Сергей ОЛЬКОВ

 
К своим шестидесяти годам Виктор Петрович чувствовал, что получает удовольствие от такого занятия как созерцание реки жизни в виде чужой суеты, озабоченных лиц, торопливо снующих фигур, которые он мог прекрасно наблюдать со своей удобной скамьи в городском парке. Неудивительно, что на этой скамейке ему пришла в голову мысль о взаимосвязи вечной истории и сиюминутной действительности. 
- Да, - подумалось ему. - История – это действительность в прошлом, а чем сильна действительность, становясь прошлым? Она сильна нашей памятью. Но действительность - прошлая ли, настоящая ли, она запоминается еще и традициями, в которых развивается и которые входят в привычки людей, формируя их образ жизни.
 Прошлая действительность возвращалась к нему в виде воспоминаний о традициях, с которыми ему пришлось так опрометчиво, по причине юношеской неопытности, познакомиться. Воспоминания об этом знакомстве, он чувствовал, до сих пор не утратили своих красок в его душе. . .
Случилось это в середине семидесятых годов прошлого века, то есть, во времена для многих современников неведомые, а для других – забытые. Времена те были совсем другой исторической действительности, имевшей иной фон жизни. Это сейчас фоном жизни являются отношения, где с одной стороны ГОСПОДА - ХОЗЯЕВА, а с другой стороны – РОССИЯНЕ. В те давние времена жизнь протекала на фоне других отношений: НАЧАЛЬНИКИ-ПОДЧИНЕННЫЕ, и на этом фоне, как на фартуке домохозяйки, висел плакат: ДРУЗЬЯ – ТОВАРИЩИ. Вот на этом фоне жизни рос и радовался жизни Витюха тех лет. 
Виктор Петрович до сих пор помнил свою детскую радость в момент пробуждения.  Он  просыпался по утрам, и в голове его вместе с ним просыпалась радостная мысль о том, что он родился и живет в такой прекрасной стране, самой лучшей в мире, а не в этой жуткой и страшной Америке, о которой столько говорят по радио. Витюха покидал свою кровать и вместе с этой радостной мыслью выбегал туда, на улицу, где друзья, где столько дел, что до вечера домой не попасть. Он был благодарен своим родителям, а в их лице и своей судьбе, что живет в такой стране, и чувство это за годы жизни не разъела ни газетная ржавчина, ни телевизионные помои.
Когда школьные годы Витюхи закончились, он уехал из своего городка поступать в институт. Город, куда он приехал, был большой, портовый и всем отличался от его городка, начиная размерами и заканчивая нравами жизни. До экзаменов Витька жил у сестры матери, тети Нины, муж которой был моряком. Дядя Боря, так его звал Витюха, был огромного роста, широколицый, этакий ходячий шкаф с руками и ногами. В то время он пришел из рейса и никак не мог обойтись без того, о чем долгое время тосковал вдали от родных берегов. Дядя Боря был любителем русской бани. Для Витьки это было пустым звуком – любитель бани, поэтому он понятия не имел о том, что кроется за этим званием и с чем это связано, не говоря о каких –то традициях. 
Дядя Боря был мужик общительный, компанейский и его устрашающе – внушительный вид не производил отталкивающего впечатления, украшенный добродушной улыбкой от уха до уха в любое время дня. В силу своей сангвинической натуры дядя Боря не мог пойти в баню один, поэтому Витюха самым естественным образом оказался втянутым в знакомство с традициями, превращавшими на Руси с древних времен посещение бани в настоящий ритуал.
В отличие от Витюхи, тетя Нина хорошо знала укоренившиеся традиции своего мужа. Через несколько дней после его возвращения из рейса все было готово для похода в баню. В коридоре на полу стояла хозяйственная сумка с банными принадлежностями, украшенная сверху завернутым в газету дубовым веником. Рядом с сумкой, поблескивая стеклянными боками, в авоське - сетке стояли три пустых трехлитровых банки с полиэтиленовыми крышками, вид которых вызвал у Витьки недоумение: неужели в баню придется тащить свою воду? Но Витьке не потребовалось торопить события своими вопросами. Дядя Боря при своей внешней неуклюжести все делал неспешно, но при этом все успевал, как и положено на флоте. Еще с вечера он радостно предупредил Витюху: 
- Ну все, салабон, завтра идем в баню - мать нашу. 
Витюха почему – то подумал, что в баню ходят по вечерам, чтобы потом вернуться домой и лечь спать в чистоте и приятности, но его представления оказались далеки от реальности, которой живут ценители банных традиций.
Люди семидесятых годов прошлого века в нашей стране жили и умудрялись наслаждаться жизнью. Каждый по – своему. Трудились очень много, не представляя, что может быть праздный образ жизни, прикрытый вывеской бизнесмена – торгаша. Отдыхали как работали – тоже на всю катушку, и страна жила единым организмом, не чувствуя приближения застойных времен и смены портретов в присутственных местах. Люди умели доставлять себе маленькие радости, не зависевшие от больших денег.
 Одна из таких радостей в лице дяди Бори тронула за плечо спавшего Витюху:
-  Вставай, салабон, чай остывает, баня ждет, подъем! 
Витюха открыл глаза. Над ним светилось улыбкой лицо дяди Бори, который не отставал:
-  Давай, дружок, поднимайся. Как? - оторопел сонный Витька. -   Еще ведь рано, утро еще. Какая баня? 
- Ну ты даешь!, - от души рассмеялся дядя – великан. -  Видно кильку по хвосту, а салабона по словам! Баня – это, брат, ба-а-н-я-я! - в голосе его послышались нежные нотки, сменившиеся деловым тоном: 
- Это тебе не мочалкой тереться. Это, братец, обряд, это традиция! Тут, дай бог, хоть бы дня хватило! Раз уж я беру тебя с собой, ты, Витюха, не путайся под ногами, а делай как полагается. Это, братец, не нами придумано, но нами соблюдается и будет соблюдаться, - дядя Боря даже крякнул в своей речи от избытка чувств и пошел к столу, считая вопрос решенным, а салабона проинструктированным.
 Витюха изначально был настроен позитивно и у него не было поводов противиться неизвестному для него ходу событий. Роль зрителя его вполне устраивала, но он ошибся, претендуя на эту роль, совершенно упустив из виду тот факт, что зрителей в бане не бывает и этой ролью ему никак не обойтись.
Позавтракать пришлось плотно – как сказал дядя Боря: «Чтобы набраться сил перед баней». Казалось, время пошло и теперь каждый шаг был строго регламентирован неписаным сводом законов. 
- Ты что думаешь? Баня – это мыло и мочалка? - продолжал поучать дядя Боря, уплетая очередную тарелку каши: 
- Баня- это праздник жизни! Это праздник тела! Праздник души, да! Ведь в чистом теле и душа чистая, и мысли. Да будь я царем в старину – раздухарился дядя Боря. -  Я бы при каждой конторе велел баню построить!
 Он грохнул кулаком по столу: 
- Ах, ты чиновник, оказывается? Да? Будь любезен, уважаемый, перед рабочим днем сначала в баньку, в баньку – душу свою пропарить, мозги свои прочистить, совесть отогреть, выбить из себя веничком всю грязь – из мозгов, из души, а потом только в контору свою иди, в кабинетик свой, в креслице свое с чистой душой, с чистыми мыслями, с лицом просветленным от этих мыслей. Вот что такое баня! Да если бы ее применить правильно, на государственном уровне, то и реформ никаких не надо будет ни – ког – да! Потому что все везде бы делалось чистыми руками, чистыми головами и с чистой совестью. Так – то, браток! 
Дядя Боря потрепал Витьку по голове, которая на фоне его ладони выглядела перепелиным яичком на тарелке.
 Тетя Нина не разделяла восторгов мужа. Она была учителем литературы, и душа ее видела жизнь через призму духовного восприятия, а не через банный обряд и связанные с ним атрибуты: 
- Ты бы, Борис, поосторожней там с Витей, все- таки первый раз, пообвыкнуть ему надо бы.
-   Все будет нормально, Нина, - улыбнулся тот. -  На первый раз он будет в свободном плавании у меня, как практикант.
 Когда они вышли из подъезда, было десять часов утра. Витюха нес сумку и веник, дядя Боря вышел на улицу с банками. За время прогулок по городу Витька успел заметить, что городская баня была недалеко от дома, налево по улице. Вопреки его ожиданиям, дядя Боря решительно повернул направо. 
- Дядя Боря, нам налево! - попытался исправить положение Витька, но напрасно. Дядя Боря был уже в процессе.
-   Я знаю, Витюха! - был его ответ. -   Мы уже идем в баню, но путь этот непрямой. Его нельзя изменить. Потерпи.
 Они прошли пару кварталов и увидели стоящую на тротуаре желтую бочку на автомобильных колесах с надписью на боку большими черными буквами «ПИВО». Несмотря на раннее время, возле бочки стояла небольшая очередь, смиренно ожидая наполнения очередной граненой кружки с шапкой пены. Бочку эту трудно было спутать с баней, тем не менее, ноги дяди Бори остановились в конце очереди. 
Заветным краником бочки командовал сидевший на стульчике мужичонка в белой панамке и грязном фартуке. При появлении дяди Бори он обрадовался:
-   А-а-а, Боренька прибыл! Давно тебя не было! Никак в баньку собрался?! - затараторил он, не отрываясь от своего занятия. 
- Да вот ,- улыбаясь, откликнулся великан. - Иду по маршруту. Племяша с собой взял, - кивнул он головой в сторону Витьки, который, наконец, понял назначение пустых банок. Очередь шла быстро и вскоре все три банки были наполнены, а заодно еще и две поллитровые кружки. 
- Пей! - протянул одну из них Витьке дядя Боря. -  Пиво еще никому не навредило. Оно как баня – шлаки все выводит.
 Не успел Витька ничего ответить, как кружка дяди Бори была уже пуста и в руках у него оказалась трехлитровая банка с пивом, казавшаяся в огромных ручищах обычной кружкой. Витька сделал несколько глотков. Пиво было горьким, с резким вкусом. Он слышал, как мужики с кружками в руках нахваливали содержимое своих кружек, но Витьке больше нравился лимонад или прочая сладкая газировка, и он не спешил снова прикладываться к кружке. Пока Витька разглядывал свою кружку, Дядя Боря осушил первые две банки, рассказывая Степе в панамке о своем последнем рейсе. Когда он вспомнил про Витьку, тот одолел свою кружку наполовину и прикидывал что делать с остальным ее содержимым. Дядя Боря, не разобравшись в ситуации, обернувшись, к Витьке, движимый чувством равноправной справедливости и из лучших дружеских побуждений, третью банку пива придвинул в сторону Витьки по колесному подкрылку бочки, который использовался в качестве столика теми счастливчиками из клиентов, кто успевал его занять. Увидев, что Витька разглядывает свою недопитую кружку, дядя Боря спохватился: 
- Мы так с тобой в баню не успеем, Витюха! 
После чего без промедления осушил третью банку и отправил ее в авоську вслед за остальными. Витька с облегчением поставил недопитую кружку на колесный подкрылок, среди других кружек, и последовал за дядей Борей, который не собирался менять направление маршрута, продолжая свой путь в том же направлении по улице.
-  Дядя Боря, нам в другую сторону, - опять не выдержал Витька. Дядя Боря был неумолим: 
- Я знаю, Витек, все под контролем. В этом деле нельзя делать резких поворотов, тут надо плавно. Это ведь баня! Не просто помывка какая – то, - он многозначительно поднял вверх указательный палец свободной от авоськи руки, продолжая шагать по тротуару. Не успели они далеко уйти, как дядя Боря увлек Витьку за собой внутрь подвального помещения с надписью над дверью «ПЕЛЬМЕННАЯ».
 Внутри глаза не сразу привыкли к обстановке. Сверху, через узкие окошки, где – то на уровне тротуара, в зал проникал дневной свет. Другого освещения в это время дня не было и в зале царил полумрак, пропитанный съедобными запахами. Столики в зале были свободны. Дядя Боря усадил Витьку за один из них и велел караулить место:
-  Я пойду пельмешков закажу. Перед банькой это полезно, - поучительно объяснял он Витьке суть происходящего. Витька уже не следил за временем. Несколько глотков пива наполнили его голову легкостью, словно воздушный шарик. Он сидел и с интересом изучал обстановку. Пельменная почему- то больше походила на пивную. Дядя Боря первым делом позаботился о своих пустых банках у пивной стойки, откуда он притащил их в охапку, наполненными под крышку. Вскоре они оказались под столом в ожидании своей участи, пока дядя Боря снова ушел заказывать пельмени. В это время внимание Витьки привлек диковинного вида мужик, которого он не сразу приметил за столиком в темном углу. По причине его размеров это был скорее мужичок, нежели мужик. Мужичок сидел за столиком в сером ватнике, несмотря на летний день, в кирзовых сапогах и трикошных штанах, на голове его была кирзовая кепка с ушками. На соседнем с ним стуле стояла серая кирзовая сумка с длинными, свисавшими вниз, ручками. Взгляд Витьки никак не мог привыкнуть к неожиданному зрелищу, явно выпадавшему из того праздника жизни, на который был настроен дядя Боря. Витька увидел, как мужичок, пока дяде Боре наполняли банки, неслышной тенью прокрался к витрине с готовыми блюдами и ловко утянул три куска хлеба, после чего так же бесшумно вернулся на свое место. По тем временам такое явление, надо сказать, было больше, чем унизительно. Все работали и зарабатывали, а кусок хлеба стоил тогда копейку и всем попрошайкам давали один совет: «Иди работай».
 Витька не отрывал от мужичка глаз. Пока дядя Боря ходил за пельменями, мужичок был занят своими делами. Он достал из сумки глубокую тарелку, ложку и бутылку водки. Два куска хлеба он накрошил в тарелку и залил крошки водкой. Третий кусок он завернул в салфетку и спрятал в сумке вместе с бутылкой, в которой еще оставалась водка. Помешав ложкой в тарелке, он начал неторопливо черпать ложкой свое хлебово и глотать не жуя. После нескольких ложек он вдруг откинулся назад, уперся головой в стену и словно отключился, не проявляя признаков жизни. Не успел Витька прийти в себя, как неизвестно откуда появились двое детин, будто по команде. Они бережно подхватили с боков кирзового мужичонку. Прихватив сумку с брошенными в нее ложкой и тарелкой, они потащили мужичка на улицу и скрылись за дверью.
Впоследствии, вспоминая этот поход в баню, Виктор Петрович понимал, что увиденное им не имеет никакого отношения ни к бане, ни к вековым банным традициям, но картина та запала в воспоминания и осталась несмываемой кляксой на гобелене его памяти, словно тайно подсмотренное кино. 
Тем временем банный праздник набирал обороты. Дядя Боря притащил поднос, уставленный большими тарелками, над которыми возвышались внушительные горы пельменей. Тарелки, перекочевав на стол, заполнили всю его поверхность, и поднимающиеся от горячих пельменей струйки по их количеству легко могли напомнить бывалым морякам дымы приближающейся вражеской эскадры. 
- Ну вот, - радостно молвил дядя Боря, устраиваясь за столом. -  Какая же баня на пустой желудок?! Ему тоже нужен праздник. Приступай, - подмигнул он Витьке и потянулся под стол за банкой. 
Стол, уставленный тарелками с горами пельменей, напоминал поле битвы за праздник жизни, но Витька понимал, что ему с этого поля живым не уйти. Он робко ткнул вилкой в ближайшую тарелку, словно намекая на перемирие и не понимая, что делать с этим изобилием. С другой стороны стола ситуация была иная. Две банки уже были пусты, и последняя ожидала под столом своей очереди, пока дядя Боря расправлялся с ордой пельменей под изумленные взгляды работниц заведения.
 Тарелки, опустошенные, послушно складывались в стопку, освобождая на столе место для банки пива. 
- Нет, браток, - бубнил дядя Боря с набитым ртом. -  Баня – это наука! Это искусство! Да- а-а. И надо уметь превратить это в праздник жизни. Вот чего ты сидишь, грустишь? - продолжал он, глядя, как Витька без энтузиазма пытается расковырять горку пельменей в своей тарелке.
- Без пивка ты никак не сможешь одолеть тройную порцию, - он ловко достал из- под стола банку и налил Витьке полный стакан. Но пить Витька отказался. Ему казалось, что места в его организме нет больше ни для чего и что даже лишний глоток воздуха не смог бы в нем уместиться при нынешней его загруженности пиво – пельменным содержимым.
Отказ Витьки от пива ничуть не огорчил дядю Борю, который со словами: «Каждый радуется жизни в меру своих способностей!» - осушил последнюю банку, допил пиво из Витькиного стакана и доел его пельмени. Перестук пустых банок и тарелок подействовали на дядю Борю как сигнал к действию. Словно и не было на счету его организма ни банок пива, ни опустошенных тарелок. Он хлопнул себя ручищами по коленкам и бодренько встал со стула: 
- Ну вот, Витюха, пора и к баньке двигать. 
Витька вспомнил, что им еще предстоит идти в баню, вспомнил про сумку под столом и встал вслед за дядькой.
Поднявшись по ступенькам наверх, на тротуар, Витька увидел продолжение недавнего видения: на скамейке у стены дома полулежал – полусидел спящий мужичок в ватнике. Ноги его в кирзовых сапогах стояли на тротуаре, а туловище лежало на скамейке. Под голову подсунута кирзовая сумка с торчащей из нее бутылкой водки. Витька просто прошел мимо, без всяких чувств, эмоций, комментариев, словно мимо картинки жизни в окне вагона. Одно его не могло не радовать -  дядя Боря не знал того мужичка, иначе неизвестно насколько долго бы затянулся их поход.
Выйдя из пельменной, дядя Боря повел Витьку в обратный путь, в сторону бани. Путь их проходил мимо знакомой желтой бочки. Приблизившись к ней, дядя Боря остановился, комментируя Витьке свои действия: 
- Сейчас мы идем в баню. Сам понимаешь, баня – это место, где собираются друзья. А к друзьям не принято идти с пустыми руками, тем более – с пустыми банками. Мы это сейчас поправим.
 Он протянул мужику в панамке авоську с банками:
-  Степик, нацеди нам в эти три пузырька! Какая баня без пива. Сам понимаешь.
 Дядя Боря по – детски улыбался с видом счастливого человека, и вид этот не позволял Витьке убить в себе желание пройти с дядей Борей до конца. 
 От бочки до бани их путь прошел без остановок. День был будничный, в бане оказалось немноголюдно. Пока Витька раздевался на указанных местах, дядя Боря успел опустошить одну банку с мужиками, закутанными в простыни, остывавшими после парилки. Он задержался с ними, напутствовав Витьку: 
- Ты иди пока, погрейся в парной для начала, шайки возьми нам, места займи, оглядись там, а я скоро буду. В этом деле спешка только помеха.
 Витька один прошлепал голыми пятками в моечное отделение. За дверью оказалось обширное помещение с высоким потолком, и малейшие звуки в его пространстве отдавались гулким эхом, словно туман водяных паров, окутывавший немногочисленные копошащиеся фигурки, усиливал все звуки.
 Следуя советам дяди Бори, Витька не мешкая положил пакет с принадлежностями на первую попавшуюся лавку и пошел в парилку погреться, где он остановился на первой ступеньке, привыкая к царившему там жару. Выше, на площадке у каменки, несколько мужиков нахлестывали себя вениками. Дверь распахнулась и впустила еще одного любителя горячего пара. Вид его говорил о том, что он тут не случайный посетитель, и далеко не любитель, а самый что ни на есть профессионал этого дела, что подтверждали его большие рукавицы и шапка – ушанка. Он первым делом поднялся наверх, как на пьедестал своих способностей, и мужики торопливо спустились вниз по ступенькам, бормоча между собой о том, что Карпыч задаст сейчас всем и жару, и пару. Тот, кого назвали Карпычем, начал энергично плескать один за другим ковшики кипятка на каменку, ворча вслед мужикам: 
- Чего вы тут холоду напустили? Идите на улицу грейтесь – там теплей. 
Когда Витька почувствовал, что уши начали гореть, он вслед за всеми выскочил наружу. Теперь прохлада моечного отделения не казалась ему неуютной.
-  Ну что, Витюха, погрелся немного? - к нему выплывал из теплого тумана айсберг в виде фигуры дяди Бори. Мужики, сидевшие на ближайших лавках, захихикали:
-  Погреться – то он успел, да только там теперь Карпыч, а с ним не погреешься, пока он не напарится. 
- Карпыч, говорите? - добродушно переспросил дядя Боря. -  Это ничего. Вдвоем веселей будет. Ты, Витюха, пока ополоснись тут, а я пойду погреюсь для начала, это святое. 
Дядя Боря скрылся за дверью словно зеленый новичок: без рукавиц, без шапки. Мужики продолжали хихикать ему вслед. Не успел Витька на один раз помыться и сполоснуться, как дверь парилки резко распахнулась с грохотом аварийного выхода и из клубов пара вывалилась фигура в рукавицах и шапке, которая опрометью, невзирая на скользкий пол, метнулась под холодный душ. Карпыч с нескрываемым блаженством подставлял раскаленные бока под холодные струи воды. Сбежавшие от него из парилки мужики изумленно переглядывались, пока Карпыч приходил в себя
 Витька помылся на второй раз, сходил в раздевалку, отдохнул и снова вернулся в мойку. Третий раз мыться он не собирался и встал под теплый душ, но тут дверь парилки открылась, и появился дядя Боря, заходивший туда погреться. Тело его цвета расплавленной меди было окутано облаком пара. Весь его вид излучал не только жар на всю мойку, но и истинное наслаждение. Отойдя под душем от эйфории своих ощущений, дядя Боря заметил глазевших на него мужиков: 
- Зря вы наговаривали на вашего Карпыча. Не пойму я зачем он при комнатной температуре парится? Даже варежки надевает, чтоб не замерзнуть. Чудеса! Я кое- как протопил парную, чтоб хоть немного погреться для начала, - дядя Боря покачал головой и вышел в раздевалку. Витька еще успел увидеть, как Карпыч подсел к мужикам и с выпученными глазами что –то начал им энергично нашептывать, тыча пальцем в сторону ушедшего дяди Бори.
Витька почувствовал, что ему на сегодня достаточно впечатлений от знакомства с банными традициями и тоже вышел в раздевалку, но это был еще не финиш. После того, как он оделся, дядя Боря пару раз посылал его с банками за пивом, якобы, неразбавленным в отличие от пива банного буфета. Сам дядя Боря за это время несколько раз сходил в парилку, создавая каждый раз у ее дверей очередь из желающих попасть туда в терпимых условиях. Дядя Боря блаженствовал: в парилке пар стоял столбом, в раздевалке пиво текло рекой. Праздник удался. Дядя Боря радовался за себя и за Витьку, которого ему удалось познакомить с этим праздником.
 Домой они возвращались поздно вечером. Дядя Боря спохватился, что пельменная уже закрыта, но Витьку это ничуть не огорчило. Пока они шли, дядя Боря не унимался:
-   Ты пойми главное, Витек, - речь его звучала, словно мурлыканье сытого кота после сметаны. -  Баня – это обитель, в которой царит закон: ЗДЕСЬ ВРЕМЯ НЕ ТОРОПЯТ! Кто будет следовать этому закону, у того в жизни все будет идти путем, потому что в душе, - дядя Боря постучал себя в грудь. -  Там все будет стоять на своих местах, суеты в душе не будет, так – то, Витюха!...
 Размышляя о силе традиций, Виктор Петрович неожиданно вспомнил свой юношеский опыт приобщения к чужим традициям и ответ пришел к нему сам собой. Он теперь знал, что сила традиций зависит и от истории, и от действительности, уходящей в историю, но в силах человека следовать этим традициям по своему разумению и без вреда для здоровья - это он знал точно, до сих пор оставаясь заядлым любителем жаркой парилки. А традиции – они, конечно, меняются. Ведь теперь и время другое, и страна, и люди.