердикт и отодвинул от себя рукопись.

- У вас есть обезболивающее?

- Сейчас посмотрю, - Марина дрожащими руками выдвинула верхний ящик стола, в котором хранились лекарства.

- Вам что, анальгин, баралгин, пенталгин?

- Мне что-нибудь более действенное: коньяколгин, вискилгин, можно водкалгин.

Марина вспомнила о бутылочке с медицинским спиртом, который был подарен Игорю соседкой-медсестрой в благодарность за подвешенные на кухне шкафы.

- А спирт для компрессов подойдёт? - неуверенно предложила Марина.

- Конечно! Самое то! Мне жизненно необходим компресс для воспалённого мозга, - оживился Захар и по-хозяйски прошёл в ванную, как будто жил здесь всегда.

- Ты кого в дом привёл, Иуда? - свистящим шёпотом спросила Марина Степана, сверля его огненным взглядом.

Степашка невинно поднял брови домиком и часто заморгал белёсыми ресницами: - Это же Захар Подколюжный, литературный критик. Слышала, наверное?

Ещё бы Марина не слышала о Подколюжном! При упоминании его имени трясло мелкой дрожью многих литераторов, даже с уже состоявшейся творческой биографией. Пощады не было никому, поэтому литературная братия старалась не попадаться на его острый зуб.

- Ну-с, приступим, - раздался бодрый голос Подколюжного, по тону которого было понятно, что настроение у него значительно улучшилось. Критик со знанием дела разбавил спирт водой, и тут на пороге возник Игорь.

- Игорёк, хочешь, я тебе яишенку приготовлю? - забеспокоилась Марина, видя, как муж шарит голодными глазами по столу. Упёршись в ёмкость с прозрачной жидкостью, взгляд Игоря потеплел.

- Поэт? Прозаик? - по-деловому задал вопрос Игорю Подколюжный и протянул руку для приветствия.

- Мастер-отделочник, - с достоинством ответила за мужа Марина.

- Уважаю, - ничуть не смутившись, одобрил Захар. - Человек занимается своим делом, нужным обществу! - он сделал акцент на слове «своим» и выразительно посмотрел на писательницу.

- Кстати, а зачем Виталина ползла вверх по ступенькам? - обратился к хозяйке Подколюжный.

- Чтобы броситься вниз с верхнего этажа.

- А что, в элитном небоскрёбе лифт сломался?

Марина не знала, что ответить.

- Нет, этот вариант не подходит. Пока будет ползти по ступенькам – десять раз передумает. Надо её, милую, умертвить так, чтобы не воскресла, чтоб наверняка. И не вздумайте её реанимировать!

- Ну, прощай, Виталина! - и критик радостно опрокинул в себя содержимое стакана, отхватив с тарелки Игоря приличный кусок яичницы.

- Приятного аппетита! - чеканя каждое слово и вкладывая в голос всю ненависть, на которую только была способна, Марина забрала повесть и отправилась в комнату.

От рукописи не осталось почти ничего: это была уже работа не хирурга, а, скорее, патологоанатома или безжалостного палача из мрачного средневековья.

Красивая жизнь была обезглавлена и четвертована. В глаза бросилась фраза, помилованная

инквизицией: «Виталина смотрела на себя в зеркало и спрашивала своё отражение: А нужно ли мне всё это?»

Строчки застилал туман, несколько капель расплывались синими разводами и пузырили бумагу. У Марины было чувство, будто  бы она вернулась с поминок.

- А я говорю напарнику, - доносился с кухни начинающий плести кружева голос Игоря. - Ты плохой замес сделал. На таком ничего держаться не будет.

- Правильно, Игорёк, - соглашался зычный баритон Подколюжного. - Замес! Вот основа основ. Везде и во всём! И в литературе: что замесишь,из того и вылепишь. Главное – сюжет. Ты согласен?

- Нет вопросов, - с трудом отвечал Игорь.

На следующее утро Марина проснулась с ощущением, как будто её выпотрошили. Ей приснился Подколюжный, радостно месивший в тазике тесто, с возгласами: «Замес! Вот основа основ!»

«Надо будет пирожки испечь», - подумала Марина и обречённо направилась на кухню. О вчерашних гостях напоминали вымытые и расставленные в ряд Игорем тарелки (чтоб жена увидела и оценила).

Дождя не было. Застенчивое солнце, как бы спрашивая разрешения войти, робко проглядывало сквозь низкую облачную завесу. Но уже к полудню, бесцеремонно растолкав

косматые тучи, вальяжно разлеглось на выцветшей простыне октябрьского неба, одаривая остывающую землю почти летним теплом.

Марина поспешила на улицу. Она дошла до небольшого сквера, села на скамейку и, закрыв глаза, блаженно подставила лицо ласковым солнечным лучам.

Рядом сидели две немолодые женщины, как стало понятно из разговора, – бывшие школьные подруги. Одна рассказывала другой о своей жизни. История женщины так захватила Марину, что она сидела, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть говорившую.

Вот это был сюжет для повести, даже для романа! То, через что прошла эта маленькая, хрупкая с виду женщина, не придумает ни один писатель, а если придумает – ему никто не поверит, скажут, что такого не бывает. Вот где был настоящий замес из жизненных испытаний: преодоления, любви, предательства, горя и радости, – всего того, что посылает человеку жизнь, как бы проверяя – выдержит или нет.

Потрясённая, Марина вернулась домой. Взяла рукопись своей повести, ещё раз пробежала глазами по тексту и, как внезапно прозревший слепой, увидела всю примитивность сюжетной линии, несостоятельность повествования и убогий финал.

«Как я могла написать такую чушь?» - удивилась она сама себе. - «Что за бред половонезрелой барышни?» И со словами Подколюжного «Прощай, Виталина!» Марина выбросила рукопись в мусорное ведро. Сожаления не было. Было облегчение от понимания истины. Марина твёрдо знала, о чём напишет свою следующую повесть.