Бывший

Сергей Ольков

 « Космос  безграничен. В космосе
 множество миров, населенных разумной
 жизнью, непохожей на нашу  жизнь»
К. Э. Циолковский

 
Он проснулся и открыл глаза. Проснулся не от звонка будильника. Его разбудила многолетняя привычка просыпаться в эту минуту.   Никакого звонка и не могло быть по двум причинам. Во-первых, с сегодняшнего дня ему, вообще, не надо больше просыпаться так рано, а во-вторых, будильник  Он подарил вчера вечером, на банкете в Тронном зале,  своему преемнику, заменившему  Его на посту Главы планеты. Теперь Он пожалел об этом   -  нет, не о своем кресле, которое  занимал не один десяток лет, управляя делами планеты. Он вдруг пожалел о будильнике. Потерю своего кресла в эти первые минуты пробуждения Он еще не осознал. Это был не просто будильник. Это была семейная реликвия от прадеда, награжденного этим будильником за ударный труд  в те далекие времена, когда такие вот будильники, говорят, заменяли людям и радио, и телевизор. Многие годы Он просыпался от его звука и не мыслил иного, гордясь тем, что прадед  трудился на благо родного завода, а Он служил всей планете, избравшей его своим Главой, или президентом, как принято в последние годы называть его должность. 
Звук   будильника был настолько громким, что   охрана за дверями  спальни вздрагивала при каждом его дребезжании. Он ведь не звенел даже, а  яростно дребезжал своими блестящими никелированными чашечками, украшавшими его   сверху. Это был не просто будильник.   Днем он неизменно сопровождал хозяина на работу и занимал  почетное место  на рабочем столе президента, хотя выглядел будильник там подобно арифмометру  Феникс в операционном зале банка -  уж больно нелепо. Главным его предназначением было вызывать удивленные взгляды у высокопоставленных  посетителей кабинета, на удивленные вопросы которых всегда следовал один ответ:  В этом кабинете ни на минуту не прерывается связь с народом планеты, избравшим его, президента, своим Главой. Глядя на этот будильник, Он в такие минуты, действительно, чувствовал  связь с народом,  идущую своими корнями через несколько поколений,  от прадеда. Ему было очень дорого это доказательство его единства с планетой, с народом. Каждый раз, подписывая очередной указ по планете, Он бросал взгляд на будильник, словно спрашивая одобрения у  прадеда. Будильник бесстрастно взирал на него своим круглым циферблатом  из-за выпуклого стекла,  и под его бодренькое ТАК-ТАК… ТАК-ТАК… ТАК-ТАК рука с легкостью подписывала любые законы.  Ведь для того Он и занимал этот пост – чтобы подписывать  приносимые на подпись бумаги,  которые  после этого становились  законами.   
Как  можно  было не жалеть   о таком будильнике? Но  теперь он нужней тому,  кто сменил его  в президентском кабинете, это бесспорно. Связь с народом не должна прерываться ни на минуту. По многолетней привычке Он сунул руку под кровать, но рука провалилась в пустоту. Конечно, - запоздало вспомнил Он, усмехнувшись: С этого времени так будет всегда,  до тех  пор, пока там не появится ночная ваза.  Ядерный чемоданчик, щит планеты, теперь под другой кроватью, а Он  за оборону планеты больше не отвечает. Он теперь – БЫВШИЙ – вдруг впервые возникло в голове это слово. Да, бывший,  и спросу  с меня  никакого нет. Теперь все – в прошлом, а в настоящем - все вот это. Он обвел взглядом обстановку роскошной спальни. Вспомнились строки из закона о защите президента. В древней истории, во времена фараонов,  им  при жизни начинали строить пирамиды, обиталища после смерти. Для него десятки лет строили эту астероидную  виллу  на околопланетной орбите.  И вот  теперь Он здесь, куда был доставлен поздно ночью в нескончаемом кортеже звездокаров, со всеми почестями и фейерверками, огни которых были видны на многих планетах. Он вспомнил,  что вместе с ним на виллу прибыл целый караван  с  подарками  и от министров, и с других планет. Министр Обороны подарил ему ружье для  охоты,  министр  спорта подарил  велосипед,  от министра финансов  прислали  набор удочек. Ему  понадобится  много еще времени,  чтобы перебрать  все  контейнеры  с подарками.
Он теперь на заслуженном отдыхе и в его пользование предоставлена астероидная вилла, представляющая  собой,  ни много,  ни мало,  копию  его родной  планеты в миниатюре,  со всеми ее  природными зонами. Здесь есть  все – и полярные  льды,  и экваториальные пустыни, и джунгли,  и саванна, и тайга. Есть реки и моря, напоминающие пейзажи его родной планеты, словно Он и не покидал ее, но теперь все это принадлежит только ему,  и только он один может всем этим любоваться. Конечно, и там, на родной планете все,  фактически,  принадлежало ему,  но эта,   лезущая  на глаза и тикающая в уши, связь с народом  постоянно напоминала ему о существовании вокруг несметного количества людей, которым вечно  от него было что-то  нужно, которые вечно в чем-то нуждались, отвлекая его от важных забот о планете. Все это теперь в прошлом. 
Взгляд его остановился на потолке. Высокий потолок был  украшен великолепной лепниной  на темы  пейзажей  родной  планеты. По всей этой  красоте  неспешно ползла муха,  не подозревая о великолепии красоты, разбегавшейся во все стороны из-под ее брюха. Он усмехнулся: Вот так и мы,  разумные существа – можем  видеть  великое и прекрасное только издалека, на  расстоянии, не осознавая величия окружающей действительности. Он откинулся на подушках и широко раскинул руки, наслаждаясь покоем. Кровать была огромной и в ней свободно могли бы уместиться с десяток таких президентов. За долгие годы Он привык засыпать и просыпаться один. Обладание планетой заменило ему обладание женщиной. Служение планете заменило ему жену, семью,  детей. Чувство долга  перед  планетой  заменило ему все человеческие чувства,  отношения, привязанности, из которых осталась только привязанность к собаке – маленькой дворняжке по кличке Дора,  да и  ту Он видел не каждый  месяц. 
Он хотел вызвать охрану, но вовремя вспомнил свое новое положение  бывшего,  которому не положено ближней охраны, незримо присутствовавшей всюду долгие годы и подчас заменявшей прислугу. Теперь у него  была только охрана воздушного пространства его астероидной  виллы  где-то  там, в атмосфере,  над его маленькой планеткой. Да и  от кого ему нужна охрана? Охрана теперь нужна его преемнику,  к лицу которого планета еще не привыкла.
Он  мало что знал о новом президенте планеты, объявленном избранником народа, подобно тому,  как мало знал в свое время о причинах своего назначения на этот пост. В те молодые годы  Он мог предположить все что угодно, только не это. Как могло прийти в голову такое  ему,  молоденькому  агенту шпионского ведомства? Он исправно исполнял свои обязанности, ведя слежку за кем надо, собирая информацию о ком и о чем надо, постигая азы шпионской науки  и живя мечтами о новых звездочках  на своих,  невидимых посторонним, погонах. И все у него было как у людей: любовь, свадьба, двое детишек – мальчик и девочка. Когда? В какой момент, привитая службой, привычка подчиняться, привычка на любой приказ отвечать: Есть! Слушаюсь! – когда эта привычка сыграла с ним такую злую  шутку, лишившую  его на долгие годы всех атрибутов человеческой жизни взамен на жизнь в президентском окружении?  Теперь  Он и сам не хотел отвечать  себе на этот вопрос  после другой многолетней  привычки – жить по расписанию, составленному для него на каждый день. Жизнь его курьерским поездом мчалась изо дня в день по этому расписанию, и он чувствовал себя пассажиром, главная задача которого – высовывать голову  из окна и  махать рукой встречающим – провожающим,  жаждущим увидеть его сдержанную улыбку. Теперь Он здесь, где ему еще только предстояло жить,  но жизнь эта ему уже нравилась, потому что Он был заранее проинструктирован о  ней, еще будучи президентом.
 Несмотря на отсутствие ближней охраны, здесь легко исполнялось любое желание, поскольку  вилла  была оборудована нейрослугами. Даже не надо было произносить команду вслух.  Достаточно  было  мысленно пожелать  чего-то,  как эта команда тут же исполнялась. Раньше, в сказках, для этого были джинн из бутылки или щука, на худой конец, но по нынешним временам чудеса  те кажутся отдающими душком нафталина и рыбьего жира. Технический прогресс  обеспечивает удобства жизни без всяких изъянов, превращая жизнь любителей такой жизни в райское наслаждение, в сказку. Как президента его всегда мало интересовали подробности,  тонкости  и цена решения любых проблем – социальных,  политических, технических – неважно. Важен был конечный  результат, как сейчас,  когда  Он воочию захотел проверить работу диковинных нейрослуг, воспринимая это, скорей, как сказку, нежели имея понятия о последних достижениях науки, постигшей  квантовую  структуру воздуха, что послужило толчком для  технического прогресса со сказочным эффектом.
Не спеша  подниматься  с кровати,  Он с любопытством подумал: «Неплохо бы сейчас  чашечку кофе с пенкой». Ему пришлось вздрогнуть от неожиданности. Высокая дверь спальни бесшумно распахнулась обеими створками и в спальню вплыла, нет, не влетела, не въехала, не вползла, а плавно вплыла на небольшой высоте крошечная чашка на белом блюдечке, распространяя  вокруг   ароматный запах кофе. Такого на своей родной планете ему не доводилось видеть.  Оставалось только протянуть руку. Вкус содержимого чашки был изумительный. Он понимал, что  впереди его на каждом шагу  будут ждать приятные сюрпризы, и трудности его дальнейшей жизни будут связаны не с осуществлением желаний, а с выдумыванием очередной мечты,  которую хотелось бы осуществить. Аромат и вкус кофе пробудили в нем новые мысли:
-  Несказанно приятно сидеть вот так и знать, что тебя не ждут на столе кипы бумаг на подпись. Сколько же я их подписал за все годы?! Жуть! – причмокнул Он  с удовольствием и гордостью от мысли, что все его подписи служили только одному – для блага и процветания планеты,  для ее авторитета во всей галактике. Кофе в чашке был изумительный.
- Не удивлюсь, если окажется, что зерна для кофе выращены здесь, на моей вилле, - мелькнула у него мысль,  но ее прервал какой-то странный звук. Звук был приглушенный и напоминал давно забытый сигнал мобильного телефона первых моделей. Он повертел головой в поисках источника звука, теряясь в догадках: 
- Где это? Может, у меня, в карманах? -  Не успел Он подумать, как дверь спальни вновь открылась, и в спальню вплыл висящий на плечиках его вчерашний президентский костюм, изнутри которого шли  слабые, но настойчивые  трели  звонка. Он  тут же  вспомнил   тот первый мобильник своей молодости, которым Он прежде связывался со своей женой, с мамой, с отцом, пока тот был жив.  Этот мобильник –  единственное, что связывало его с прошлой жизнью. Много лет Он не пользовался им,  но постоянно  носил с собой, во внутреннем кармане пиджака. В начале своей  службы во главе планеты Он пытался звонить по нему, но в дальнейшем на все звонки в трубке раздавался  один ответ : «Абонент недоступен».  Дальнейшее расписание  президентских будней вовсе вычеркнуло из его повседневности такие попытки. Телефон превратился в талисман из прошлой жизни. 
Сейчас телефон ожил. Он всем телом резко потянулся к остановившемуся возле кровати костюму на плечиках. От его движений блюдце с чашкой полетели с кровати на пол и должны были неизбежно разбиться, сброшенные с такой  высоты, но они плавно спланировали вниз и без стука опустились на пол, словно в ожидании команды. Он не обращал на них никакого внимания. Руки его потянулись к пиджаку, и Он извлек из внутреннего кармана  пиликающий мобильник, утонувший в ладони. Не успев взглянуть на номер абонента, Он поднес телефон к уху:
-  Алло! Слушаю!   - От голоса в трубке глаза его округлились, Он опустил ноги вниз, сел на краешке кровати, весь  подавшись вперед: 
- Мама!? Это ты?! Здравствуй! Слушаю тебя! - В голове все смешалось, словно Он выпил не чашку кофе, а бутылку коньяка. Мама. Сколько же ей сейчас лет? И не вспомнишь так сразу. Как  он мог забыть? Давно забытое чувство волнения охватило его. Многие годы  по должности ему не положено было проявлять перед миллионами глаз человеческие чувства и эмоции. Он был официальным лицом планеты, за состоянием которого отвечали целые службы из его окружения и следили за тем, чтобы лицо это не дрогнуло   и ни одной жилочкой своей,  ни голосом своим не проявило признаков  человеческих  чувств. Лицо планеты должно было излучать железную решимость,  а в голосе  его должна была звучать  стальная твердость – Он прочно и навсегда запомнил то, что от него требовалось. 
Он, наконец, сообразил, что маме сейчас за девяносто лет. Ее голос в трубке звучал спокойно, без старческого дребезжания:
-  Сынок, я тоже рада тебя слышать! Уже не думала, что доживу до этого. После вчерашних новостей о твоем уходе с поста вспомнила про этот номер. Вчера  еще он был недоступен, а сегодня с утра вот получилось.  Ты теперь свободен. Я рада за тебя. 
Ему  было приятно и  радостно  слышать ее голос,  но Он не удержался:
-  Подожди, мама, о чем  ты говоришь? Я  и раньше был свободен.  Этот телефон, он всегда был при мне, но каждый мой день был расписан на много лет вперед. . . .
-- Я знаю, - перебила его мама. -  Мне всегда было удивительно, все эти годы, как ты успеваешь столько дел и можешь бывать в разных местах планеты одновременно. Да и как не удивляться было? Когда смотришь телевизор, то по одному каналу ты зачем-то самолетом управляешь,  а на другом канале ты встречаешься со студентами. Да. Смотрела каждый раз и видела  не сына своего,  а какого-то  президента планеты.  Всегда  дух захватывало  и не верилось, что  это  чужое  лицо – лицо  моего сына. 
Он  слушал  ее  и не понимал,  да ему и не положено было понимать многое  из того, что было  связано с его должностью.  Если бы Он знал,  сколько у него двойников, то не воспринимал бы ее слова за бред утомленного жизнью старого человека. Тем более,  что  за все эти годы  Он забыл о существовании телевизора. Всю информацию о новостях на планете, в галактике Он получал в готовом виде  через  свой  пресс – центр. 
-- Да, мама, моя должность обязывала меня быть другим, таким, как это требовалось для интересов планеты,  ее народа,  -   В ответ Он услышал совсем  неожиданное: 
--- Ты знаешь, сынок,  мне  немного осталось  времени и нет возможности оставлять на потом  то,   что хочется сказать. Поэтому  я  скажу сейчас. Ты был таким, каким я тебя родила на свет,  вырастила. Президентом  тебя сделало твое окружение, издающее указы, законы, по которым живет планета. Ты подписываешь все эти бумаги.  Для этого ты им нужен. Вот и выходит, сынок,  что ты – это не то,  что нужно  планете,  ее народу.  Ты – это то, что нужно твоему окружению за твоей спиной.  Если ты этого не понимаешь и не видишь – это плохо. Если понимаешь, то это еще хуже. 
-- О чем ты говоришь, мама?! – не выдержал Он. - Я столько сил потратил на укрепление обороны планеты, на укрепление ее позиций во всей галактике! А защита Иллирии?! Там свергли власть наших друзей. Пришлось несколько лет вести там боевые действия! Теперь вся Иллирия разрушена, ее надо восстанавливать,  поставлять туда  материалы, продукты, даже воду. Как это, мама?!  Мне  постоянно  идет информация об угрозах для нашей планеты со всех уголков галактики,  и я  призываю свой народ к сплочению и единству, к преодолению трудностей, вызванных нашими врагами, к сбору средств  для помощи Иллирии. Она очень далеко от нашей планеты, через две межзвездные пустыни, но мои советники не перестают говорить о важном  значении  для нас той  далекой планеты.
Телефон молчал  в ответ  на  его горячую речь.
-  Мама! Ты меня слышишь?! – спохватился Он и услышал  в ответ:
--Да, сынок. Ты теперь – бывший, - произнесла она это новое для него слово: 
-  Уже невозможно  что-то исправить для твоего имени. Твое окружение, возглавляющее планету, напишет свою историю  правления твоими руками, но здесь, на планете, жители сохранят свою историю  жизни и выживания  среди законов,  подписанных  твоей рукой. Тебе твой  пресс – центр не доложил о том,  как тебя называют жители на твоей планете? -  спокойно спросила она. 
--- Нет, мама, не  поступало такой информации, но знаю, что Иллирия наградила меня  Орденом Освободителя Первой Степени, - охотно ответил Он и добавил:
-  А как все-таки меня называют на планете за то, что я столько лет трудился ради ее блага? Все эти годы  я как  древний раб  на галерах,  не разгибая  спины,  подписывал  каждый день десятки указов  и законов.  Моя связь  с народом,  мой  будильник , помогал  мне верить, что рука моя подписывает бумаги во благо  планеты. Разве это не так, мама?  - уже кричал Он в трубку, задетый за  живое ее словами: 
-  А то,  что я не знаю того, как меня называет народ -  это ничего не значит, -  закончил Он, успокаиваясь  и снова откидываясь на подушках: 
- Я все положил на алтарь  служения своей планете -  и семью, и жену, и детей, и родителей, и друзей. Что еще я должен отдать, чтобы народ по заслугам оценил мои усилия? Свою жизнь? Лежа на подушках, Он чувствовал, как уверенность с каждым  словом возвращается к нему, и Он снова становился в своих воспоминаниях первым лицом планеты,  а не блудным сыном, испорченным  плохими дядьками  с большой дороги. 
Он начал сожалеть, что разговор с мамой, первый за много лет, принял такой характер. Совсем не об этом Он хотел поговорить с ней. Но мама продолжала.  Видимо, ей не давала покоя мысль о том, что разговор этот может быть последним  для нее:
-- Нет, сынок,  твоя жизнь им не нужна, тем,  кто поставил  тебя  президентом.   Им нужна твоя  подпись, твое  имя,  твое лицо. Для  их планов даже мало одного твоего лица.  Я думаю, что   ты и не догадываешься о том, сколько у тебя было двойников, -  со вздохом закончила она и замолчала. Он тоже  молчал, обескураженный ее словами, каждое из которых, подобно ловким движениям мясника на скотобойне, словно сдирало с него президентскую шкуру, напяленную много лет назад. Ему вдруг стало неуютно в этой огромной  кровати,  на его маленькой планетке  с нейрослугами. Он невольно натянул на себя одеяло в попытке спрятать под ним свое смятение, пришедшее  на смену  недавнему  спокойствию. Его  одолевали  чувства,  до сих пор неведомые ему и неположенные в его былой должности. Он даже не знал, как назвать эти чувства, что это было?  Сожаление обо всем утраченном, когда-то дорогом для него? Сожаление обо всем,   сделанном за эти годы? Так нет  же. Он все делал так,  как от него требовали. Тогда что же не давало ему сейчас покоя? Несколько раз его выбирали Главой планеты, и несколько  раз Он давал клятву  на  верность   народу, избравшему его, в чем Он был твердо уверен. Это была клятва служить  планете, не жалея своих сил, здоровья и даже жизни. Он так и служил, не  изменив ни одной букве этой клятвы и не обращая внимания на то, что на страницах  ее ни разу не упоминалось слово  СОВЕСТЬ,  неведомое для экономических понятий,  на которых основывались все законы его окружения. Теперь Он лежал, укрывшись под одеялом от маминых слов.  Он не понимал их.  Мама его не осуждала, не упрекала, Он это чувствовал, но ее недосказанность вызывала  в нем смутное беспокойство,  неведомое  в напряженных  президентских  буднях. 
Телефон  в руке молчал. Он  не спешил нарушить  молчание, опасаясь,  что и под одеялом не найдет спасения от новых слов. Ему вдруг  захотелось спросить ее о здоровье, о своих детях, о своей жене,  для которой Он давно стал бывшим. Увы.  На все его попытки в ответ  раздавалось одно:  «Абонент недоступен».  Словно связь  с внешним миром оборвалась,  оставляя его один на один со своими мыслями,  но их вдруг пересилило чувство голода. День давно сменил утро, а Он еще не завтракал,  если не считать  опыта с чашкой кофе. 
Он отбросил одеяло и пошел искать душ в надежде, что это поможет ему прийти в себя от неожиданных мыслей и волнений. Сначала Он подошел к окну. От его прикосновения портьеры, свисавшие до самого пола, бесшумно разошлись в стороны. За ними оказалось окно почти во всю стену, в виде арки, до самого потолка, со стеклянной дверью посередине. Он не удержался и вышел через дверь на балкон, ступив на постеленную по всей длине балкона мягкую дорожку зеленого цвета. Оказалось, что Он стоял на балконе третьего, верхнего этажа своего дома, которому больше подходило слово ДВОРЕЦ, чем ДОМ, и который ему еще предстояло изучить. Неожиданно Он почувствовал, что  дорожка начала  часто – часто вибрировать под ним, массируя его ступни. Вскоре Он ощутил легкую, бодрящую дрожь во всем теле, волнами пробегавшую от пяток до кончиков пальцев на руках  и ему казалось, что Он попал в расслабляющий бассейн, только вода находится не снаружи, а внутри него самого. Он закрыл глаза, держась за перила балкона, и ощущал внутри себя волны нежного бассейна. Но голод не давал покоя, и ему пришлось покинуть балкон. Радуясь новому сюрпризу,  Он  вышел   из спальни в коридор с мыслью:
-  Где же тут у меня душ находится?
 В то же время тихий женский голос произнес:
- Ближайший от вас душ находится  налево от спальни, по коридору в трех шагах.
 Сюрпризы преследовали его на каждом шагу, и Он еще только начинал с ними знакомиться. Он тут же нашел душевую, но, войдя в нее, подумал было, что  ошибся.  Кроме вешалок в маленьком  коридорчике в виде свисавших со стены золотых змеек, в комнате ничего не было. Одни голые стены. Он прошел из коридорчика в комнату, как раздался голос: 
- Извините! Сбой системы! Вешалка пуста! Вешалка пуста!
 -- Ну и что? – удивился Он, но вернулся и повесил халат на одну из змеек. Стоило лишь ему вернуться в комнату, как ее стены начали меняться на глазах и затягиваться белесой пеленой,  которая на глазах заполняла комнату, наполняя ее при этом теплом и нежным ароматом. Вместе с ароматом  по комнате разливались негромкие, приятные звуки музыки. Он стоял, голый, окутанный теплыми парами с музыкальными ароматами и ждал новых сюрпризов. Наконец, Он дождался того, ради чего искал душевую. Сверху на него начала опускаться вода. Она не бежала, не падала, не лилась – она опускалась словно вопреки законам гравитации. Она не била противной струей по плечам, по голове, не барабанила по спине, а нежно касалась его тела и стекала  вниз, мягкостью  своей напоминая  ароматное масло,  и теплотой  своей - мамины ладошки,  которые купали  его в маленьком  тазу тогда, давно, и с которыми до сих пор ничто не могло  сравниться. Он даже забыл про свой голод. Музыка продолжала  звучать. 
-  Интересно, - подумал Он. -  А гимн планеты здесь можно услышать? -  Он тут же раскаялся  и  ругнул  себя  за этот вопрос, потому что среди водяных паров, под водяной пеленой зазвучали торжественные звуки, которые Он не привык слушать, стоя в голом виде. 
-  Молчать! – не выдержал  Он, и музыка стихла, прекратив нечаянный казус по его вине.
-  Все, хватит! -   произнес Он, почувствовав  себя  освеженным.  Вода прекратилась. Напрасно  Он искал глазами ее  источник. Над  ним был сплошной потолок. Она опускалась прямо из воздуха над головой. Стены впитывали  в себя ароматные пары комнаты,  одновременно  просушивая  воздух  и его тело. Он  оделся в коридорчике  и вышел  из душевой с вопросом: 
- А где у нас тут столовая? - Уже знакомый   женский  голос объяснил  ему дорогу  до лифта,  который опустил его на первый этаж. Столовая, как и все во дворце, была огромной, рассчитанной на большое количество гостей. Он не стал садиться за длинный стол, тянувшийся через весь зал, а выбрал уютный столик возле окна.
- Ну-с, - энергично потер Он руки. - Сейчас не мешало бы закусить! - Из ниоткуда, из воздуха возникло меню и повисло над столиком в   виде толстой яркой книжечки. Он взял ее в руки и не мешкая ткнул пальцем по нескольким строчкам первого листа, словно выбирал каналы на пульте телевизора. Брошенное на стол, меню послужило сигналом для нейрослуг, откликавшихся не только на его мысли, но и на жесты. Меню исчезло, а вместо него стол оказался заставленным блюдами. Обычно Он был сдержан в еде, но усилившийся голод на этот раз заставил его палец излишне побегать по строчкам меню. Оглядев накрытый стол, Он понял, что глазами съест больше, чем осилит его желудок. Так в действительности и получилось. Голод Он утолил  быстро и, вставая из-за стола,  больше радовался наступившему комфорту  в желудке, чем изысканности блюд.
 В голове его, в отличие от желудка,  дискомфорт не проходил. Слова мамы не давали ему покоя. Он хотел выйти наружу, покинуть эти стены, ставшие свидетелями их разговора. Он с облегчением  вышел  на высокое крыльцо, решив начать знакомство  со своей виллой не с дворца, а с его окрестностей, богатых приятными  сюрпризами. 
Вокруг дворца простирался обширный парк с аллеями, беседками, музыкальными фонтанами,  бассейнами. На каждой аллее был красочный план всего парка,  чтобы можно было без труда найти поле для гольфа, теннисный корт, боулинг или автодром для скоростной езды. Там же были обозначены ангар для звездокаров, их стартовая площадка, гараж с машинами для прогулок по планете. На плане можно было легко найти и пристань с яхтами,  расположенную  на берегу канала, тянувшегося от  центральной аллеи до озера, очертания которого из космоса должны были напоминать хозяину виллы море на родной планете, где Он любил отдыхать. Обо всем  этом Он знал, но еще ни разу не видел. Когда Он спустился с крыльца, пересек площадь перед парадным крыльцом и достиг одну из аллей парка, дорожка под ним плавно тронулась вперед и понесла его вглубь парка. Через несколько минут ему это надоело.
-  Стоять! – негромко скомандовал Он, и движение прекратилось. Дальше Он пошел сам, испытывая удовольствие от ходьбы и от мысли, что может сделать хоть что-то сам, без чужой помощи.Мысли его немного успокоились: 
- Интересно, насколько тут все подвластно моим приказам? - Шагая по дорожке, Он поднял голову вверх. Ему было известно, что вилла освещается искусственным солнцем.
-  Сейчас проверим, - с любопытством подумал Он и мысленно произнес, глядя  из- под руки на солнце: 
- Слишком ярко!  Убавить свет! - Тут же вокруг все стало меняться. Яркие краски парка потускнели, потоки света ослабели, и Он смог смотреть на свое солнце не сквозь пальцы, а широко раскрытыми от удивления глазами. 
- Ух ты! -  по-детски вырвалось у него. Он даже остановился от возникшей мысли: 
- А если я хочу ночь? - Все вокруг стало темнеть, свет померк. Солнце потускнело и уже не чувствовались потоки тепла от него. Но диск его не погас окончательно.  В черном небе вместо солнца – Он не верил своим глазам – висела бледноликая Аруна, точная копия спутника его родной планеты! Он не мог, не мог ни с чем спутать этот диск после тех дивных ночей, когда  любовался  ею, очарованный ее молчаливой холодной красотой. Это была она. В ее слабом свечении ему виделись знакомые очертания теней, словно это был не диск планеты, а черты лица, взирающего на него оттуда, сверху. Дивными ночами Он любовался этим лицом и завидовал в такие минуты поэтам, которым волшебная красота шептала дивные строки. Ему не дано было это.  Аруна нужна была ему не для вдохновения, а для отдыха. Для отдыха от его дел, непосильных одному человеку. Многие годы, любуясь  ею, Он гордился тем, что она  служит  ему, придавая ему  силу  и уверенность, возвращая душевный покой и осознание своей полезности для планеты, которой служит и она, Аруна. 
Сейчас Он не успел восхититься мастерством тех, кто создал для него эти чудеса, потому что сердце его вдруг сжалось, наполняя тело холодом. В темных, размытых очертаниях небесного диска начали вырисовываться забытые черты маминого лица. Он даже не мог вспомнить того, сколько лет не видел ее, но не смог не узнать, постаревшую. Черты лица становились все отчетливей, и Он уже различал множество морщинок, оставленных жизнью на родном лице, напоминавшем скорбную гримасу, более уместную для похорон, чем  для приветствия отставного президента  планеты. Вроде  бы это была его Аруна – умиротворение его души  и отдохновение его тела, но сейчас она смотрела на него по-другому. Ему опять стало неуютно на его маленькой планетке  под этим взглядом,  как под мамиными словами.  Затаив дыхание,  смотрел Он на тусклый диск в ночном небе.
Холодок в сердце был лишь началом того ужаса, который охватил его от другой,  увиденной в ночном небе,  картины.  Днем, при   свете солнца, Он никогда бы не увидел этого до тех пор, пока не поднялся бы в звездокаре над своей планеткой в космическое пространство. Сейчас, в ночном небе, Он увидел за диском Аруны огромную планету. Ему было известно, что его околопланетная вилла движется по искусственной орбите вокруг его родной планеты на высоте в несколько тысяч километров,  то есть, совсем рядом от нее. Он понял, что видит сейчас свою планету. Видит впервые вот так, со стороны. Ту планету, ради которой Он много лет чувствовал себя галерным рабом, трудясь, не разгибая спины, не покладая рук над указами и законами для блага ее народа.  Теперь Он забыл об этом, потому что ужас объял его при виде открывшейся его взору картины в ночном небе,  и внутренний голос кричал,  что такого не может быть! Такого не должно быть! Но это  было. Он видел собственными глазами на фоне черного неба  рваное тело  его родной планеты. Зрелище это  было ужасное. Он поежился от холода. Холодно ему было не снаружи. Холод шел изнутри, все дальше разливаясь по телу, сковывая мозг, сводя в судороге пальцы рук, вызывая  дрожь в коленях. Огромная планета, висевшая над головой, была во много раз больше его искусственного солнца. Очертания этой планеты напоминали  огрызок  яблока, из которого зубы гигантского злодея отгрызли большие куски,  не пожелав доедать все яблоко. 
Он стоял, леденея от холода: 
- Что случилось с его планетой?! Ведь еще суток не прошло, как Он покинул ее. Что случилось?! Война?!  Месть за Иллирию?! Неужели ему не сообщили бы?! Ах, да, зачем? Он ведь теперь – бывший! Осталась ли там жизнь, на планете?! Да и как можно на ней жить?! 
Казалось, что от таких ран, изуродовавших правильные формы планеты, она должна истекать  своей планетной кровью и заливать ею все окружающее пространство. Огромным усилием воли ему удалось оторвать взгляд от страшной картины. 
- Б-р-р-р! – энергично замотал Он головой. -  Хочу  свет!  Хочу много света! Хочу день! – закричал Он в отчаянии. Тут же небо осветилось ярким солнцем, и картина исчезла ночным кошмаром. 
- Хочу скамейку! – потребовал Он и в изнеможении опустился в мягкое кресло тут же, в тени аллеи. 
- Телефон! Срочно телефон! Где мой телефон? - мелькнуло в   голове. Он схватил с подлокотника кресла свой старенький мобильник, лихорадочно  нашел номер мамы,  моля только об одном – чтобы ему ответили. Стук сердца отдавался в ушах чаще гудков, пока Он не услышал родной спокойный голос:
-  Да, сынок, слушаю. Рада тебе. 
--- Мама! – закричал Он. -  Что у вас случилось?! Что с планетой?!  Все живы?! Я сейчас на вилле своей. Увидел планету со стороны! Что с вами?! Кто на вас напал?! Где ядерный щит планеты?! Ведь он непробиваем, на него затрачены миллиарды!  
- Я знаю. . .  --- Успокойся, сынок, - не  дослушала мама. - Я знаю, и все знают о том, где ты сейчас находишься, что ты отдыхаешь. У   нас все в порядке на планете. Никто на нас не напал. Все, как и прежде, при твоем правлении,  - слова ее действовали на него успокаивающе. Он снова начал  ощущать и мягкость кресла под собой, и теплые лучи солнца, и ароматы парка. 
- Нет, сынок, - продолжал звучать голос. - За эти сутки, что ты ушел с поста, ничего не изменилось. Все у нас нормально.  
Ее слова успокоили его, но ничего не объяснили:
 ---- Но как же, мама, можно жить на такой планете?! Она похожа на растерзанное в клочья тело! Я не мог допустить такого и не представлял даже, мне не докладывали, что планета в таком состоянии! Оттуда  все видится совсем иначе! – у него не повернулся язык сказать «из кабинета». 
Голос мамы был все так же спокоен: 
- Твоей вины, сынок, нет, в том, что ты увидел. Планета изуродована еще до тебя, до твоего рождения. Ты просто не замечал этого в заботах о ее процветании.  Давно, еще до твоего рождения, планета наша была защищена от космоса, в котором властвуют не силы созидания и творчества, развивавшие  нашу планету. В холодном, бескрайнем чреве космоса свирепствуют темные   энергии разрушения, поглощения всего светлого, космос пронизан черными дырами алчности и ненасытности. Многие годы наша планета процветала под своим солнцем, не соприкасаясь со всем этим, под защитой своей атмосферы. Ты еще не родился, когда  магнитной бурей забросило вирус на нашу планету, причинив ей страшные разрушения. Народ планеты умел трудиться и быстро устранил последствия   пожаров, ураганов, землетрясений.  Куда страшней оказались разрушения в головах, оставленные вирусом, невидимые глазом. Так что, сынок, нет твоей вины в нынешнем состоянии планеты, потому что с тех  пор многие народы планеты, пораженные вирусом, начали бессознательно рваться туда, откуда он прилетел – в космос,  прочь со своей планеты, вдруг ставшей для них тесной, душной, ненавистной. С тех пор планета перестала быть единым организмом. Разные народы начали понимать только свой язык и требовать отделения от планеты. Они рвались в космос, к его свободе, манившей вселенской пустотой и черной неизвестностью. В те времена, сынок, не было никакого президента, и все вопросы на планете решали представители со всех ее концов, самые умные. Но хаос  охватил всю планету и народы начали покидать планету, не осознавая, что в своем бегстве они ищут спасения от вируса, поразившего их мозг. Они отделялись от планеты целыми материками и уносились в космос, опьяненные новыми возможностями. Они аплодировали, глядя, как  опостылевшая  планета остается  там, внизу,  с огромной  рваной раной в боку, оставшейся от их материка. Они уносились в космос. Он проглатывал их бесследно, поглощая  их энергию, их силы, их чувства, их тела.  Его ненасытность не могли бы утолить десятки таких планет, что уж говорить  о каком-то жалком материке? Все они сгинули безвозвратно, на радостях слишком сильно оттолкнувшись от своих корней. Некоторые народы, поменьше, что смогли отделить от планеты лишь маленькие островки   из ее плоти, не  сумели преодолеть силы притяжения,  да так и кружат на обломках планеты вокруг, пользуясь ее атмосферой. Частенько  сверху можно услышать призывы о помощи, уже от новых поколений. Но как можно помочь им, зараженным вирусом? Кто согласится их вернуть обратно? Так и влачат они жалкое существование, в котором их заставили платить  налоги за пользование нашей атмосферой, - вздохнула  мама, неожиданно  закончив свою длинную речь. 
Не успел Он прийти в себя от ее слов, как она продолжила: 
- Ты, сынок, всегда правил такой планетой, а увидел ее только сейчас, со стороны. Это сейчас тебе кажется, что жить на ней невозможно, изуродованной, разорванной, обезображенной, лишенной целых материков из ее тела. Но ты жил на ней много лет и ничего этого не замечал, что не мешало тебе чувствовать свое величие первого человека планеты. Так же точно и люди здесь жили при тебе и сейчас живут и считают свою жизнь нормальной. Они выживают и им некогда задумываться о том, как выживает их планета. Успокойся, сынок, - устало вздохнул голос в трубке.     -  Своими законами и указами ты давно узаконил такую жизнь. То, что со стороны тебе кажется ненормальным -  здесь, на планете, давно считается нормой жизни. Не беспокойся за нас, сынок. Спасибо, что позвонил. Ты возвращаешься  к человеческой жизни, и я рада за тебя. 
Он еще долго прижимал трубку к уху, пока, наконец, до него не дошло, что слышит одни монотонные гудки. Он медленно огляделся. Вокруг была райская планета, на которой Он  был один. Один на один со своими мыслями. Всесильный в своих желаниях, но бессильный в своих чувствах, в простых человеческих чувствах, чуждых ему и неведомых за годы службы своему народу.  Разговор с мамой напомнил ему об этом, о том, что  он человек, наделенный способностью  чувствовать и отвечать за свои чувства, а не только за подписи под новыми законами. Все эти мысли были для него новыми, непривычными, словно Он вылупился из яйца, скорлупа которого долгие годы отделяла его от реального мира с реальными людьми, с реальной планетой. 
Он шел и сгорал от душевной изжоги, которая горела в нем после увиденной картины разорванной на части родной планеты. Он шел и не знал, что у этой изжоги давным-давно есть название. Он был один на своей планетке.  Никто не смог бы сказать ему,  что сейчас его жгла совесть за себя, за плод своего многолетнего труда, который висел в космосе,  на глазах у всех,  вызывая содрогание  своим растерзанным видом. Он шел и чувствовал себя мухой на потолке, подобно которой много лет не понимал, не видел окружавшей его действительности.
Он бездумно шагал и шагал  по аллее, пока не оказался  перед большим, сверкающим на солнце ангаром. Он подошел к калитке в огромных воротах, которая распахнулась при его приближении. Он и предположить не мог, что нейрослуги здесь настроены и на его голос, и на его мысли, и на частоту излучений его биополя, не говоря уже про отпечатки пальцев и сетчатку глаза. Все тут было закодировано по его параметрам. Он вошел внутрь и оказался в гараже звездокаров. Они были самых разных классов : от  одноместных прогулочных, до межпланетных, с несколькими ступенями, для посещения соседних планет. На некоторых было нанесено название его родной планеты с целевым назначением для полета по запрограммированному беспилотному курсу. Эти звездокары были больше прогулочных, но гораздо меньше межзвездных лайнеров. На всех  звездокарах, независимо от типа и размеров, вместо номерных знаков согласно Правилам Безопасности Астронавигации была нанесена расцветка флага его родной планеты, и яркими буквами  красовалось  название  его виллы СМАРТ ЭДЕМ. Эти опознавательные знаки  давали право его звездокарам проходить мимо любых звездных патрулей, через любые границы.
Неожиданно для себя Он бросился к одному из таких звездокаров и забрался в люк. Все было к его услугам. Он не знал, зачем это делает, зачем ему надо туда, на растерзанную планету, но душевная изжога жгла  огнем и вызывала жажду действовать, что-то делать. В шлюзовой камере Он надел скафандр и прошел внутрь звездокара. Кабина пилота была закрыта. Он сел в пассажирском салоне. Звездокар сразу ожил всеми своими системами от   кондиционера до бортовых двигателей, от работы которых кресло под ним слегка подрагивало. Звездокар недолго оставался на месте. Вскоре он вырулил между соседними аппаратами к   центральному проходу  и через ворота оказался на стартовой площадке. Беспокоиться было не о чем. В бортовой компьютер  звездокара был введен курс на родную планету его хозяина, в голове которого не унимались мысли: Зачем? Что он может сейчас сделать, когда он – никто, он – бывший, получивший в награду планету – игрушку от тех, кого он обслуживал. Он знал, что через несколько часов будет на  месте, не знал только зачем и что там будет делать. 
Звездокар  взмыл в космос, за пределы атмосферы его виллы.  Ему было известно,  что Смарт  Эдем  имеет  свою атмосферу и искусственную гравитацию, как настоящая планета, в отличие от которой его астероидная вилла содержит не гранитно-базальтовую твердь, а электронный мозг посложней человеческого, управляющий  всем -  от чашки кофе до этого звездокара в его полете. Обо всем этом Он знал и ни о чем не беспокоился, давно привыкший к тому, что все в жизни делается по его воле, без малейших усилий с его стороны. 
Лишь только звездокар вышел за пределы атмосферы, как в салоне послышался тревожный сигнал и раздался голос: 
-  Внимание! Говорит охрана Смарт Эдема!  Ваш звездокар с бортовым названием  СМАРТ  ЭДЕМ  несанкционированно  покинул охраняемую зону!  Просьба изменить курс и вернуться в исходную точку! Ваш дальнейший полет будет заблокирован!
Он почувствовал, что тяга двигателей  исчезла вместе с силой,  прижимавшей его к креслу. Он словно висел в воздухе, пристегнутый ремнями.  
- Что такое? В чем дело? – вырвалось  у него:
-  Я владелец виллы, которую вы охраняете! -  В ответ Он услышал почтительное:  
- Охрана Вашей виллы не может допустить нарушения инструкции, согласно которой перед полетом Вы должны запросить охрану для   сопровождения Вашего звездокара. После рассмотрения заявки в Комитете по защите президента Ваш полет будет возможен на любую планету  под охраной звездогвардии. Желаем приятного отдыха! – закончил голос,  не подразумевавший никаких возражений. 
Он увидел, как в иллюминаторе резко повернулась звездная картинка,  снова почувствовав себя прижатым к креслу силой тяги, а не ремнями. Увидел свою виллу со стороны,  напоминающую сверху яркое пасхальное яичко, обернутое в голубой прозрачный шелк атмосферы, подсвечиваемый аккуратным солнышком. Этим  нельзя было не залюбоваться, но сейчас у него было такое ощущение, что Он возвращается в фешенебельную тюрьму, обставленную по последнему слову нанотехнологий, комфорт которой служит одному – превратить его в овощ, потребляющий  питательные  вещества  удовольствий. 
Он не испытывал никакой радости от увиденной картины все то время, пока звездокар опускался на виллу и занимал прежнее место в ангаре. Выйдя через калитку вновь закрывшихся ворот, шагая по аллее парка, Он произнес: 
- Хочу заказать охрану звездокара для полета к моей родной  планете. -    Ответ  прозвучал  сразу:  
     - Заявка  принята и зарегистрирована под номером 18/01---БИС13. Через месяц заявка будет рассмотрена в Совете планеты при  президенте и передана в Комитет защиты президента. Вас уведомят! Приятного отдыха! 
Каждый раз, при звуке голоса,  Он не мог понять того,  откуда  звучит  голос – у него в голове, или же Он слышит его ушами, снаружи. Ответ обескуражил его, но Он вспомнил, что сам подписывал закон о сроках рассмотрения просьб, заявок, заявлений и точно помнил, что там не было никаких оговорок и исключений для бывшего президента. Ему оставалось только ждать, в своем теперешнем положении бывшего, и сожалеть о недоработке закона. Бредя по аллее парка, Он вспомнил про плод своего труда,  увиденный в ночном небе,  и покраснел, но даже не понял этого, не видя себя со стороны и не зная, что способен на такое, как простые люди. Он лишь почувствовал прилив крови к голове, что щеки его запылали. Он не мог знать, что это отблески совести, разгоравшейся внутри. То ли от досады, то ли от бессилия, Он смачно  плюнул, но вместо дорожки попал себе на ботинок и так, оплеванный самим собой, побрел дальше, во дворец, с одним желанием – лечь спать, чтобы отдохнуть от своих мыслей. 
Утром его разбудил звук старого мобильника. Он открыл глаза и долго не хотел его брать, опасаясь, что это снова мама. Он был  не готов к ее взгляду на него, к ее словам о нем. Ему надо было время на то, чтобы свыкнуться с ними, так не похожими на все то, что Он слышал и видел за долгие  годы  своего правления. Но телефон не унимался,  и Он поднес его к уху: 
-  Слушаю!   Алло! 
-  Братишка! Привет! – Он подумал, что перепутали номер и хотел отключиться,  но трубка кричала: 
- Мне  твоя мама  дала этот номер телефона!  Теперь тебе могут  звонить  такие простые смертные, как  я! Что молчишь?!  Или мне представиться?!
Разве  мог Он сразу вспомнить те  годы, когда лазил по одним заборам с тем,  кто называл его братишкой?  У него захватило дух:
-  Как?! . . . Это ты?!  Сколько лет прошло. Неужели я слышу тебя?!
  -Ты не только слышишь, но и увидишь меня, брат! Я знаю, что ты теперь – бывший. Все знают. Твоя мама, я иногда помогал ей все эти годы, мы виделись, она дала мне твой номер и подсказала мысль  о встрече. Это удача,  потому что я редко бываю на планете при моей работе. Вот я и лечу к тебе в твой рай! 
Связь вдруг прервалась и в подтверждение его слов раздался голос: 
- Говорит охрана Смарт Эдема! Задержан звездокар при попытке проникновения в охраняемую зону! На борту один человек.  Высылаем его фото. Ждем указаний!  
 Он вздрогнул от неожиданно возникшей в воздухе фигуры.  Это  была  голограмма  упитанного  мужчины, с аккуратной лысинкой и озорными  глазами.  Казалось,  протяни руки – и обнимешь того, кто остался в далеком детстве с его ребячьими ватагами, синяками и заборами чужих огородов, словно не было многих лет важной взрослой  жизни. Он вскочил на кровати:
- Грин! Это ты, братишка?! - Он помнил детскую кличку друга, помнил, что тот был старше на три года и всегда был для него авторитетом. 
- Слушай! Ты как?! Ты где?!  Ах, да! – спохватился Он: Подожди минутку! Совсем другим голосом Он крикнул:
-  Охрана Смарт Эдема! Пропустить задержанный звездокар! Включить его в список элитных гостей!
 Раздалось краткое: «Есть!» -  Голограмма исчезла. Он не успел выйти из спальни, как услышал за окном нарастающий шум, спускавшийся сверху. Подбежав к окну, Он с изумлением увидел посреди парадной площади звездокар  межпланетного класса.    Ему бы никогда не пришло в голову,  что на такой маленькой площадке можно посадить межпланетный корабль,  размеры  которого   не меньше его дворца,  не разрушив при этом окружающей местности. Тем не менее, сейчас Он лишь уловил через открытую балконную дверь запах нагретого металла и озонированного воздуха,  не заметив вокруг ни малейших повреждений от свалившегося из космоса гостя. 
Он бросился от окна из спальни и как был, в пижаме, пробежал мимо лифта, услужливо раскрывшего  перед  ним  свою аккуратную пасть. По лестнице Он сбежал вниз и вышел на крыльцо. К нему от звездокара шла увиденная ранее голограмма, но без летного скафандра, в спортивном  костюме,  подчеркивавшем  полноту гостя, в котором трудно было узнать друга детских лет. Подойдя к крыльцу, тот с легкостью взбежал по ступенькам и запростецки обнял оторопевшего хозяина со словами:
-  Привет, братишка! Вот и свиделись!
В первое мгновение Он не мог прийти в себя, отвыкший от человеческих отношений, от дружеских объятий, много лет охраняемый от них несколькими уровнями президентской охраны. Он не успел ничего ответить, как друг отстранил его от себя и внимательно осмотрел:
-  Ты знаешь, братишка, ты совсем не похож сейчас  на свои портреты, что висели по всей планете, на того, кто заботился о ней с экранов телевизоров.  Какой-то ты домашний. 
- Ты что, - ответил Он, приходя в себя. - Как мама? Видишь всюду двойников? Я их ни разу  не видел. Настоящий я, не сомневайся. Помнишь?  - спросил Он, засучив рукав и показывая еле заметный шрам  на левой руке.
 -   Да, братишка, помню, - гость в ответ обнажил левую  руку. - Мы братья не по рождению. По крови. А ты всегда встречаешь гостей в пижаме? – обратился он к хозяину, смущенному этим вопросом: 
- Нет, что ты! Я еще никак не встречал гостей. Ты у меня первый. Я не привык ни к этой вилле, ни к новой жизни и не больше твоего знаю, что где тут находится.  Вместе  будем осматривать, -  Он  потянул  гостя   внутрь дворца. Грин охотно последовал за ним, но предупредил:  - Знаешь, братишка, я ведь ненадолго. Это ты у нас на заслуженном отдыхе,  а я еще служу. Инспектор Бюро Межзвездной  Безопасности. Я на  служебном звездокаре прилетел. Завернул, по пути на задание, не удержался от соблазна. Я профессиональный  астронавигатор,  и не  на такие уютные площадки садился, - кивнул он в сторону звездокара, опережая все вопросы хозяина. Через некоторое время хозяин, приняв хозяйский вид,  угощал  гостя в столовой дворца за тем же уютным столиком. 
Друг любил поесть по-домашнему, о чем говорила не первая смена блюд, появлявшихся на столе из воздуха. Весело было вспоминать забытое детство после того, как не виделись всю жизнь, оставшуюся позади. Оказалось, что друг его уже давно не тот, каким Он знал его в детстве, и это в буквальном смысле, потому что для всех   и по жизни, и по документам  друг был известен  с давних пор  под  другим  именем.  Нейон Ти. Странно  все это было и к этому тоже надо было привыкать.  -   -  Какой Нейон Ти?  Ты  для меня мой друг Грин! 
В ответ на удивление Грин, новоявленный Нейон Ти, не выдержал: 
- Понимаю, при твоей жизни, когда тебе было слышать обо мне? На всех планетах, на всех языках галактики  читают рассказы о моих звездных приключениях,  а первое лицо планеты не слыхивало обо мне. Бывший отрицательно  покачал головой – он,  действительно, жил в другом мире. Но сейчас иной вопрос не давал ему покоя, только Он не знал, как с ним подступиться к другу, знавшему  все и вся из жизни планет галактики. Он подливал и подливал Грину для пробы из  разных   красивых бутылок. Дозы были  маленькие,  но их оказалось много даже под такую  роскошную закуску. 
- Вот, - начал Он, придвинувшись  к другу вплотную: 
- За многолетнюю  мою службу награжден правительством планеты этой виллой. Да. . . . Живу теперь на ней . . ..Ты везде бываешь, все знаешь. . . . А знаешь ли ты как  меня называет народ на планете?  Мама моя сказала, что не знает, не слышала, - слукавил Он. -  Мне  никто не докладывал об этом.  Странно, -  мотнул Он головой. - Мне вот интересно знать. Я служил народу, планете. Заслужил вот эту виллу, - бахнул  Он кулаком по столу. - А народ?  Где он?  Где его благодарность за мои труды?!  - Он задышал другу в самое ухо, ударяя себя в грудь кулаком: 
-  Ведь как раб на галерах, ни жены, ни детей. Подписывал и подписывал законы. Все ради них, - кивнул Он головой вверх. Его друг Грин  расслабился от выпитого и съеденного, но язык его, похоже, контролировал сам себя в любых ситуациях независимо  от состояния хозяина и говорил совсем о другом: 
-  Слушай, а я ведь сначала не поверил. Думал, мама твоя по старости что-то напутала, когда твой номер телефона дала. Я всю жизнь  в полетах по галактике,  и  в ближнем  был  космосе, и   в дальнем. Я нигде не встречал, чтобы  межпланетная  связь  шла  по мобильному телефону.  Не поверил, но все же позвонил и вот – чудеса! Думал – ничему  больше не удивлюсь, а ты меня удивил, брат!
Вопрос он все-таки слышал: 
- Ты прав, не ошибся. Я много чего знаю,  По службе положено мне много знать, но на вопрос твой отвечать не буду. Не хочу. Я не для того прилетел к тебе, братишка. Для пьяного разговора такие вопросы не подойдут, а я, кажется, того, пьяный я   стал от твоих  райских угощений, хотя это в мои планы не входило,  - он  шутливо погрозил  хозяину  виллы пальцем: 
- Так что, не спрашивай меня. Ни к чему тебе новую жизнь начинать с таких вопросов. Живи,  как  прежде – мой тебе совет. Помолчав, Нейон Ти добавил:
-  А имя твое – оно теперь история. Оно живет отдельно от тебя и останется в истории и в памяти народной совсем по-разному. Не надо тебе это знать. Так уж сложилась твоя судьба. Для меня ты не президент, а мой старинный друг и не будем о другом говорить, -   подмигнул Нейон Ти. Весь его вид – заплетающийся язык, слипающиеся  глаза,  говорили  о  том, что вопрос останется без ответа. К тому  же,  его слегка  покачивало  в кресле.
- Гостя доставить в гостевую комнату, - тихо произнес хозяин виллы. Кресло вместе с сидевшим в нем Нейоном Ти  плавно заскользило по полу и скрылось за дверью столовой.  Оставшись один, Он встал и вышел на крыльцо. Вопрос  без ответа не давал ему покоя, подогретый дозами из красивых бутылок. Взгляд его упал на звездокар, ожидавший  своего хозяина. Внезапно звездокар показался ему подсказкой, и Он решительно вернулся во дворец.  В гостевой спальне Нейон Ти  мирно спал,  оставив до лучших времен все свои планы.  Его обработанный, просушенный костюм висел рядом. Недолго думая, Он сбросил с себя одежду и облачился в спортивный  костюм, оказавшийся ему весьма просторным. Через несколько минут Он был в кабине звездокара, не имея ни малейшего понятия об управлении межзвездным кораблем. Выпитое вино придало смелости ему,  избалованному  благами нанотехнологий. 
- Бортовой компьютер! – громко произнес Он из кресла пилота тоном президента планеты. Внутренне пространство наполнилось звуками оживших механизмов, панели заморгали многочисленными яркими точками.
-  Даю команду! – продолжал Он. -  Проложить курс и запрограммировать его для полета на орбитальную планету виллы Смарт Эдем.   Совершить посадку в районе Тенерифских озер! 
Он хорошо знал тот район как любимое  место рыбалки. Теперь ему оставалось только ждать.
-  Ах, да! – спохватился Он. - Служба охраны Смарт Эдема! Выпустить  гостевой звездокар за пределы атмосферы  с обратным возвращением!
Команда его была зафиксирована. На  этот раз ему удалось беспрепятственно покинуть пределы своих владений, охраняемых со строгостью  тюрьмы для особо опасных преступников. За несколько  часов  полета до родной планеты, для которой Он стал бывшим, его желание найти ответ на свой вопрос ничуть не охладело, Он не успел пожалеть об опрометчивости такого бесшабашного  поступка.  За время полета ему пришлось опять увидеть обезображенное тело своей планеты, лишенной целых материков, вместо которых зияли пустоты на фоне черного космоса, навязчиво вызывая сравнение с огрызком яблока. Ему было больно видеть эту картину, но чем больше  звездокар сближался с планетой, тем менее заметными становились признаки ее уродства, разбегаясь в стороны и выпадая из поля зрения. После входа в атмосферу Он мог видеть только приближавшийся снизу ландшафт. 
Подчиняясь воле бортового компьютера, звездокар плавно опустился в местности, богатой живописными озерами. Он, сидя в кресле, ощутил толчок от касания с поверхностью планеты и понял, что достиг своей цели. Он сделал это! Компьютер тоже сделал свое дело и замер всеми своими механизмами в ожидании новых команд. Он освободился из кресла, от скафандра, оставшись  в  спортивном костюме, дал команду открыть люк и спустился вниз. Он стоял на планете, для которой теперь был бывшим, как и для ее народа, ради блага которого  трудился многие годы и в благодарности которого был уверен, многие годы изолированный от этой благодарности своими президентскими заботами. Он поднял голову вверх. Был предрассветный час, и звезды в небе планеты начали меркнуть. 
- Интересно, - подумал Он. - Видна отсюда Смарт Эдем? Вряд  ли, - тут же усомнился. - Она такая маленькая,  а солнце у нее еще  меньше,   -  грусти по ней Он не испытывал, пока искал глазами. Это был всего лишь пожизненный курорт с сомнительной  степенью  его свободы. 
Он огляделся по сторонам. Вокруг была тишина. Та тишина, которую Он любил в предрассветные  минуты, сидя на берегу с удочкой, когда это удавалось. Утренний воздух был пропитан запахом камыша, тянувшегося  вдоль  берега  озера,  у которого  опустился звездокар. Он побрел, не зная, что ждет его впереди, вдоль камыша, то уходившего далеко в озеро, то прерывавшегося так, что можно было подойти к самой воде. Через несколько десятков метров Он услышал  голос  и прислушался. Голос  был ворчливый, недовольный, его звуки нарушали гармонию утреннего праздника природы. 
- Видел, звездокар сел? – бубнил голос. - Совсем страх потеряли гархи. Никаких законов нету для них. Уже на рыбалку в звездокарах летают. Плевать они хотели на посадочные площадки. Скоро прямо из люков будут рыбу ловить, не выходя наружу. Тьфу! – смачно сплюнул говоривший. - -  Ладно,  хоть озера эти открыли нам для рыбалки, - снова заворчал голос. - Здесь раньше наш бывший  рыбу ловил, никого не пускали. Новый-то,  его сменщик, не рыбак, не ездит сюда. Рыбы тут уйма. Гляди, скоро клев начнется, только успевай. 
Он пошел на голос и,  обогнув камыш,  вышел  к самой воде. На берегу, на стульчиках, сидели   с удочками дед и паренек лет пятнадцати. Услышав его шаги,  дед обернулся со словами:
 -   Занято  здесь уже! Топай  дальше, приятель! -  Отсутствие удочек в руках  пришельца успокоило  деда:
-    Ты что, уже поставил свои снасти? Скоро клев начнется, а ты бродишь, - усмехнулся он. Похоже, что бы дед ни говорил, речь его всегда напоминала ворчание недовольного жизнью человека. Пришедший охотно откликнулся: 
- Я не рыбак. Я в гости прилетел. Много лет не был на родной планете, - закончил Он, подходя к рыбакам. Дед был худой, длинный. Он снова заворчал: 
-  Так это ты опустился рядом? Смотри, накажут тебя. Сел в неположенном месте. А я гархов наших ругаю. Тем законы не писаны. Думал,  что они на рыбалку  заявились. 
 Дед потерял к нему интерес и уставился на свои снасти. Но пришелец не уходил: 
- Я с детских лет не был здесь. Родители в детстве увезли меня, и я всегда мечтал побывать на  планете, увидеть ее своими глазами, - продолжил  Он разговор,  чтобы привлечь  к себе внимание. 
- Думаю, ты тут долго не задержишься, - дед не отрывал глаз от своих удочек. Спина его выражала полное безразличие к стоявшему перед ней типу. Но тут к разговору присоединился паренек, которому наскучило рыбацкое затишье. 
- А Вы откуда прилетели?  - спросил он, повернувшись на стульчике. 
-  Мои родители   были врачами.   Все эти годы я жил и работал с ними на Иллирии.  Они погибли. Их машина подорвалась на мине, - Он врал сходу, приученный за годы службы выходить из любого положения. Тут оживился дед, вскочив со стульчика:
-  Ты с Иллирии?! Тогда не удивляйся, что увидишь много похожего на нашей планете! Кругом   ямы и колдобины, развалины и разруха, будто снаряды с вашей войны долетают до нас! Дед достал папиросу и нервно закурил, словно задели его больное место. Пришелец явно обрадовался, что может завязаться разговор, но паренек опередил его:
-  Слушай, дед, а он на нашего бывшего презиранта похож, только без галстука и небритый. Дед продолжал нервно курить: 
- Не болтай глупостей!  Наш бывший  О-ГО –ГО где живет! – он мотнул вверх рукой. - В раю он.  При жизни. Что про него говорить?
Пришелец воспользовался паузой. Его слух не зацепило вскользь  сказанное, неслыханное им слово, не оцарапало душу, не ударило в голову, пролетев мимо него:
-  У нас, на Иллирии,  очень уважают вашего президента и благодарны ему. Он защитил нашу планету, теперь ее восстанавливают.
 От этих слов дед выплюнул папиросу,  выхватил  новую и закурил: 
-   Это там, для вас он президент, а здесь его по-другому называют за всю эту жизнь нашу. Для нас он уже давно презирант.   Тебе не понять, а мы живем здесь!   Только презирая свой народ, можно довести планету до такого состояния.
 Он выплюнул папиросу и выхватил третью:
-  Видно, что ты – турист. Будь  поосторожней, - посоветовал он беззлобно.- Сначала предупреждай, что турист, если хочешь произнести  слово  ПРЕЗИДЕНТ,  а то получишь  хороших местных синяков. Не веришь? – спросил он, видя недоуменный взгляд  незнакомца:
-  Дело твое. Только больно народ тут сердитый. Много лет не могут понять – кому нужен такой президент, который становится презирантом? Паренек хихикнул: 
- Это вы, старики, называете его презирантом, а молодежь его по-своему называет, по-молодежному.
- Это как так? – повернулся к нему дед. Ем убыло неловко перед туристом терять авторитет аборигена. Очень просто, - ответил паренек: 
-  Нетрудно догадаться,  если  вспомнить  его главное  предназначение – предохранять  власть  от народа.
-  Мать честная! – всплеснул руками дед. - Клюет! Болтаю тут с вами! - Он кинулся к удочкам, а вслед за ним отвернулся и парнишка. Им некогда было замечать  перемены в облике туриста. Если бы  они  сейчас  оглянулись, то не узнали бы его, помятого и придавленного услышанными словами, в спортивном костюме, ставшем вдруг на несколько размеров больше. Он стоял, осунувшийся, постаревший, невидящим взором уставившись себе под ноги, будто мучительно вспоминал что-то, отрешившись от всего окружающего и не замечая восторгов деда  очередной рыбацкой удачей.  Он чувствовал себя бревном, вдавленным в берег по самую макушку так, что было тяжело дышать. Повернувшись, Он побрел прочь, в сторону звездокара. Больше Он не хотел никого ни о чем спрашивать. На душе потеплело от мысли о маме. Своей любовью она пыталась защитить его от правды жизни в меру своих сил.  Ее язык никогда бы не причинил ему душевную рану,  если бы она знала,  что ему было по должности не положено знать эту правду. 
Он  медленно  брел прочь от рыбаков,  прочь с этой планеты, каждый шаг по которой стучал в  голову  услышанным словом. -  ПРЕ – ЗИ – РАНТ – слышал  Он в такт шагам, не в силах защититься от той боли, что пронизывала его с каждым шагом оттуда, снизу. От ступни,  опиравшейся на почву, через сердце боль била в голову и оставалась  внутри, будто каждая буква слова гвоздем застревала в ней. Последние метры до звездокара Он не шел, а бежал, подгоняемый этой болью. Запыхавшись, Он вскочил в люк и захлопнул дверь.  Ему казалось, что теперь Он в безопасности от этого слова,  от людей, придумавших  его. Никто  за ним  не гнался и не угрожал ему. Там, в космосе, его ждала другая планета, с другой жизнью. Он обессилено плюхнулся в пилотское кресло, но звездокар вернул его к действительности своим отказом подчиняться командам. Ему пришлось  встать,  надеть скафандр и пристегнуться к креслу. Лишь после этого бортовой компьютер поднял звездокар в воздух  и унес его с планеты, в сторону которой Он не хотел смотреть.
Звездокар уверенно прошел по обратному курсу и так же уверенно сел на парадной площади дворца, беспрепятственно пройдя зону охраны Смарт Эдема. Не успел Он отойти от звездокара, как навстречу ему с крыльца сбежал, словно ни в чем ни бывало, Нейон Ти, в своем костюме,  весело  улыбаясь:
-  Ну, ты, брат,  даешь! – начал он, не обращая внимания на унылый вид и опустошенный  взгляд  друга:
-  Утром просыпаюсь – костюма нет. У тебя отличные слуги,  враз  все организовали. Только  никак не думал, что у тебя на вилле все ходят в таких костюмах,  -   закончил он,  оглядев вернувшегося друга со всех сторон. 
-  Но как? – невольно удивился хозяин. - Они не могли обслуживать тебя! Это нейрослуги, они работают  по  моим  биометрическим данным! Не понимаю, - пожал Он плечами.
 --- Я же сказал, что у тебя  ОТЛИЧНЫЕ слуги. Когда-то мы с тобой обменялись кровью. Мы с тобой одной крови – им этого достаточно. Они у тебя просто супер! Несмотря на то, что кровь обновляется каждые пятнадцать лет,  для них это не помеха. Учти на будущее их такие способности. Так что я тут не голодал  и  не скучал без тебя,  пока ты отсутствовал, - похлопал он обескураженного друга по плечу.
 Пока они шли к крыльцу, Нейон Ти продолжал:
-  Вспоминая наш вчерашний разговор, нетрудно догадаться  о том,  куда ты  исчез и так быстро вернулся.  Что, плохо приняли? - Было видно,  что  настроен  он  дружелюбно, несмотря на похищение  звездокара и спортивного костюма. На все его слова  вернувшийся друг отвечал  молчанием. 
    -  А я распорядился стол накрыть и успел чудненько  позавтракать, но с удовольствием повторю завтрак с тобой. Когда еще будет такой случай, - не умолкал Нейон Ти, разбавляя своей болтовней тягостное  молчание друга: 
- В своих полетах я редко вижу такое изобилие, перед которым трудно устоять. -   Войдя в столовую, они уселись за тот же столик у окна, оказавшийся теперь  почему- то раза в два больше вчерашнего стола. Стол на всем протяжении был заставлен блюдам,  от разнообразия  которых  пестрело  в  глазах. 
-   Послушай, - глухим голосом начал Он, усаживаясь за стол: 
- Ты знал о том, как меня называет народ на планете? -  Нейон Ти был невозмутим,  придвигая к себе одно из блюд:
 - А как ты думаешь? Конечно, знал. Думаю, что и мама твоя знает. Все знают. Наша галактика не такая и большая, как кажется с планеты. 
От этих слов Он закрыл лицо руками. 
- Конечно, знал, - повторил Нейон Ти, орудуя ножом и вилкой. - Видишь ли, братишка, вся моя жизнь прошла в космосе, в полетах по планетам и галактикам,  о которых ты и не слыхивал. Я почти не бывал на   своей планете.  Даже отпуска свои проводил в иных мирах. Поэтому я совсем не знаю жизни на планете,  где я вырос. Считай,  что  я  - житель Вселенной,  а ты – мой друг. Мне без разницы то,  как тебя называют. 
- Но мне-то не без разницы! – грохнул Он по столу кулаком, отчего высокий стеклянный бокал, подпрыгнув, слетел со стола и должен был вдребезги разлететься на мелкие осколки, но он плавно опустился и стоял на полу возле стола, не потеряв ни капли вина, готовый служить хозяину и своим видом, и своим содержимым.
-  Мне не без разницы, - повторил Он. - Только узнал я об этом слишком поздно, -  Он сжал в руке вилку так, что побелели пальцы:
-  За что они меня так? Почему они там считают,  что я презираю их, жителей  планеты? У меня не укладывается в голове – за  что? 
 Взгляд  его рассеянно скользил по блюдам, тарелкам, закускам, словно выискивал  среди них   ответ на свой вопрос. Его друга отнюдь не смущало  поведение  хозяина.  Он продолжал знакомиться с угощениями на столе не глазами, а с помощью ножа  и вилки. 
---- Я ведь  тебя  предупреждал, братишка, что тебе не стоит оглядываться назад,  в  прошлое,  от  которого  ты  надежно защищен. Спасибо тем, кому ты служил, что все для тебя закончилось не автомобильной катастрофой, а вот этим раем, - Нейон Ти описал вилкой дугу в воздухе. - Тебе нечего опасаться. Ты сделал свое дело. За тебя, братишка! -  После этих слов поднял бокал в дружеском приветствии и с удовольствием осушил его.
Слушая друга, Он  рассеянно поддакивал и кивал головой, вспомнив, наконец, про вилку, зажатую в руке. Больше Он не задавал никаких вопросов, тем более, что  гость его вскоре заторопился в  дорогу. 
--- Эх, братишка, если бы не задание, то погостил бы я у тебя подольше, - мечтательно говорил Нейон Ти, уже  сидя на ступеньках крыльца и блаженно прищуривая глаза:
-  Обязательно прилечу к тебе в отпуск. А пока, брат, дела ждут. По правде сказать, я сейчас должен быть на Каиссе, что в созвездии Кентавра, это недалеко от тебя, в нашей галактике. Вернусь – на обратном пути расскажу, а пока, извини, нельзя. Надеюсь, это наша не последняя встреча, - закончили Нейон Ти, поднимаясь со ступенек и обнимая хозяина виллы:
-  Отдыхай, не заморачивайся.  Главное, ни о чем не думай, как прежде, когда думали за тебя. И все будет хорошо! - Нейон Ти решительно направился к звездокару. Уже в люке он прощально обернулся:
-  Нет, правда, не хочется отсюда улетать. В просторах космоса есть планета, куда я никогда не хотел бы попасть еще раз. Должен сказать тебе, с твоей планеты я бы не хотел улетать,  -   махнул он рукой хозяину виллы. - Ты войди пока в  дом! - Люк за ним прощально захлопнулся. 
С крыльца Он вошел во дворец и закрыл дверь, из-за которой наблюдал медленный отрыв звездокара от площадки,  его исчезновение из поля зрения. Когда на площади все стихло, Он вышел на крыльцо и запрокинул голову вверх. Там, в дневном небе, уже не видно было даже маленькой точки, уносившей его друга в космос, где тот был как дома, в отличие от него самого,  оказавшегося  в этой уютной  фешенебельной  клетке. Он сел на ступеньку крыльца и почувствовал в кармане брюк свой маленький мобильник. 
- Мама! – мелькнуло в голове спасительной искрой жизни. Он лихорадочно выхватил телефон.  Вызвав ее номер,  Он обрадовался родному спокойному голосу: 
-  Алло! Мама!  Ты слышишь меня?! Я пришлю за тобой звездокар! Мы будем жить  вместе! Я пришлю за тобой!
 --- Нет, сынок, - услышал Он в ответ. - Это лишнее. Я останусь здесь,  где лежит твой отец. Ни к чему мне начинать новую жизнь, чужую для меня, такую же чужую, как для тебя чужой и неведомой   является наша жизнь.
 --- Мама, - перебил Он ее. - Я  теперь знаю, как меня  называют жители планеты, - это у него прозвучало неловко, виноватым тоном. После паузы Он услышал в трубку:
-  Не надо было это тебе знать, сынок. У меня останется только одна просьба – похоронить меня под моей девичьей фамилией. Я уже позаботилась об этом, сынок.  Хочу, чтобы ты знал. Прощай!
Телефон давно молчал в его руке, а Он все сидел и сидел на крыльце, с ужасом понимая, что у него нет ни сил, ни желания подниматься . . . . . . . .     .
Нейон Ти  поставил последнюю точку и закрыл рукопись. Он смотрел на нее и понимал, что у него не получился рассказ о планете,  которую не хотелось бы покидать никогда.  Прошло несколько лет с тех пор, как он посетил своего друга детства на сказочной планете Смарт Эдем.  С тех пор он не был там ни разу. Нейон Ти боялся, что не сможет при встрече скрыть от друга то чувство, что охватило его внезапно тогда, при   старте  со Смарт Эдема. Он до сих пор помнил это. Помнил,  как по мере удаления  от райской  планеты, чем меньше она становилась в иллюминаторе, тем сильней его охватывало чувство жалости к ее хозяину. Чувство это не покидало его до сих пор и  убивало в нем желание посетить эту планету, навестить своего старого друга. Его угнетало чувство жалости к человеку, ставшему всесильным в своей президентской власти, но бессильному в своей судьбе. Жалость к своему другу оказалась сильней восторгов от чудес и роскоши  Смарт  Эдема,  которые  отошли  на второй план  перед трагедией  человека, получившего в награду волшебную золотую клетку за свои заслуги перед горсткой типов, пораженных космическим вирусом и превративших планету в свою виллу. Нейон Ти взял рукопись в руки, размышляя  над  ее судьбой. Он  решительно бросил тетрадку на стол, перечеркнул первоначальное название  и печатными  крупными буквами написал на обложке  Б Ы В Ш И Й.
                        
                                                                        10. 2018
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.