Сергей Ольков


Из сказочной реальности
 
Виктор Петрович никоим образом не мог предполагать, что выход на пенсию втянет его в историю, которая со временем будет казаться ему все более и более невероятной, похожей на бредовый сон, а не на реальные события. Он далек был от мысли, хотя бы однажды, рассказать о случившемся с ним кому бы то ни было, даже своей жене, не без оснований подозревая, что после его рассказа она поспешит направиться с ним к психиатру для выявления психических отклонений, вызванных переходом его организма к жизни на пенсионные начисления.
   Ему все тягостней было чувствовать себя ходячей кастрюлей, в которой, не остывая, бурлят воспоминания о случившемся с ним происшествии. Когда стало совсем невмоготу, он сбросил крышку молчания и откровенно поведал свою историю, махнув рукой на чужое мнение. «Умный человек поймет, а мнение дурака никого не интересует», - так говаривала его бабушка в далеком детстве, не подозревая, что через много лет слова эти не раз будут вселять в ее внука уверенность.
 Началось все с того, что на банкете по поводу его ухода на пенсию кто-то взял и подарил Виктору Петровичу конверт с лотерейными билетами. В этом юбиляр не усмотрел никакого намека на то, что он наконец-то может стать миллионером, избавившись от необходимости ежедневным трудом зарабатывать на жизнь.
Наткнувшись на конверт с билетами спустя какое-то время, Виктор Петрович с любопытством открыл его. В билете надо было зачеркнуть пять номеров и оставалось ждать результата в виде миллионных выигрышей согласно рекламным плакатам. Только и всего?! Виктор Петрович с удовольствием зачеркнул пять номеров и не поленился сходить в соседний супермаркет, где работал лотерейный киоск. Он не ожидал, что с этого момента в преснятину его жизни упадет изюминка интереса, придающая пикантный вкус окружающей действительности в виде ожидания результатов, и название той изюминки было НАДЕЖДА.
Результаты тиража он смотрел по компьютеру в тот же день. Все было очень просто. Доступность лотереи, наглядность розыгрышей в прямом эфире интернета внушали полную уверенность в честности и организаторов, и результатов розыгрышей, удача в которых зависела только от тебя, от твоей руки, зачеркивающей номера в билете. Не угадал - сам виноват, и никто более, в чем ты можешь убедиться, не отрывая глаз от монитора компьютера, на котором из барабана с названием лототрон вылетают волею судеб, а не чужой руки, шарики с номерами. Компьютер, заправленный умной головой, выдаст тебе и количество игравших билетов, и число выигрышей, и сумму выигрышей. 
Успех не заставил себя ждать. В своей первой игре Виктор Петрович угадал пару номеров и на выигрыш окупил стоимость подаренных билетов, но счастливчик почувствовал себя чуть ли не избранником небес, которые намекали ему на свою благосклонность. Птица удачи вильнула хвостом перед самым его носом, игриво дразня, и Виктор Петрович почувствовал от этого хвоста запах шальных миллионов.
 С тех пор и началось. Он никогда не терял от азарта голову в ущерб кошельку. Но теперь Виктор Петрович оправдывал себя тем, что играет помаленьку, покупая каждый раз всего один билетик. Разве это много?– оправдывал он сам себя, когда на следующий день его снова тянуло к заветному киоску, пропитанному запахами миллионов, и он покорно шел туда, подгоняемый ее всемогуществом НАДЕЖДОЙ. Он не признавался жене, но каждый день у него вдруг возникали проблемы, из-за которых надо было бежать в супермаркет, чтобы потом, вечером, тайком от жены, он мог забраться в компьютер и найти нужный тираж.
Дни шли за днями, а его надежда, которую он сам себе выдавал за уверенность в победе над магическими числами, эта надежда не хотела раскрывать для него свои объятия, оставаясь недосягаемой за реальностью безрадостных результатов. Виктор Петрович к своему пенсионному возрасту был избалован действительностью, в которой ему все давалось легко, поэтому он не терял уверенности с привычной легкостью достичь желаемого.
Подобно тому, как алкоголик твердо уверен в том, что в любой момент может бросить пить, но не хочет этого делать, так и Виктор Петрович считал свое новое увлечение безобидным баловством, которое он может бросить в любой момент, но не сегодня, потому что завтра обязательно выиграет.
С началом дачного сезона они с женой переехали на дачу, и это внесло некоторое спокойствие в жизнь Виктора Петровича. Отдаленность киоска успокаивала его, но пару раз в неделю он все равно срывался в город, неожиданно обнаруживая на даче отсутствие гвоздей, саморезов, изоленты или сахара, и при этом для маскировки шумно выражая свое недовольство. Но все было тщетно. Билеты его не превращались в выигрыши.
Их дачный поселок находился на краю леса. Однажды вечером Виктор Петрович возвращался из леса, тайком срезав себе березку для черенка новой лопаты. Он мало-мальски обстругал ее, придав вид палки. Поселок был обнесен высоким наружным забором, подходя к которому, Виктор Петрович в наступающих сумерках вдруг услышал шорох и приглушенный стон. Виктор Петрович остановился, прислушался. Тишина. Он двинулся с места и снова услышал стон и нечленораздельное кряхтенье. Звуки раздавались в стороне и словно из-под земли. Никаких криков о помощи.
- Может, это собака? - подумалось Виктору Петровичу. Он повернул с тропинки в сторону звуков, к лесу. Пройдя несколько шагов, он раздвинул кусты и чуть не провалился. За невысокими кустами акации, тянувшимися по кромке леса, он успел разглядеть в земле черную дыру правильной круглой формы. Видимо, хотели когда-то вырыть общественный колодец или мусорную яму, о чем сама дыра вряд ли уже помнила. 
- Кого же черт туда занес? - подумал Виктор Петрович, осторожно заглядывая в дыру, диаметр которой был чуть больше метра. Оттуда снова раздался шорох. Виктор Петрович склонился над заброшенным колодцем, но тот сверху донизу оказался заполненным черной непроглядной мглой с запахом псины, ударившим в нос, словно в подтверждение его догадки. Виктор Петрович возмутился:
-   Безобразие! Тут не только собака, любой может провалиться! -  Он понял, что надо идти за фонарем и за лестницей, но прежде, чем удалиться, Виктор Петрович осторожно сунул свой будущий черенок вглубь колодца, прикидывая его глубину. Он уже опустился на колени и безуспешно опускал палку все глубже, убеждаясь, что без фонаря и лестницы не обойтись. Запах псины был нестерпимым.
Вдруг он почувствовал резкий рывок, словно кто-то внизу пытался вырвать палку у него из рук. Крепко сжимая палку руками, стоя на коленях, он всем телом потянулся назад, от черной дыры. Палка невидимой тяжестью тянула вниз, потом вдруг резкий рывок, еще рывок и лицо его ощутило движение воздуха из дыры, еще более усиливавшее и без того мерзкий запах псины. Еще рывок снизу и перед ним, отпрянувшим от дыры, взметнулось вверх, оттуда, из темноты, черное лохматое пятно с куском веревки. Палка, освободившаяся от тяжести и рывков, словно отбросила Виктора Петровича от колодца, и он неуклюже опрокинулся на спину с зажатой в вытянутых руках палкой. 
Не успев опомниться от падения, он перевалился набок и сел под кустами акации, выпустив палку из рук и не спеша подниматься на ноги. Вокруг стоял запах псины. Невдалеке от него копошилось существо, которое он принял было за лохматый комок с куском веревки. Существо это совсем не походило на собаку. Покрытое густой черной шерстью, оно стояло на двух ногах и верхними конечностями, как руками, отряхивало, расправляло и чистило со всех сторон, сверху донизу свои густые шерстяные лохмотья, клоками торчавшие во все стороны. Верхние конечности существа, действительно, оказались самыми настоящими руками, до кончиков пальцев заросшими густой шерстью. Ловкие пальцы быстрыми движениями выдирали из шерсти многочисленные колючки, листья, ветки, облепившие фигуру со всех сторон. Виктор Петрович сидел, замерев, боясь своим движением или дыханием спугнуть это видение. Он рассматривал существо, занятое собой и не обращавшее на него ни малейшего внимания.
Виктор Петрович успел разглядеть, что существо было маленького роста, не более полутора метров. Ноги его, подобно лошадиным, заканчивались аккуратными копытцами, торчавшими из-под густой черной шерсти. В сгущавшихся сумерках удалось разглядеть голову беспрерывно копошащегося существа. У Виктора Петровича не повернулся бы язык назвать лицом то, что он увидел на странной голове. Да и как можно было назвать лицом ту рожу, украшением которой был молодцеватого вида поросячий пятачок, блестевший в вечерних сумерках бликами полированного рояля?! Рожа вся была покрыта густой щетиной, под которой угадывался беззвучно шевелившийся рот, да сверкали искорками глазенки из стороны в сторону. Помимо пятачка голову украшали по бокам небольшие уши, а сверху на голове торчали, не бросаясь в глаза, самые настоящие рожки в виде небольших бугорков, не способные в случае надобности устрашить врагов или отпугнуть возможных друзей. Они выглядели элегантней всего в этой взъерошенной, облепленной репьями фигуре.
Существо продолжало крутиться на месте, очищая свои бока. Из-за спины фигуры, ниже пояса, дернулась в сторону толстая веревка с узлом на конце. Веревка вздрогнула и беспомощно повисла, словно переломленная посередине.
Лишь когда Виктор Петрович понял, что никакая это не веревка, а хвост с кисточкой, ему стало ясно, кого он вытащил из дыры.
- Надо же мне было черта вспомнить! – запоздало ругал он сам себя, воспринимая все происходящее, по привычке, в шутку. Он сидел и не мог совладать с мыслями, отказывавшимися верить в происходящее, потому что мысли его были детищем его сознания, закованного в броню трехмерных мироощущений, не допускавшего никаких потусторонностей за исключением голливудской чертовщины. Он сидел и не испытывал чувства опасности или страха, разглядывая фигуру, оказавшуюся чертом.
 За эти минуты ему пришлось удивиться тому, насколько образ, описанный в литературе, а потом воспроизведенный в кино, совпадает с реальным персонажем.       - Да, - подумалось ему. - Не зря, видимо, говорится, что информация дается свыше тому, кто творит, а удел остальных – верить этой информации или не верить.
 Виктор Петрович до сих пор помнил шокирующее впечатление, которое он испытал в младенческие годы, когда впервые, по маленькому черно-белому телевизору ВОЛХОВ, увидел живого черта в фильме «Вечера на хуторе близ Диканьки». После того фильма ему, не умевшему читать, много лет не давал покоя вопрос, этот вопрос неотступно мучил его своей безответностью и буквально преследовал. Тогда, в детстве, он никак не мог понять кто такой «близдиканька», и даже смысла фильма он не понимал, поэтому и запомнился ему тогда один только чарующий своим жутким видом черт. Загадка «близдиканьки» преследовала его много лет, пока он не научился читать и своими глазами не прочел название повести. Ему смешно было вспоминать, сколько понадобилось лет, чтобы выдернуть из его головы занозу того детского вопроса.
Виктор Петрович до сих пор помнил, как он, малыш, смотрел на экран широко раскрытыми глазами, где черт вытворял свои проделки. Он дивился его рогам, хвосту, поросячьему пятаку – все как у реального черта, стоявшего сейчас перед ним собственной персоной. Слов у Виктора Петровича не было.
- Ну что? Так и будешь сидеть? – вдруг услышал он. Голос у черта оказался  приглушенным, не с хрипотцой, а со скрипом. Виктор Петрович молчал, не пытаясь ни защищаться крестным знамением, ни спасаться бегством. Видя его спокойное поведение, черт тоже был спокоен:
- Ну, да… Хочешь – не хочешь, а ты спас черта, да-а, - продолжал он скрипеть.       - Хоть я тебя об этом и не просил, да-а. -  он сделал паузу, заканчивая наконец чистку своих боков от колючек и лесного мусора. 
- Но должен признать, что сам я не смог бы выбраться, - продолжал он скрипеть.     - До чего же вы, люди, Землю довели, что у вас тут сам черт ногу сломит?! Как вы сами–то здесь живете еще?! – Он осуждающе покачал головой, словно перед ним сидел виноватый школьник. - Меня угораздило застрять в яме и сломать хвост, а без него я бессилен и если бы не ты, человек..., – голос его странно скрипел в вечернем полумраке. Виктору Петровичу казалось, что прошла целая вечность, хотя на самом деле он находился возле дыры несколько минут. Черт продолжал скрипеть, почти не раскрывая рта: 
- Я бы даже помощь не смог вызвать, зажатый в колодце. Ты вроде бы и не собирался меня спасать, но я воспользовался тобой, и теперь я твой должник.
 Черт осторожно зажал одной рукой хвост в надломленном месте, а другой рукой взялся за кисточку на конце хвоста: 
  -  Когда поправлю свои дела, я тебя найду. Ты не пожалеешь об этой встрече, - продолжал он скрипеть. - Я слуга Зла, но тебе должен отплатить добром за твое доброе дело. Мне это будет не противно сделать,  - вдруг хрюкнул–хихикнул он.         - Даже приятно. У вас тут, наверху, теперь то, что один считает добром для себя, выходит большим злом для остальных, - он снова хихикнул, -  Сейчас легко работать. Ну, до встречи, - хрюкнул он на прощание, подмигнул и осторожно махнул с помощью руки кисточкой хвоста. Виктор Петрович так и не успел произнести ни слова. Ему показалось, что из кисточки хвоста поднялось облачко пыли, оно мгновенно окутало черта плотной завесой. Через мгновение облачко рассеялось, оставив возле дыры одного Виктора Петровича, который продолжал сидеть в той же позе. Вместо запаха псины стоял приятный запах озона, как после сильной грозы.
- Бред какой-то! – наконец произнес Виктор Петрович и поднялся на ноги, опасливо оглядываясь на черную дыру, глубины которой он так и не узнал. С трудом отыскав в наступивших сумерках свою палку, он продолжил путь на дачу, твердо решив ничего не рассказывать жене, зная заранее, что она переполошится и побоится ночевать на даче. Тогда плакала его утренняя рыбалка и его червяки, банка с которыми была приготовлена у крыльца. «Нет уж, дудки!» – решил он для себя и так же решительно забыл про странное происшествие. Забыл до осени, а осенью оно само напомнило о себе.
Дачный сезон закончился. Они с женой вернулись в город, и Виктор Петрович снова зачастил тайно в лотерейный киоск, безуспешно пытаясь угадать хотя бы одну цифру. Все было тщетно. Выпадавшие шарики с номерами упорно лавировали между теми номерами, которые зачеркивал Виктор Петрович. Он всегда верил в свою удачу и теперь в его голову стали закрадываться подозрения. Ему казалось, что между ним и его удачей незримой стеной стоит компьютер, запрограммированный хитрой головой так, что сеть его программы фильтрует комбинации всех билетов, после чего выдает беспроигрышный для хозяев лотереи вариант. Но ведь это были всего лишь подозрения Виктора Петровича от досады на свои неудачи и не более. Таких как он, обреченных на доверие к компьютеру, в каждом тираже были тысячи.
Однажды вечером, когда жена уснула, Виктор Петрович неслышно прокрался в свою комнату, где на столе его ждал компьютер с результатами очередного тиража. Он вошел и вздрогнул от неожиданности, не успев включить свет. На краешке письменного стола, на фоне окна, освещенного снаружи огнями улицы никогда не засыпающего города, Виктор Петрович увидел силуэт, над головой которого торчали маленькие рожки. Одновременно он ощутил резкий запах псины, который, вроде бы должен заполнить всю квартиру, но в коридоре, как вспомнил Виктор Петрович, ничего подобного не ощущалось. 
- Не надо включать свет, - услышал он в темноте тихий скрипучий голос, который его не испугал. Черт сидел на краешке стола в непринужденной позе, словно в знакомой обстановке и кисточка его хвоста, за спиной, медленно скользила по столу из стороны в сторону. Черт мотнул головой. Пятачок сверкнул черным блеском в слабых лучах уличного света, проникавшего через окно. 
- Присаживайся, - кивнул он как гостю, Виктору Петровичу в сторону кресла у двери. - Все вы гости в этом мире. Будь как дома, - негромко скрипел черт в полумраке. Слов у Виктора Петровича опять не было, но черту они были и не нужны. В этом концерте он был и первой скрипкой, и автором. 
- Это хорошо, что ты не боишься, - скрипел он. - Видишь, - он кивнул в сторону гулявшего по столу хвоста. - У меня теперь все в порядке. Пришлось полностью хвост менять. Я снова в силе. Не хочу быть твоим должником. Говори свое желание. Оно будет исполнено. Только одно условие! Обычно в церкви вы, люди, просите всякую ерунду, которую в руках не подержать: здоровья себе или родне, счастья какого-то, спасти кого-то или помочь кому-то. Все это не по моей части, - черт вдруг хрюкнул и шерсть его ощетинилась на спине. - Проси что хочешь – деньги, дом, машину, самолет, яхту или тому подобное, - закончил он свой скрип с деловыми нотками в голосе. - И закончим с этим. Ну-с? - Голова его склонилась набок в знак полной готовности ее хозяина к действию.
Виктор Петрович, удобно устроившись в кресле, понял, что пришло время говорить, и он заговорил, слегка волнуясь, как и любой человек, оказавшийся в его ситуации. Но заговорил он не совсем о том, что предлагал ему черт, неожиданно для черта и самого себя. Впоследствии Виктор Петрович до конца жизни будет задавать себе вопрос о том, что побудило его высказать черту свою просьбу, свое желание, далекое от здравого смысла практичного человека. Неужели причиной тому была загадочная русская душа, о которой испокон веку любят судачить за границей все, кому не лень? Поди в ней разберись. А на Руси всегда проще говорили: «Чужая душа – потемки». Виктор Петрович, конечно, не мог не считать свою душу русской, но никакой загадочности в ней не находил. Впоследствии, по прошествии времени, Виктор Петрович вынужден был признаться самому себе, что причиной его конфузного желания, с которым он обратился к черту, была всего лишь одна несусветная, неоправданная, неуместная глупость, этакое пустое любопытство по велению души, а не по расчету головы, не привыкшей жить холодным расчетом, поиском халявной выгоды и тупого сытого достатка. За свою долгую жизнь он привык жить, чаще поступая по велению души, чем прислушиваясь к голосу разумной выгоды для себя, что всегда удивляло в русских людях разумную заграницу.
Душа Виктора Петровича словно раскорячилась на пороге неслыханного богатства. Волна куража подхватила ее и заставила Виктора Петровича произнести совсем другие слова.
А внешне все выглядело очень просто и буднично. Сидя в кресле, Виктор Петрович начал: 
- Я правильно понял? Ты можешь исполнить любую мою просьбу?
- Можешь не сомневаться, - скрипнул черт, не меняя позы. Хвост его начал выражать нетерпение своего хозяина глухими стуками по столу.
- Дело в том, - продолжал Виктор Петрович. - Я играю в лотерею. Я и раньше слышал, что все эти игры подвластны нечистой силе, и она часто шутит над людьми – подкинет куш и подсмеивается, любуясь теми бедами, что приносит он счастливчикам. Это правда? – обратился он к черту, ожидавшему услышать просьбу. Черт начал терять терпение, но снисходительно ответил:
- Да, конечно, это наша стихия. Но все меняется в вашем мире в лучшую для нас сторону. Сейчас такое время, что наш ШЕФ, - черт потыкал пальцем вниз.                    - Мелочевкой не занимается, не интересно. Не тот масштаб, не те страсти, не та жадность для нашей энергии, которую мы качаем с вас. Все наши силы теперь брошены в банки. Там наша стихия, где собраны все ваши финансы, без которых вы -ничто, - черт даже забыл про свое нетерпение, В его скрипучем голосе послышались нотки гордости: 
- У нас там нечеловеческий порядок, блеск, тишина – ни свечек тебе, ни крестов убогих, ни молитв. Мир сейфов и бумаг, денег и золота, - скрипел черт, смакуя каждое слово. -  Вы, люди, скоро изведете сами себя, - весело хрюкнул черт. -  Все деньги стекаются к нам, к нам, в банки, а вы пользуетесь телевизором, чтобы собрать денег на лечение ваших детей, - он радостно потер ладошки, как перед сытным ужином. -  Что ты там говоришь про лотерею? Так и быть, тряхну стариной по случаю. Проси. Некогда мне тут с тобой, - хвост его опять забарабанил по столу. 
Виктор Петрович не ожидал такой длинной речи, от скрипа которой шумело в ушах.
-  Раз ты все можешь, - начал он. - Я хочу выиграть в лотерею. Мне надо угадать пять номеров, и я выиграю десять миллионов. Можешь ты мне в этом помочь?
-  Пиши номера, - прозвучало в ответ. - Завтра я с тобой буду в расчете. Сегодня мы видимся в последний раз, - черт говорил как о чем-то обычном, будничном для него. - Мы будем в расчете, и ты забудешь о нашей встрече навсегда, - произнес он словно заклинание.
 Виктор Петрович схватил со стола листок бумаги, ручку. Мысли его лихорадочно мелькали в голове яркими кусками рассыпавшихся паззлов. На белом листке бумаги перед глазами вспыхивали и расплывались разноцветные круги, сердце лихорадочно билось. Он нацарапал на листке какие-то пять чисел, не отдавая себе отчета в том, что пишет.
-  Ну и каракули! – проворчал-проскрипел черт, заглянув через его плечо в листок.                                         - Я все понял. А теперь – прощай, - он щелкнул хвостом и исчез, оставив над столом светлое облачко и запах озона. 
Виктор Петрович слышал в тишине стук своего сердца. В руках он держал листок с заветными номерами. Завтра сбудется его желание, подвластное черту и для этого не потребуется, как в сказках, продавать душу!
На следующий день Виктор Петрович встал спозаранку, принял душ, побрился, надел парадный костюм юбиляра. Он сходил в супермаркет и пребывал в таком виде до самого вечера, словно второй раз собирался сделать жене предложение, от которого она не сможет отказаться. Жена терялась в догадках, но на все ее вопросы муж туманно заводил речь о каком-то дне рождения какой – то его новой жизни. Только вечером он переоделся в привычную домашнюю одежду. Когда жена уселась за вечерний сериал, он неслышно юркнул в свою комнату, где замер от неожиданности. В темноте комнаты, посреди стола, на фоне освещенного уличными огнями окна он увидел сгорбленную фигуру черта. Тот сидел на столе, опираясь обеими руками на край стола и подавшись всем телом вперед. Голова его свисала вниз так, что подбородок упирался в грудь. Казалось, что потолок давил на него. Услышав шаги, фигура подняла голову, и Виктор Петрович не узнал в ней вчерашнего черта. Пятачок его в свете уличных огней переливался оттенками красного цвета, глаза были налиты кровью, а не былой самоуверенностью. От этой раздавленной фигуры веяло растерянностью. 
- Да, это снова я, - нарушил тишину черт тихим скрипом. - Можешь не проверять. Ни один номер не выпал, - не проскрипел, а сипло пробубнил черт, бессильно опустив голову. Он был подавлен и не мог скрыть своего состояния.
 - Это удар. Этого не может быть! - бормотал он, не поднимая головы. Вдруг все тело его словно подбросило в конвульсивном рывке, и он резко повернул в сторону Виктора Петровича рожу с красными глазами и таким же пятачком:
 - Билет! – взвизгнул он пронзительно. - Где твой билет?! 
Виктор Петрович протянул ему билет, и черт жадно схватил его, но тут же отбросил прочь: 
       - Нет! Все верно, я ничего не перепутал, - уже шепотом скрипел он самому себе. Следующие слова были адресованы Виктору Петровичу, на которого черт избегал смотреть:
    -  Завтра, все будет завтра. Номера будут те же самые. Не перепутай, завтра -бубнил черт. Он щелкнул хвостом и растворился, оставив ничего не понимающего Виктора Петровича наедине с его мечтой о выигрыше. Не подходя к компьютеру, тот повернулся и пошел спать. 
На следующий день Виктор Петрович, следуя словам черта, заполнил билет с теми же номерами, не зная, что и думать по этому поводу. День запомнился только ожиданием вечера, с наступлением которого Виктор Петрович с новой надеждой прокрался в свою комнату, но увиденная там картина заставила его забыть обо всем. 
 На полу комнаты, сливаясь с темнотой угла, прижавшись спиной к боковине письменного стола, сидел черт. Он сидел, поджав ноги и обхватив их руками, положив голову сверху на торчавшие колени. Глаза его были закрыты. Сегодня не только свиной пятачок, но и уши пылали красным цветом. Услышав шаги, он как по команде высвободил из объятий колени и пружинно выпрямился во весь свой маленький рост, сверкая красным пятачком. 
Виктор Петрович невольно вздрогнул при виде его распрямившейся фигуры, серебрившейся в лучах уличного света. Вся его мохнатая шуба сверху донизу, на ногах, на руках, на голове, даже на хвосте, была седой! Разве что он попал в какое – то чистилище с перекисью водорода. Но по его виду было понятно, что причиной таких перемен было совсем другое – не наружный душ, а жар внутреннего огня, который сжигал его изнутри до полного поседения.
Распрямившись, черт не уселся вальяжно на стол с видом хозяина, а устало плюхнулся в кресло и сразу обмяк в нем, как обвисшая шкура на плечиках гардероба. Красные, воспаленные глаза его блуждали по сторонам. Говорить ему явно не хотелось.
- Ты пришел проверить тираж? – все же прошептал он без привычного скрипа в голосе и не глядя на Виктора Петровича: 
- Ты, конечно, должен его проверить, как полагается, - медленно, с трудом шептал черт, и было видно, как пальцы его отчаянно впиваются когтями в подлокотники кресла, пронзая их мягкую ткань.
-  Да, я обещал, - он уже не шептал, а бормотал, как в бреду. - Я обещал. Мне подвластны на этом свете любые магии чисел, слов, заклинаний, проклятий – это моя стихия, подвластная мне как слуге того, - он осторожненько потыкал пальцем вниз. -  Того, чье имя нельзя произносить даже нам, его слугам, - казалось, что с каждым словом черт теряет свою силу, но он продолжал бормотать: 
- Если вчера я подумал, что случилось недоразумение, и я напутал с твоими каракулями вместо чисел, то сегодня я раздавлен, уничтожен, - наступила пауза, было слышно только его тяжелое дыхание. 
- Мощь моей нечистой силы, накопленной за тысячелетия, оказалось бессильной перед людской хитроумной техникой, - черт убрал руки с подлокотников, на которых остались рваные раны от его когтей. Он в бессилии развел руки, глядя в пол: 
- Я все сделал. Сила моя не ослабела, можешь мне поверить. Твои шарики с номерами были подвластны мне, как цыплята в инкубаторе, это плевое дело, - черт дышал тяжело. -  Я видел и шарики, и барабан с ними как тебя, я был рядом с ними, невидимый для всех. Шары выскакивали из барабана по моему малейшему желанию. Я сам это видел! -  Виктор Петрович заметил, как  красный пятачок черта покрылся испариной, черта начало трясти мелкой дрожью, отчего седина на шкуре красиво переливалась в лучах уличного света. 
   -  Я все сделал как надо, - словно на допросе бубнил черт, тяжело вздыхая. Тут Виктор Петрович ощутил, что вся комната нестерпимо пропахла паленой псиной. А черт продолжал, качая головой из стороны в сторону:
- Я все сделал... И что я вижу?! Что?! Включаю телевизор, и своими глазами вижу, как из барабана выпадают совсем другие шары! -  Последнее слово он выдохнул с жаром, заполнившим комнату новой волной запаха паленой псины. - Я отказываюсь это понимать! – его когти снова вонзились в беззащитные подлокотники и начали их рвать. 
- Что творится в этом мире?! Кто тут правит?! – черт шипел все яростней, наполняя комнату жаром своих речей:
-  Шкура моя сгорит от стыда и бессилия, меня жжет огонь изнутри!
Виктор Петрович чувствовал, действительно, что стоит словно возле раскаленной печи. От кресла вдруг начали подниматься струйки дыма, к запаху паленой псины добавился запах тлеющей материи. Черт, казалось, ничего не замечал вокруг: 
- Как я скажу ЕМУ об этом?! Как?! Что я бес, и я бессилен? А если ОН сам узнает об этом, то будет еще хуже! - Было видно, что муки черта усиливались, и он корчился в кресле из последних чертовых сил.
Вдруг черт встрепенулся: 
- Нет! Не бывать этому! - кричал он самому себе как в горячке. - Нет мне здесь места! Прочь отсюда! - Он резко вскочил с дымящегося кресла, не обращая внимания на Виктора Петровича, схватил в руки хвост, шлепнул им себя, как плеткой, по спине и бросился к окну, вместо того, чтобы привычно исчезнуть в облаке. 
Виктор Петрович машинально закрыл глаза и втянул голову в плечи, ожидая услышать звон разбитого стекла, треск рамы и крики прохожих на улице. Когда он открыл глаза, то увидел, что стоит один в комнате рядом с креслом, подлокотники которого разодраны в клочья, а по сиденью быстро разбегается во все стороны тлеющее пятно. С криком: «Мать честная!» Виктор Петрович сорвался с места и кинулся прочь из комнаты. Он распахнул дверь. Волна свежего воздуха ударила в нос, заполнила легкие, облегчив дыхание. Виктор Петрович бегом вернулся из кухни с графином в руках и выплеснул воду прямо в кресло, в тлеющее пятно. Пар, дым, удушливые запахи заполнили комнату, ничуть не напоминая прощальное облачко черта, но Виктор Петрович и так знал, что никакого черта уже нет. 
На улицах города в тот вечер москвичи могли увидеть удивительное зрелище, если бы они не отвыкли от привычки поднимать глаза к небу и смотреть на звезды. В тот вечер можно было увидеть, как яркая светящаяся точка взмыла вверх над крышами домов и стремительно помчалась ввысь, туда, к звездам, прочь от этих крыш, прочь от этой планеты. Это не походило на звездопад, это походило на бегство. Астрономы не успели зафиксировать странное явление из жизни звезд, не похожее на звездопад, настолько маленькой была яркая точка, и настолько стремителен был ее полет.
Виктор Петрович сквозь дым пробрался к окну и с облегчением открыл форточку. Он тоже не видел полет яркой точки и не мог, как она, улететь прочь, но он испытывал чувство благодарности за то, что никогда больше не пойдет к лотерейному киоску. Выйдя из комнаты, он прикрыл дверь и пошел спать. Все мысли его были теперь о том, где достать денег на новое кресло. Вопрос о том, почему же все-таки он не попросил деньги у черта, Виктор Петрович будет задавать себе потом, всю оставшуюся жизнь.
 
                                                                                       2018