Борис К.Филановский

Конечно, это были никакие не русские. Всё здесь оказалось неправильно.  Русскими в конце сурового ХХ века назывались на Святой земле эмигранты из Святой Руси. Хотя в ХХ веке Святая Русь оказалась совершенно не святой. Скорее наоборот. Она прикипела то ли к материализму, то ли больше к его брату эмпириокритицизму. Трудно сейчас разобраться.  В любом случае она даже бравировала своим безбожием. Пустили храмы под овощехранилища. Священников ликвидировали под корень. И ввели как вершину атеистической мысли единый политдень. 
 А «русские» были просто евреями, которые сбежали от всего светлого и прогрессивного за длинным шекелем. Тут-то их (нас) радостно встретила родная бюрократия. Их (нас) даже нельзя было называть эмигрантами. Слово «эмигрант» не прижилось в Израиле. А на древний русско-еврейский лад эмигранты назывались «новые олимы». Многие считают, что хоть горшком назови, но в печку не ставь. В нашем случае даже это не так. Их (нас) встретил «плавильный котёл». Это такое изобретение местных идеологов (цельнотянутое у отцов-основателей США //top melting//). По мысли этих мудрецов эмигранта бросают в переплавку. Там он и сгорит (шутка). Если не погорит, то вылетит как ошпаренный (примерно, как наш герой Иван-дурак в русской сказке живым выбирался из кипятка). И начнёт наносить большую пользу родной Отчизне номер два.
Так было в теории. Отчасти и на практике. Во-всяком случае для несчастных обладателей разных дипломов. Хотя было понятно, что почти у всех русских все дипломы поддельные, государство устроило «научным работникам» такой переходный статус. Это было мудрое решение. Теоретически все получали на три года право на небольшую государственную стипендию. Для того, чтоб понять на каком ты свете, срок вполне достаточный. Беда в том, что получилось, как в старом анекдоте. Помните, в переполненном трамвае сидит румяный парень, а стоит старушка. Она вздыхает: «неужели нет больше джентльменов». И в ответ: «джентльменов до хрена, бабушка, это местов нет». Местов на всех не хватило. И возникла демонстрация у стен израильского парламента (Кнессета) в Иерусалиме против безработицы в рядах «русских учёных».
Мы с Татой тогда работали в Национальной физической лаборатории Израиля (НФЛ). Это богоугодное заведение находилось в кампусе Еврейского университета. Как раз напротив Кнессета. Только с горки спуститься. Пройти мимо Высшего суда справедливости, мимо сада Роз, тут тебе и Кнессет. Т.е мы были под боком у Кнессета. (Или это он был у нас под боком).  Это и привело к некоторому международному скандалу. Шустрый зав НФЛ, доктор тех ещё наук, Илья К. из Донецка, быстро оценил диспозицию и послал нас на подмогу учёным. Так сказать, для массовости. Мы и пошли.
Нас было человек десять. Разный был народ. Но в основном толковый. С нами тогда был Эмиль Ш. Он отвечал за бесперебойную работу эталона вольта. Сам Алессандро Вольта ему бы позавидовал. Подумать только - 10^-8 В (такой маленький вольтаж) хранится в толстенном сосуде из нержавейки. Так мало вольт и почему-то в такой большой бочке-криостате. 
Был там и наш временщик. Так его называли, хотя тишайший Миша Л. не был замечен ни в каких интригах. Он занимался эталоном времени (сейчас я уж подзабыл, по-моему ловили что-то около 10^-12сек) . Он постоянно пропадал в бетонном подземелье, куда со всеми приседаниями и реверансами поместили цезиевый эталон. Только иногда показывалась на свет божий кудлатая седая голова. И постоянный его вопрос: «сколько времени» служил темой бесконечных несмешных шуток.
Ну и почтенный профессор Яков Осипович Т. Он был одним из двух представителей старшего легендарного поколения. Школа самого Фрумкина. Второй, профессор (и академик уже российской академии) Борис Яковлевич Каплан, к нашей общей печали, решил не продолжать работу. Он честно прошёл всю войну. И в самом конце, в 45, при штурме Кенигсберга, был тяжело ранен. И ему ампутировали ногу. В Израиле он получил хорошую пенсию, как инвалид войны. Жалко, если такая мощная машина работает вхолостую. Но так легли карты. 
Яков как ценный кадр всю войну провёл в эвакуации, работал в каком-то секретном институте. Секретность так въелась ему в подкорку, что даже по прошествии стольких лет он не выдал мне (видимо, как сионистскому наймиту) тайну родного, блин, секретного завода. В последние годы СССР он был деканом в одном южном политехническом институте. Его монографии занимали далеко не последнее место в советской электрохимической литературе. Яков (отчество мы потеряли по дороге из России) был человек огромной энергии. И преданности химии. Он добросовестно (и не слабо) тянул телегу исследовательской работы. Яков честно признавался, что работа – это его жизнь. «Если я потеряю работу, то сразу умру». 
Это приводило его подчас к большим (и сильным) переживаниям. Однажды, какая-то очередная комиссия затребовала у нас институтские дипломы (бюрократия в Израиле бывала похлеще, чем в СССР). Бедный Яков притащил стопку дипломов. Там не было институтского. Все дипломы были на месте. И кандидатский, и докторский, и профессорский. Даже попался какой-то диплом ВДНХ, очень красиво оформленный. А институтского как на зло не было. Куда-то девался. Все наши (и не наши) в один голос уверяли рассеянного профессора, что и так сойдёт. Простят его на первый раз. Но темпераментный учёный отчаивался, причём на всю катушку. Хоть зови великого Крамского писать с него полотно: «Безутешное горе».  
Но это ещё что. Неуёмная энергия готовила Якову и не такие сюрпризы. Однажды он пожаловался нам, что канцелярия лаборатории объявила ему форменный бойкот. Эти женщины, закутанные в одежды весьма консервативных фасонов, просто перестали отвечать на приветствия вежливого профессора. Осторожные окольные расспросы отчасти разъяснили причину этого похолодания. Причиной оказалась неуёмная доброжелательность старомодного русского интеллигента. Дело было в декабре. Яков зашёл по каким-то делам в канцелярию. И поздравил канцеляристок с Рождеством Христовым. Казалось бы, обычная вежливость. Но дело обернулось нешуточным инцидентом. В ультрарелигиозных иудаистских кругах, к которым принадлежало большинство иерусалимских госслужащих, имя Иисуса Христа оказывается было как красная тряпка для быка. Еле-еле Яков замолил свой грех незнания. Но холодок так и остался. 
Честно говоря, на наш совсем далёкий от теологии взгляд, довольно удивительна для меня идея этих наших канцелярских тёток. Добро бы Христос был муслимским проповедником, муллой, или там муэдзином, а то и террористом на худой конец, тогда эта истерика была бы понятней. А то ведь речь шла о правоверном иудее, даже кажется, прямом потомке иудейского царя Давида. Да, он создал свою секту, перетянул на свою сторону множество людей, но от этого он не перестал быть иудеем. Мне один ультра-ортодокс (черная шляпа на уши, кипа, пейсы, и все дела) в частной беседе сказал, что порицание Христа – это проявление антисемитизма. Но говорил он это свистящим шёпотом, оглядываясь. Хотя дело было в коридоре Еврейского университета. И мой собеседник был университетским физиком, да не из последних. Вот и получается, Иерусалим вполне удивительный город. Мы с Татой прожили много лет в нём, но даже не поняли, в чём его тайна. Но загадка есть, это к бабке не ходи.
Хотя можно отметить один момент. Сами идеологии всех трёх церквей совершенно непримиримы. И чем дальше, тем хуже дело. Ну как тут примирить политкорректность Анжелы Меркель с эквилибристикой Байдена (или Трампа) или христианством коммуниста Путина. Не говоря уж про иранских аятолл, афганских талибов, суннитов, шиитов и прочих мирных террористов. 
А вот когда войдём в Старый город Иерусалима через Яффские ворота, или Дамасские. То увидим совершенно другую картину. Удивительно противоречит идеологиям (и идеологам) простая топография. Все центры трёх Мировых религий – храм Гроба Господня, Стена Плача и мечеть Аль-Акса - находятся на расстоянии не больше, чем полкилометра друг от друга. И почти тысячу лет не воюют между собой. Прижались друг к другу, такое впечатление, что спасаются от общей беды. От какой? 
Интересное кино, примазался тут храм иудео-христиан. Как раз напротив башни Давида. В пяти минутах ходьбы от святынь.  Эти немцы-христиане вместе с немцами-иудеями в Х1Х веке (когда Германия ещё была страной Гёте, Гейне и Шиллера) пытались примирить две религии. Казалось бы, довольно разумная попытка. И они добились своего. Никого не ненавидят христиане и иудеи так сильно и истово, как иудео-христиан. Но меня сильно отнесло течением. Попробую вернуться обратно. Только в своё оправдание могу сказать (как говаривал один советский лидер) – извините за внимание.
Итак, идём мы по дороге к Кнессету. И идёт обычный канцелярский разговор. Какое плохое попалось начальство. И какие мы хорошие. Можно сказать, работаем не прикладая рук (шутка), а наши титанические усилия не признаются. Причём, не признают не только не титаническими. Но даже усилиями не признают, трах-тарарах их прямо в солнечное сплетение. Такие, прямо скажем нелицеприятные, были разговорчики по пути. Не будем скрывать. Конечно, это касалось только локального начальства. Руководителей так сказать среднего звена. Но тут есть один пикантный момент. Тогда в министры попал русский диссидент сионист Щаранский. Человек с большой биографией. Он сидел в тюрьме при Брежневе. По страшной 64 статье. Просидел много лет в советских лагерях. Наконец его выпустили в Израиль. И в Израиле герой движения за еврейскую эмиграцию сделал солидную карьеру. Стал большим человеком. 
Наши научные работники («русские», по местной классификации) многого ждали от нового министра. И он оправдал ожидания. Не той стороны. Он «прославился» тогда своими гонениями на русских научных работников. Почему? Почему так ложится карта, это надо спросить того, кто сдаёт. А может того, кто тасует карты. Но ведь не исключено, что эта позиция «русского» министра была одной из причин «русской» демонстрации. Кто знает?   
Был там с нами бывший учёный секретарь одного московского института АН СССР доктор химии Феликс Ш. Он учился вместе с будущим диссидентом Щаранским.  Феликс вспомнил, что Щаранский уже тогда был комсоргом (руководитель союза молодых коммунистов - русск. устар). И меланхолически заметил, что всё так быстро меняется. Только стремление к внутреннему совершенству остаётся постоянным у таких деятелей, ну и вера в светлое будущее. 
Лысый и основательный очкарик Феликс был не простым человеком. Ему Родина доверила жизнь Ленина. Конечно, Ильич умер. И лежит в Мавзолее. Но Ленин, как известно, был тогда «вечно живой». Даже «живее всех живых». Так было написано в газете «Правда». Тут само название газеты говорит само за себя. Для нас этот парадокс так и остался загадкой. Хотя иногда приходит в голову, что эти деятели из центрального органа сделали больше для разрушения коммунизма, чем самая оголтелая западная пропаганда. Действительно ведь такого глумления над покойным большим политиком нарочно не придумаешь. 
  А Ильич лежит себе в Мавзолее. В консервированном виде. Но ничто не вечно под луной. И бессмертный образ начал того, немного блекнуть, что ли. Академия Наук СССР получила правительственное задание обеспечить сохранность вождя мирового пролетариата.  Разумеется, постановление было строго секретным. И за разглашение государственной тайны сами понимаете – по головке не погладят. Но наши химики были люди сознательные. Ну, и подписку давали. Химики не подвели. Они оправдали оказанное партией доверие. Нахимичили на славу. Были разработаны специальные составы (защищённые секретными патентами). Эти составы были созданы, чтобы остановить нездоровое влияние времени. И уберечь вождя. И Феликс был одним из активных участников этой работы. У него даже есть русский патент (тогда это называлось – авторское) на вождя (само-собой документ этот строго секретный). Нам Феликс показал только корочки. Такую красивую обложку. С красной печатью. А вот сам текст был секретным. И хранился в сейфе первого (секретного) отдела. Родина умеет хранить свои секреты. 
Примечание: Не надо думать, что эти строгости распространялись только на вождей. К примеру, у автора этой заметки тоже лежат такая бумага. Я помню, нам выдали секретное авторское не какую-то нашу совсем несекретную заявку. Поскольку допуска к секретной работе у меня не было, я так и не узнал, что там было в моём изобретении. Это был секретный документ и кому попало его в руки не давали. Только через секретный (первый) отдел.
Пока суть да дело, добрались мы до площади перед Кнессетом. Там стояла довольно жидкая колонна демонстрантов. В неё мы и влились. Но не так, как масло в воду. Нет, нет и нет. Мы малость подразбавили толпу наших. И только. Во-первых, всюду видны были родные лица. Печальные длинноносые очкарики. И у каждого за плечами не слабая предыстория. Кто, как наш знакомый ленинградец Юра Люб., занимался подводными лодками. С титановым корпусом. И был спецом по сварке листов титана (поверьте, это супер-технология). Но не пригодилась на Востоке. Кто, как известный московский доктор физики М. Х. (на него показал пальчиком Феликс) занимался полимерами. Но не простыми, а такими, которые хорошо проводят электричество. Тоже остался не у дел (правда временно). Список можно бы продолжить. Там были эксперты по строительным конструкциям, биологи, математики, орнитологи. Да и просто знающие инженеры. Попадались и преподаватели марксизма-ленинизма. Такой Ноев ковчег. Всякой твари по паре. 
По самой правде эмигрантская жизнь не сахар. Как и всякая жизнь. И попасть на подножку уходящего поезда – это кому как повезёт. Это тебе не шахматы. Скорее, как игра в двадцать одно. Как карта ляжет. Нам с Феликсом временно повезло. А некоторым научным работникам временно не повезло. Так легла карта. А вот что Феликс натворил, так это полная художественная самодеятельность. Собственно, он ничего такого не творил. Он был человек аккуратный. У обочины на кусте иудиного дерева (есть такое в Иерусалиме) висел плакат. «Советские учёные требуют трудоустройства». Причём плакат этот висел криво. Аккуратный Феликс его поправил. И всё. Такое скорее машинальное движение.
Но тут не иначе вмешался сам Аллах. Демонстрацию «предателей Родины» снимало русское ТВ (тогда, в начале 90-х ещё в моде было такое название для нас, сбежавших от всего светлого прогрессивного). По-моему, там был такой Ступников, корреспондент ТВ. Он отслеживал гонения на соотечественников. И снял выразительный кадр. Безработный учёный у плаката: «дайте работу». И всё это шло в прямой эфир. А бедный Феликс даже не подозревал, во что он вляпался. Как он прославился на всю Россию.
Ему месяц звонили московские (и не только) коллеги. И задавали один только вопрос. «Зачем людей обманывать? Ты вот говорил, что работаешь по специальности. А сам стоишь на обочине. И держишь плакатик. Подайте Христа ради. Вот ты ехал за длинным шекелем. Как все вы там. А вот оно тебе как обернулось. Ходишь с протянутой рукой». И никакие путанные объяснения почтенному химику не помогли. Так он и остался классическим примером трагической судьбы русского учёного за рубежом. Хотя сам Ильич ему помогал. Но, как полагается великому конспиратору, помогал так, чтобы никто не заметил протянутой руки вождя мирового пролетариата.