·                        

В первый же день своего пребывания в штабе я увидел красивого (особой суровой мужской красотой), атлетически сложенного генерала в безупречно сидевшей на нём форме. Он резко контрастировал с моим непосредственным начальником, являвшим его полную противоположность. Все офицеры дивизии, не говоря уже о прапорщиках и солдатах, до мелкой дрожи в коленях боялись его. Согласно уставу я должен был быть представлен своим непосредственным начальником («Черномором» в полковничьих погонах) генералу, но, видимо, решив, что я недолго пробуду возле него, последний пренебрёг этим. В результате меня так и не представили как офицера штаба командиру дивизии. Между тем я уже третий месяц служил в штабе, исполняя свои обязанности.

Зима в 1986 году в Германии случилась необычно суровая и ранняя. Уже в ноябре ударили морозы под -20, а в начале декабря на земле уже лежали высокие снежные сугробы. Для местных жителей подобные погодные аномалии были сродни катастрофе. «После таких морозов выживут только русские», – невесело шутили они. А, между тем, мой квартирный вопрос никак не решался. Дата родов жены неумолимо приближалась, а все просьбы о выделении квартиры игнорировались моим руководителем. Каждый раз ему было не до того. Обращаться к командиру дивизии было категорически запрещено – дивизия готовилась к проведению пятисоткилометрового марша для молодых водителей.

Для обеспечения безопасности совершения марша все офицеры управления назначались «старшими» машин, что означало сидеть рядом с водителем и контролировать его управление автомобилем. Учитывая сложную дорожную обстановку, марш совершался единой колонной в ночное время на дальность 250 километров, где колонну уже поджидали бензозаправщики. Дозаправив автомобили, водители также организовано колонной возвращались в места постоянной дислокации, завершив таким образом это учебное упражнение. В идеале всё выглядело безупречно. Но на практике зачастую на половине пути техника ломалась. Нередки были случаи ДТП, когда нетерпеливые немцы, пытаясь обогнать колонну, растянувшуюся на несколько десятков километров, попадали под колёса мощного «Урала», управляемого каким-нибудь Оглы Махмуд Абльбековичем, получившим права за пару баранов. Причём ответственность за случившееся вместе с водителем нёс в равной степени и «старший» машины.

Мне достался бензиновый «Урал», монстр и ужас немецких дорог. Существовал даже стишок, посвящённый этому чуду советского автопрома, придуманный немецкими автолюбителями: «Посмотри налево, посмотри направо – нет ли русского "Урала”». А ещё его называли «танк на колёсах». Обладая сумасшедшей мощью, был плохо управляем, так как никакого гидроусилителя руля не существовало, и, порой, тщедушному водителю приходилось всей массой тела наваливаться на рулевую колонку, чтобы повернуть многотонную махину. Заправлялся он исключительно 93 бензином, а расход топлива составлял почти 100 литров на 100 километров. Водитель мне достался хоть и русский, но от этого не более умелый. Каждый раз при очередном повороте начинал паниковать, суматошно переключая передачи и забывая отжать сцепление, отчего двигатель глох, и с каждым разом требовалось всё больше усилий, чтобы запустить его вновь. В конце концов машина встала окончательно. Вызвав по рации буксир, я вышел на обочину и стал дожидаться попутного автомобиля в обратном направлении. Мороз поджимал нешуточный. Несмотря на то, что я был в полушубке и валенках, через полчаса понял – ещё немного, и моё замёрзшее, бездыханное тело заметёт на обочине немецкой дороги.

На моё счастье вскоре остановился мощный заправщик, так и не переливший горючее и возвращавшийся назад. Молодой прапорщик, старший машины, гостеприимно помог мне расположиться на широком сиденье, и я, разомлевши от тепла и тихого гула мощного мотора, заснул, привалившись к спинке кресла. Проснулся от сильного толчка в бок. «Товарищ старший лейтенант, мы чей «Уазик» с мигалкой обогнали?» – испуганные глаза прапорщика не мигая смотрели мне прямо в рот. «А какой у него номер?» – холодея от недоброго предчувствия, спросил я. «Два нуля сорок один!» – слова с цифрами номера прозвучали похоронным колоколом у меня в ушах. Это была машина командира дивизии, идущая во главе колонны! Весь ужас произошедшего предстал перед моим мысленным взором: бензозаправщик с полной загрузкой горючего, на скользкой дороге, со скоростью, превышающей установленную, по встречной полосе обгоняет всю колонну и (о ужас!) самого комдива, возглавляющего колонну! От услышанной новости прапорщик едва не лишился чувств. Свирепость комдива по отношению к нарушителям была хорошо известна всем. Звук приближающейся сирены подтвердил наихудшие опасения. Вскоре «Уазик» обогнал нас, а рука с полосатым жезлом, высунутая из окошка, повелительно потребовала принять вправо и остановиться.

Уперев руки в бока, комдив молча ожидал, пока наша троица представится ему. Первым он обрушился на водителя: «Сынок, тебе ведь ещё девушек любить нужно, детишек родить! Тебя же мамка дома ждёт, за что же ты её так не любишь?! Зачем на тот свет торопишься?! Ну, если старший машины – самоубийца, пускай выйдет из автомобиля и застрелится. А тебе ведь ещё жить и жить! Ты же мог и сам погибнуть, и кучу народа с собой унести. У тебя за спиной десять тон горючего! По мощности взрыва равносильно авиационной бомбе!» Следующим был прапорщик… «А ты п….к-убийца?! Тебе себя не жалко, хрен с тобой, но дети у тебя есть?! А их за что ты так?! Своих не любишь, а к чужим тебя и близко подпускать нельзя! Документы мне на него, в течении 24 часов откомандировать в Союз к ё….й матери! Духа его чтобы здесь не было!» Всё это время я обречённо ждал своей очереди… То, что откомандируют в Союз – понятно, уберут с понижением – ясно, разжалуют до лейтенанта или оставят старлеем – вот в чём вопрос. «Ну а Вы, кто такой и как здесь оказались? – так мне самому в таких, мягко говоря, непростых обстоятельствах пришлось представляться командиру дивизии. – Ну и что с того, что Вы не «старший» машины? Вы офицер штаба управления дивизии! Вы обязаны были принять меры! Ах Вы заснули?! Спящий красавец! Туды его через коромысло! Завтра ко мне на «ковёр»! Я ещё подумаю, нужен ли мне такой офицер в дивизии!»

Прибыв в штаб, доложил начальнику политотдела о происшествии. Выслушав скулёж последнего, что я его подставил, что он будет только рад, если комдив меня выпрет из дивизии, молча развернулся и вышел из кабинета, не спросив разрешения. Мне уже было всё равно. После пережитого я успокоился и решил – будь, что будет. Хуже и так некуда: «ко двору не пришёлся», квартиры нет, попал под раздачу командира дивизии, хоть и не виноват…

С утра я был в приёмной у комдива. «Вы ко мне? Заходите, садитесь. Расскажите мне о себе», – смотрел он неожиданно доброжелательно и ободряюще. Под этим взглядом я успокоился, постепенно рассказал о том, где и в каких должностях служил, что уже три месяца живу без семьи, а жена в положении. Говоря это, всё время ждал, когда он перейдёт к обсуждению вчерашнего происшествия. «Адъютант, – обратился он по селектору, – отменить утреннее совещание. Вызвать ко мне немедленно начальника КЭЧ и заместителя по тылу!» Я ничего не понимал. «Разрешите идти, товарищ генерал?» – «Нет, останьтесь». Через пять минут за столом для совещаний сидели грузный зам по тылу, фривольно накрашенная дамочка бальзаковского возраста – начальница КЭЧ (квартирно-эксплуатационная часть) – и я, совершенно сбитый с толку старший лейтенант.

– Что у нас с квартирами, товарищ полковник? – обратился Владимиров к заместителю по тылу.

– Свободного фонда нет. Более конкретно ситуацию по гарнизону может осветить начальник КЭЧ, – с ходу перевёл он стрелки на дамочку.

– И у меня ничего свободного нет, – мгновенно отреагировала последняя. – Вы же сами знаете, товарищ генерал, – кокетливо стрельнула подведёнными глазками.

– А ещё я знаю, что ты живёшь одна в двухкомнатной квартире, – парировал генерал. – Так вот, если ты через 20 минут не найдёшь свободную трёхкомнатную квартиру для старшего лейтенанта, отдашь ему свою. Всё понятно?! На этом совещание закончено. А ты, – он обернулся ко мне, – ждёшь в приёмной результат, о котором доложишь лично мне.

Надо ли говорить, что квартира была найдена уже через десять минут? А ещё через полчаса с ордером в руках я подошёл к дверям квартиры, в которой мне предстояло жить. Она принадлежала так называемым спортсменам, которые выступали за клуб ЦСКА, имели воинские звания, но ни разу в военной форме замечены не были. Вели они богемный образ жизни, максимально, в полном объёме демонстрируя свои хорошо развитые физические кондиции окружающим. Эту квартиру они использовали в качестве склада под какие-то лекарства, как я тогда думал. Теперь-то можно с большей долей уверенности предположить, что это были тогда ещё неизвестные широкой публике допинговые средства. А тогда, вскрыв квартиру и увидав огромное количество коробок с какими-то пилюлями, я даже посочувствовал бедным «больным» спортсменам, вынужденным помимо госпиталя содержать такое огромное количество лекарств впрок для себя. Была она крайне запущена, но какое это имело значение? Это была МОЯ квартира! Не знаю, был ли тогда человек более преданный комдиву, чем я. С той поры между нами установились какие-то особые отношения. Он стал интересоваться моей службой, а я стал всё больше в своей работе опираться непосредственно на распоряжения комдива. Разумеется, это вызывало раздражение и зависть у моих коллег, но трогать напрямую опасались. А нам с Владимировым предстояло пережить новый виток в наших отношениях, вызванный приездом с гастролями в Германию легендарной киноактрисы и певицы Людмилы Марковны Гурченко. Но это было ещё впереди, тогда я и предположить не мог, насколько в будущем плотно переплетёт нас судьба с генералом. Но об этом в следующих рассказах.