Лора 

ЗЕЛЬДОВИЧ

Пусть другой гениально играет на флейте,
Но ещё гениальнее слушали вы.
                                                  А. Дементьев

1

Она стихов не писала, но она умела их слушать. Он любил читать ей свои стихи. Ему нравилось, как она затихала, почти замирала, словно весь её мир сосредотачивался на нём. Она впитывала слова, проникаясь каждым из них, будто ничего более важного не было на свете. Казалось, сам мир концентрировался вокруг них, замирая и прислушиваясь вместе с ней. Слова становились событиями, заменяя собой то, что для окружающих было реальностью, вознося их обоих на другие орбиты, уводя от повседневности с её суетой и заботами.

Им нравилось идти куда глаза глядят, читая друг другу стихи любимого ими поэта, декламируя их то по очереди, то вместе, строка за строкой. Их город дарил им пустынные улицы, в тишине которых шаги и слова звучали глухо. Слова опять были главой всему, они сближали их, давая ощущение ни с чем не сравнимой общности и уединённости. Им не мешало, что редкие прохожие бросали на них удивлённые взгляды. Им было достаточно своего взаимного понимания того, что было значимо и ценно; в эти минуты мир опять прислушивался к ним, только они этого не осознавали. Они принимали это, как данное, само собой разумеющееся.

Двое на улицах засыпающего города, соединённые поэзией, делили друг с другом свой мир. Они не задумывались о том, что ожидало впереди. Настоящего было достаточно, в нём было легко и понятно. Было так просто, что казалось, нечего было терять………

2

Письмо не было послано. Оно не было дописано. Оно чудом сохранилось, как свидетельство давних отношений. Оно попало к нему через чужие руки. С пожелтевшего, в школьную клеточку листка, исписанного почти забытым круглым почерком, шквалом налетел и накрыл его волной неожиданных эмоций голос из прошлого.

«Я не обращаюсь к тебе по имени, хотя оно звучит так настойчиво в моём сознании, как будто я произношу его громко, словно зову и не нахожу отклика. Впрочем, так и есть. Ты не слышишь моего голоса, мне не докричаться до тебя. Если бы ты был готов прислушаться, то шёпота было бы достаточно. Сейчас же и крик не поможет. Я не люблю крика, ты это знаешь. Куда лучше тишина. Молчание взаимопонимания. Это было возможно, но исчезло, и я не ищу причин. Не так важно, почему, важнее, что это произошло, и теперь нас разделяет непреодолимое расстояние. Это расстояние длиной в непонимание. Трудно понять, как жить без того, что связало нас когда-то. Пустота внутри оглушает. Многолюдные улицы оглушают пустотой. В них нет твоих шагов, твоего голоса. Нет, не правда, - есть, но не для меня. Мне же надо учиться жить тем, что хранит память. Память ведёт меня по знакомым улицам и возвращает знакомые интонации. Я слышу твои стихи, я стараюсь улыбаться вопреки спазмам, сжавшим горло. Никто не будет слушать тебя, как слушала я. И ты не будешь так их читать, как читал мне. Чтобы ты мог, надо уметь слышать. Но ты этого ещё не знаешь…….»

3

Знакомые улицы оглушали его пустотой. Они не были безлюдны, но для него они были пусты. Он был один. Так давно это было, что, казалось бы, не припомнить, но долго дремавшая память возвращала его в былое. Бесцельные прогулки по привычным маршрутам старого города, где шаги и слова звучали глухо. Внимательный взгляд тёмных, тёплых глаз. Стихи читались легко и естественно. Тогда это казалось простым, само собой разумеющимся. Стихи были в нём, она только их слушала; казалось, - так будут слушать и другие. Жизнь развела, говорил он себе. Её следы затерялись. Тогда это не очень его тревожило. Отчего же сейчас сдавило горло?

Стихи не читались. Стихи больше не писались…

2018, Чикаго