Сергей ОЛЬКОВ
Цитра!... Цитра!... Цитра!..., - слышен звонкий детский голос, который словно кидает слова через высокий забор в соседский огород. Потом следует пауза и в наступившей тишине через забор вместо слов летят комья земли. По ту сторону забора, куда летят слова – дразнилки вместе с комьями земли, стоит не какая- то там цитра или иное чудо – юдо, а всего лишь белокурая девчушка лет шести. Никто никогда не мог объяснить откуда к девчушке прилипла эта кличка и что она означает, но кличка эта девчушке явно не нравилась. Если бы палящее сверху солнце могло разглядеть в подробностях эту сцену, оно увидело бы оттуда, сверху, невесомо – белый шар одуванчика, стебелек которого одет в девчоночье платье с прижатой к нему охапкой кукол. Но солнце слишком высоко для этого; оно видит целые материки, страны или, как сейчас, занято тем, что проливает тепло на весь Красноярский край с его селом Решоты, откуда и доносятся до светила эти крики. Солнце, конечно, всемогуще, но ему недоступны такие мелочи как детские ссоры, поэтому оно не может их разглядеть со своей высоты во всех подробностях, хотя в оправдание свое оно могло бы сказать, что помнит всю эту историю и сейчас, несмотря на то, что случилась она давным- давно, в шестидесятые годы прошлого века.
Ни громкие крики, ни комья земли совсем не нравятся девчушке – одуванчику и она пытается ответить тем же в сторону соседского огорода, но ей это плохо удается. Левой ручонкой она прижимает целое семейство кукол, а правой рукой, наклоняясь, старается дотянуться до земли. Схватив наконец комок земли, она замахивается и из – за головы швыряет его через забор. - Томка,… Томка… родила… ребенка…, - запыхавшись, пытается кричать она, но получается это откровенно слабо и не выглядит достойным ответом, тем более, что на концовку дразнилки вообще не хватило дыхания, и девчушка умолкла на половине фразы. Из – за забора опять полетели слова, но девчушка, словно признавая свое поражение в битве дразнилок и швырялок, поворачивается и уходит через огород к дому. Она уносит от забора своих кукол и обиду на подружку, лучше которой у нее нет. Обида жгучим луком выгоняет из глазенок слезки.
Со своей охапкой кукол и с мокрыми глазами Верка вошла в дом и через кухню прошла в детскую спальню. Для Верки было привычным то, что мамка не обратила на нее внимания, как обычно, занятая своими ежедневными и ежеминутными делами. Непривычным было то, что на кухне работа кипела на этот раз не в две мамкины руки, а в четыре и вторая пара рук принадлежала Томкиной мамке, тете Маше, чего раньше мамка никогда не допускала, везде и во всем успевая в две руки. Но Верка не заметила ни суматохи на кухне, заполненной кастрюлями, кастрюльками, блюдами и чашками, ни жара от плиты, тоже заставленной кастрюлищами, под крышками которых кипело и булькало, наполняя кухню ароматами вкуснятины. Глаза Верки были полны слез, отгораживавших ее от реальностей жизни. Она только успела услышать, уже стоя за дверью спальни, слова тети Маши: «Ну чудо же у тебя Верка – смотришь на нее – ни дать ни взять – одуванчик в платьишке».
После кухонной жары прохлада спальни показалась Верке приятной, но Верку порадовало и удивило не это, а тот факт, что в спальне оказалась не только прохлада, но еще и ее сестра Валька. Их разделяла разница в пять лет жизни, превратившая для Верки общение со старшей сестрой в недостижимую мечту. Дружила Валька с себе подобными, считавшими себя взрослыми, девицами и не уделяла внимания таким малявкам как Верка. В отличие от кухонной суеты, присутствие сестры не осталось незамеченным. Вмиг были забыты слезы и обиды, жизнь выходила на новый виток.
Одуванчик в платье подошел к своей кроватке и положил на нее кукол. Валька сидела на своей кровати и кровать ее была, конечно, больше, чем у Верки. У нее все было больше: и обувь, и платья, и шапки, и варежки. Все это словно поджидало Веркиной очереди, чтобы после Вальки перебраться на голову, плечи, руки – ноги Верки, которая не считала все это нарядами и упорно не хотела носить, особенно – платья, по непонятным причинам и с непонятным упорством рвавшиеся на ней в первый же день. Никакие мамкины наказания не могли изменить ситуацию. Сейчас, в полумраке от закрытых штор спальни Верка увидела, что сестра не просто сидит на своей кровати, а занята делом, которое заставило Верку забыть про все вопросы к ней и вообще обо всем. На кровати у Вальки лежала большая гора цветов и сестра старательно собирала из них букет. Цветы были необыкновенные, таких Верка не видела за свою длинную дошкольную жизнь. Ярко – оранжевые бутоны на зеленом стебельке, украшенном узкими листочками.
Каждый раз при виде чего- то красивого Верка замирала и ее маленькое сердечко замедляло свой стук, словно опасаясь спугнуть это красивое. В этот раз было то же самое. Затаив дыхание, она подошла к сестре и молча следила за ее движениями, не осмеливаясь нарушить тишину. Валька продолжала свое занятие, не обращая внимания на сестру, которая больше не могла терпеть:
- Валя, что это? - шепотом спросила она.
- Не видишь? – ответила Валька. - Цветы это. Огоньками их называют или сибирской розой.
Верка не подозревала насколько сильно эти цветы были похожи на настоящие розы. Она осторожно взяла в руки один из них, не представляя что такое розы и что такое шипы, Никаких шипов эти сказочно красивые цветы не имели; они были не такие гордые, как розы, а простые, сибирские, свои. В жизнь Верки еще не ворвались деньги и не превратились в мерило радости, эквивалент счастья. Она держала этот цветок и в нем воплотились для нее и радость, и счастье, и богатство, обладание которым превратит этот миг в памятную веху, что запомнится ей на всю жизнь и будет сверкать яркой картинкой в книге памяти независимо от ее воли.
Верка была в том возрасте, когда познают мир уже не ногами, не руками, не глазами. Она познавала мир вопросами, сыпавшимися из нее как из рога изобилия. Валя, откуда это? – опять прошептала она, не отрывая глаз от цветка. Вопросы теснились в ее голове, обгоняя друг друга: - Откуда?
- Из лесу, откуда же еще, - удостоила ее ответом Валька, что само по себе было редкостью. Верка совсем осмелела:
- Валь, а зачем это? Ты себе нарвала столько цветов?
- Ты что?! - почему – то возмутилась сестра. - Это подарок, я из лесу принесла. У мамки день рождения сегодня. Это ей подарок от меня, - закончила она с гордостью. Сердце у Верки сжалось. Она знала, что ей никогда не подарить мамке такие цветы. А ведь мамка купила куклу, привезла из какого-то Красноярска и такой куклы не было даже у ее подружки Томки.
- Да, - продолжала Валька. - Сегодня будет много гостей, праздник будет, все будут мамку поздравлять и дарить ей подарки.
Валька уже заканчивала превращать охапку цветов в букет, а вместе с этим закончила и свою речь:
- А ты малявка, и подарки дарить не умеешь, иди гуляй, - полюбовавшись букетом, она поставила его в вазу.
Да, это был подарок! Букет словно освещал полумрак спальни своей красотой. Что там говорить – пятый класс- это не шутки, разве интересны Вальке ее вопросы? Верка вышла из прохлады спальни в кухонную жару и стояла, прислонившись к двери.
- Ты чего? – спросила ее мамка. - Есть будешь?
Через открытую дверь был виден в большой комнате длинный стол, празднично накрытый и напоминавший поле битвы, готовое сразиться с аппетитом армии гостей. Верка продолжала подпирать спиной дверь спальни, не собираясь уходить. Ну что? Так и будешь стоять? – мамка вышла из большой комнаты. - Иди тогда гуляй, скоро гости будут.
Верка упорно смотрела в пол:
- Мамка, дай мне денег.
Мать от неожиданности забыла зачем шла на кухню, споткнувшись об эту просьбу, в которой впервые услышала от дочери про деньги.
- Куда тебе деньги? Зачем? – удивилась она. И тут Верка не выдержала:
- Я подарок куплю тебе, на день рождения. Дай мне денег.
Мамка засмеялась, а вместе с ней и Томкина мамка тоже. Мамка вынула из своей сумки кошелек: - Ну раз такое дело, то возьми, да не потеряй.
Верка протянула кверху ладошки и мамка насыпала туда монет, ни одной из которых Верка не знала – какую силу они имеют и что на них можно купить. Но ей это и неважно было. У нее теперь были настоящие деньги! Она зажала их в кулачках и выскочила во двор, оттуда на улицу, а по улице – туда, в сторону магазина, где она не раз была с мамкой и видела как можно все покупать за эти деньги. Сердечко ее радостно билось. Пусть сейчас Томка сидит дома одна, ей не до Томки.
Не успела она отойти подальше от дома, как вдруг увидела своего папку, идущего к дому. Он сегодня был должен приехать с лесозаготовок, где работал вальщиком. Верка никак не могла понять где, как и зачем папка ее валяет лес. Сейчас папка шел домой и тащил на спине какую – то тумбочку.
Вся мебель у них в доме была сделана его руками и ни у кого в поселке такой мебели не было. Наверное, любовь к красивому передалась Верке от папки. Вот и тумбочку новую он не просто сделал, а выточил из дерева каждую деталь; словно деревянные узоры украшали всю тумбочку. Верка обрадовалась, как всегда, приезду отца и бросилась к нему.
Когда она была совсем маленькой, то в каждый его приезд из леса она любила забираться к нему на колени, а забравшись, жаловалась ему: «А мамка меня бива, бива» - и показывала ручонкой те места, которые настигло мамкино наказание. Отец защищал Верку и сердито выговаривал своей жене за эти жалобы, но мать была непреклонна и вместо оправданий сама шла в атаку на них с Веркой, в ярких красках описывая те события, когда ей приходилось вычерпывать сметану из валенка, вытаскивать котенка из кастрюли с компотом, выливать щи, засыпанные сахаром или отдирать от пола прибитые гвоздями тапочки. Все эти рассказы только веселили папку.
Заметив улепетывавшую от дома дочь, он поставил тумбочку на землю и присел на корточки. Верка услышала, как сидевшие у калитки бабки говорили: «Погляди, Ванька какой нарядный, видать, подарок опять Шурке сделал. А сзади – то, на тумбочке, гляньте – надпись сделал: Любимой жене на юбилей. Вот везет же этой Шурке». Верка все это слышала, но мысли ее были о другом и она затараторила:
- Папка! Мне мамка деньги дала, я за подарком иду, в магазин! Я быстро схожу и вернусь!
В ответ папка весело рассмеялся и поцеловал дочь:
- Совсем ты большая стала, если мамка тебя отпустила. Только возвращайся побыстрей, ладно? Он погладил дочь по голове.
В магазин Верка вошла, запыхавшись, с монетами в потных кулачках. За дверью магазина царила атмосфера, пропитанная смесью запахов селедки, соленых огурцов, табака и упаковочной бумаги, огромные рулоны которой стояли в углу. В магазине кроме этих запахов и продавщицы тети Люси никого не было. Верка, затаив дыхание, подошла к прилавку, выглядывая из-за него на тетю Люсю, которая ей обрадовалась:
- Верунчик, ты зачем пришла? У вас сегодня праздник дома, а ты здесь стоишь.
- Вот! - Верка протянула вверх кулачки и выложила на прилавок монетки из потных ладошек. - Тетя Люся, я за подарком пришла. Мне подарок нужен для мамки.
Свободная от власти денег, она могла позволить себе свое желание, незапачканное разумом взрослой жизни.
Тетя Люся, любуясь одуванчиком, торчавшим с другой стороны прилавка, всплеснула руками, то ли охнула, то ли ойкнула и быстрым движением руки словно смахнула с глаз невидимую паутинку:
- Давай твои денежки, Верунчик, сейчас мы выберем твоей мамке подарок. Обязательно.
Она засуетилась за прилавком, сбегала в подсобку и принесла оттуда аккуратный сверток, тщательно упакованный, как будто заранее приготовленный. Продавщица перевязала сверток яркой лентой и через прилавок наклонилась к покупательнице:
- Держи, одуванчик, твоей мамке подарок от тебя. Он не тяжелый. А это тебе, - и она сунула в карман платьишка голого пупсенка. Тетя Люся проводила Верку до двери со словами: «Подарок этот ты подари мамке обязательно при всех, чтобы все гости видели».
Верке не стоило большого труда и лишних усилий выполнить это торговое напутствие, потому что дома она застала всех гостей сидящими за столом и прямиком, при всех обалдевших гостях вручила этот нетяжелый сверток. Когда изумленная мамка развернула сверток, обалдевшие от удивления гости обалдели еще и от восторга при виде кофты, что извлекла из пакета именинница. Что – то подобное этой кофте видели в поселке несколько раз на жене директора леспромхоза в те дни, когда он встречал комиссию из главка.
Именинница держала перед собой кофту и в голове ее все смешалось, слов у нее не было. - Верка, это что такое? Ты где это взяла? – по привычке строго спросила мать, пытаясь овладеть ситуацией. Верка сама никак не ожидала увидеть такую красоту в своем свертке. Она не понимала поведения мамки, не увидев радости в ее глазах.
- Я в магазине купила, - испуганно начала она. - Это тебе подарок, тетя Люся мне дала, - и губы ее задрожали. Длилось это буквально мгновенья, в которые вмешался папка. Он громко рассмеялся и поднял на руки Верку:
- Вот это молодец у меня дочь, папку обставила! Вот это да!... Шурка!, - он обнял жену. - Ты у нас теперь королевой будешь с такой дочерью! Ну-ка, давай примерь обновку!
И все вокруг разом загомонили, поддерживая просьбу отца, наперебой расхваливая Верку, которая расцвела на руках у отца и увидела как зарумянились мамкины щеки. Мамка осторожно, словно хрустальную, надела невиданную кофту и гости притихли, любуясь красотой, имеющей свойство преображать жизнь и тех, кто ею обладает и тех, кто ею любуется, помещая тех и других на одну полку радости жизни.
Событие это, Веркин подарок, вышло далеко за пределы дня рождения и мамке пришлось потом целую неделю показывать подарок, примеряя каждый вечер кофту перед очередными жаждущими полюбоваться красотой. Верке не дано было знать, что на следующий день мамка, узнав цену этого подарка у Люськи, в ужасе пыталась вернуть его обратно, но Люська была непреклонна:
- Даже не думай. Это тебе дочка подарила. Выплатишь за два месяца, я подожду. Да и видели все тебя в ней, неудобно возвращать теперь.
Да, красота преображает любую жизнь и Верка в этом убедилась. Поздно ночью, когда гости разошлись, наплясавшись под папкину гармошку, Валька подошла и присела к Верке на краешек кровати. Глаза у Верки слипались и ей казалось, что это сон. Валька только погладила ее по плечу: - А ты хоть и малявка, но совсем не малявка, ты молодец.
Слова эти накрыли Верку теплым одеялом сна и даже во сне она чувствовала теплую ладонь своей старшей, ставшей такой близкой, сестры.
На следующее утро Верка проснулась раньше всех. Первое, что она увидела, были цветы, ярко – оранжевые сибирские розы. Несколько цветков стояли в банке на тумбочке возле ее кроватки. Верка лежала, смотрела на них, боясь моргнуть и потерять из виду эту картинку. Лежать долго Верка не могла и с этой ее неспособности спокойно лежать каждый день начинались новые приключения, многие из которых по вечерам оценивались мамкиным свежесрезанным прутом. Вот и сейчас она смотрела на сказочные цветы, а вопросы колокольчиками звучали в ее голове, лишая покоя хозяйку головы. Поэтому хозяйка поднялась и потопала к кровати сестры:
- Валь, а, Валь, - потрясла Верка спящую за плечо, которая, не открывая глаз, пробормотала:
- Чего тебе?
- Валь, а где ты нашла такие цветы?
Валя сквозь сон даже не рассердилась:
- В лесу насобирали, на Заячьей поляне, там, у болота, - и сестра повернулась на другой бок.
Слова сестры порывом ветра выдули Верку из спальни, причем она успела одеться и прихватить с собой цветочки со своей тумбочки. Верка знала куда идет и вскоре оказалась на границе их отношений с Томкой, у дыры в заборе, связывавшей их крепче любых канатов. Это в доме все спали, а на улице солнце было уже высоко и Томка словно поджидала подружку за забором, играя своими куклами. Верка пришла, но она была без кукол; в руках ее были цветы, а в глазах плескалось море желания поделиться с Томкой островком радости.
- Томка! Томка! – затараторила она, еще не успев полностью пролезть через дыру. - Смотри какие у меня цветы! Это Валька мамке подарила и мне тоже. Я тебе их принесла, их надо в банку поставить!
Томка цветы взяла, но глаза ее не загорелись:
- Ну и что? Я видела такие цветы, мы с мамкой в лесу видели.
Томка унесла в дом цветы, а когда вернулась, то Верка стала горячо уговаривать ее пойти за цветами. Душа ее переполнялась желанием одарить весь мир, но прежде всего в том мире ей хотелось сделать подарок своей бабушке Эльзе, маме ее папки, которая сильно болела и ее не было вчера на дне рождения.
Верка знала из рассказа папки, что давно, после войны, его мамка охраняла стадо коров от волков, ездила на лошади. Однажды лошадь испугалась волков и прыгнула через изгородь. Бабушка Эльза перелетела через голову лошади, а лошадь наступила ей копытом на грудь. С тех пор бабушка Эльза постоянно болела. Об этом Верка знала, но она не знала, что ее бабушка – латышка, не знала, что высланы они были с дедушкой в Сибирь в давние – давние годы, а дедушку отправили потом еще дальше, в Магадан, где затерялся его след, словно и не было человека. Не знала Верка, что папка ее родился здесь, в Решотах, и назвали его Иваном в угоду законам времени. Не знала маленькая Верка, что история ее семьи могла быть отражением истории страны тех давних времен, когда в мясорубке истории перемалывались тысячи и тысячи судеб, не знала, и не надо было ей это знать.
Она знала другое, что ей надо найти цветы для своей бабушки. Поэтому Верка продолжала уговаривать Томку пойти за цветами, которая и не собиралась отказываться. Томка, школьница, старше Верки, всегда тянулась хвостиком за Веркой, участвуя во всех ее приключениях. Томка сходила в дом и привела четырехлетнего Генку, который даже для Верки казался малявкой. Оставить его было не с кем – родители еще спали. Верка тоже сбегала домой и принесла в дорогу бутылку воды, ватрушек и кусков пирога с праздничного стола. Дружной компанией они прошли мимо Томкиного Мухтара, вышли на пустынную по- субботнему улицу и направились в сторону леса.
Мамка Томки первой забеспокоилась. Обнаружив в доме вместо детей банку с цветами со вчерашнего дня рождения, она заподозрила Веркины проделки. Днем те и другие родители приходили в себя после затянувшегося допоздна празднования, но к ужину в обоих домах было не до ужина. Сначала опросили всю улицу и оказалось, что детей никто не видел. Подружки на соседних улицах тоже ничего не могли сказать. В те, далекие уже, времена не было никаких МЧС и тому подобных всемогущих контор, но люди были дееспособны настолько, что сами могли позаботиться о себе и о других. По мере расширения круга поиска детей к нему подключались все те, кто ничего не мог ответить на вопросы о них и вскоре сельчане, побросав свои дела, столпились огромной толпой у дома Шурки, вчерашней именинницы. Все наперебой выдвигали свои варианты поисков, не зная с какого из них начать. К счастью, Валька рассказала мамке, что Верка расспрашивала ее про цветы и про то, где их можно найти. Зная Верку, нетрудно было догадаться куда унесли ее ноги, не давая покоя голове, а заодно и Томке с Генкой. Все потянулись огромной толпой прочесывать лес. Дети нередко терялись в лесу, и сельчане знали что надо делать. По дороге все только и обсуждали Веркин подарок, не переставая удивляться.
Солнце стояло еще высоко, а до заячьей поляны было недалеко. Поляна эта находилась на опушке леса и переходила в болотистую низину, которую летом обходили стороной, а осенью ходили за клюквой в первые морозы. Больше всех опасалась Валька – она знала, что огоньков, так нужных Верке, там почти не осталось. Опасения эти подтвердились, когда на поляне нашли только бутылку, судя по запаху, из- под воды. Все поняли, что дело принимает серьезный поворот и смех в толпе притих сам собой. Люди разбрелись в разные стороны и цепью пошли вглубь леса. Поиски продолжались недолго, потому что не увидев цветов на поляне, Верка повела всю компанию через поляну прямиком на болото, больше походившее на безобидный травянистый лужок, густо усеянный ярко – оранжевыми сибирскими розами. Цветов было много и ребятишки не успели далеко пробраться в болото. Яркие цветы заманили детей своей красотой в гибельную топь, но своим изобилием спасли им жизнь, потому что трясина была дальше и она никогда не отдавала свои жертвы.
Дальше всех из компании в болоте стояла Верка. Она ничего уже не могла поделать и хоть как- то изменить свое положение. Ноги ее увязли выше колен и она не могла даже на месте повернуться назад, стоя спиной и к поляне, и к Томке с Генкой. Позади нее, шагах в пяти, увязла Томка. Она была крепче Верки, и увязла меньше, ниже колен, но болото держало ее крепко и приковало к одному месту. Видимо, Томка несколько раз падала в своих попытках вырваться из цепких лап трясины – платье у нее было все в грязи, руки густо измазаны, а вокруг в изобилии валялись сорванные цветы - огоньки. Тут же, позади подружек, оказался и малыш Генка. Он, видимо, пытался топать за сестрой, но на первых шагах увяз и уже не мог выбраться. Генка был перемазан грязью больше Томки, по макушку. Грязными руками он размазывал слезы по лицу, но к моменту спасения слезы у него давно кончились, и он только часто икал, не имея сил и слез плакать. Верка стояла спиной к поляне, но когда до нее добрались, то оказалось, что она отчаянно прижимает ручонками к груди большую охапку сибирских роз, боясь шевельнуться. Вокруг нее, с боков и впереди нее болото было усеяно оранжевыми цветами и выглядело это так, будто они столпились вокруг и любовались тем, как сорванные их собратья украшают эту девочку. Далеко разнеслись крики: «Нашлись! Нашлись!» Собрался весь народ. К тому времени вся компания была очищена от грязи и успокоена, только Генка продолжал дрожать мелкой дрожью. Подбежавший папка Иван подхватил Верку на руки и прижал к себе, а она продолжала крепко обнимать свой яркий букет.
- Дочка, да брось ты его! Сколько можно его держать?! – начал было уговаривать ее отец. Но дочь тихо ответила:
- Нет, это для моей бабушки.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.