Легенда о морском параде

Михаил Веллер

И была же, была Великая Империя, алели стяги в громе оркестров,
чеканили шаг парадные коробки по брусчатым площадям, и гордость державной
мощью вздымалась в гражданах! И под эти торжественные даты Первого Мая и
Седьмого Ноября входил в Неву на военно-морской парад праздничный ордер
Балтфлота. Боевые корабли, выдраенные до грозного сияния, вставали меж
набережных на бочки, расцвечивались гирляндами флагов, и нарядные
ленинградцы ходили любоваться этим зрелищем.
Возглавлял морской парад, по традиции, крейсер "Киров". Как любимец
города и флагман флота. Флагманом он стал после того, как немцы утопили
линкор "Марат", бывший "Двенадцать апостолов". Он вставал на почетном
месте, перед Дворцовым мостом, у Адмиралтейства, и всем его было хорошо
видно.
Так вот, как-то вскоре после войны, в сорок седьмом году, собираясь
уже на парад, крейсер "Киров" напоролся в Финском заливе на невытраленную
мину. Мин этих мы там в войну напихали, как клецок, и плавали они еще
долго; так что ничего удивительного. Получил он здоровенную дыру в скуле,
и его кое-как отволокли в Кронштадт, в док. Сигнальщиков, начальство и всю
вахту жестоко вздрючили, а особисты забегали и стали шить дело: чья это
диверсия - оставить Ленинград на революционный праздник без любимца флота?
Флотское командование уже ощупывало, на месте ли погоны и головы.
Сталин недоверчиво относился к случайностям и недолюбливал их. Пахло
крупными оргвыводами.
И последовало естественное решение. У "Кирова" на Балтике был
систер-шип, однотипный крейсер "Свердлов". Так пусть "Свердлов" и
участвует в параде. Для разнообразия. Политически тоже выдержано - имена
равного калибра. Какая, собственно, разница. Как будто так и было
задумано.
А "Свердлов" в это время спокойно стоял под Кенигсбергом, уже
переименованном в Калининграде, в ремонте. Машины разобраны, хозяйство
раскурочено, ободрано, половина морячков в береговых мастерских,
ковыряются себе потихоньку. По субботам в увольнение на танцы ходят. И не
ждут от жизни ничего худого.
И тут командир получает шифровку: срочно сниматься и полным ходом
идти в Ленинград, с тем чтобы в ночь накануне праздника войти в Неву и
занять место во главе парадного ордера. Исполнять.
Командир в панике радирует в Кронштадт: что, как, почему, а где же
"Киров"? Вы там партийных деятелей не перепутали? Ответ: не твое дело.
Приказ понятен?
Так я же в ремонте!! - Ремонт прервать. После парада вернешься и
доремонтируешься. - Да крейсер же к черту разобран на части!! - Сколько
надо времени, чтоб быстро собраться и выйти? - Минимум две недели. - В
общем, так. Невыполнение приказа? Погоны жмут, жизнь наскучила? А... Ждем
тебя, голубчик.
И начинается дикий хапарай в темпе чечетки. Срочно заводят на место
механизмы главных машин. Приклепывают снятые листы обшивки. Командир
принимает решение: начинать движение самым малым на одной вспомогательной,
ее сейчас кончат приводить в порядок, а уже на ходу, двадцать четыре часа
в сутки, силами команды, спешно доделывать все остальное. Всем БЧ через
полчаса представить графики завершения работ.
БЧ воют в семьсот глоток, и вой этот вызывает в гавани дрожь и мысль
о матросском бунте, именно том самом, бессмысленном и беспощадном: успеть
никак невозможно! Командир уведомляет командиров БЧ об ответственности за
бунт на борту, и через час получает графики. Согласно тем графикам лап у
матроса шесть, и растут они вместо брюха, потому что жрать до Ленинграда
будет некогда и нечего, коки и вся камбузная команда тоже будут круглые
сутки завершать последствия ремонта. - Отлично; не жрешь - быстрей
крутиться будешь.
И тут вспоминают: а красить-то, красить когда?! Ведь ободрано все до
металла!!! Командир - старпому: сука!!! Помполит - боцману: вредим
понемногу?.. Боцман: в господа бога морскую мать. - Через час отходим!!! -
Боцман: есть.
За пять минут до отхода, командир голос сорвал, вопя по телефонам,
является старпом - доклад: задача выполнена. Командир: гигант! как?
Помполит: ну то-то же. Старпом: так и так, сводная бригада маляров
береговой базы на стенке построена. Пока мы на ходу все доделаем, они все
и покрасят, в лучшем виде. Приказ - принимать на борт?
Командир хлопает старпома по плечу, жмет руку помполиту, утирает лоб
рукавом, смотрит на часы и закуривает:
- Машине - готовность к оборотам. Приготовиться к отдаче швартовых.
Рабочих - на борт.
Старпом говорит:
- Может быть, взглянете?
- Чего глядеть-то.
А снаружи раздается какой-то странный шум.
Командир смотрит в лицо старпому и выходит на крыло мостика.
Вся команда, побросав, дела, сбилась вдоль борта. Свистит, прыгает и
машет руками.
А на стенке колеблется строй малярш. И делает матросикам глазки.
Папироса из командирского рта падает на палубу, плавно кувыркаясь и
рассыпая искры, а сам он покачивается и хватается за поручни:
- Эт-то что...
Старпом каменеет лицом и гаркает боцману:
- Это что?!
Боцман рыкает строю:
- Смир-рна! - и, бросив руку к виску, рапортует: - Сводная бригада
маляров в составе двухсот человек к ремонту-походу готова!
Малярши смыкают бедра, выпячивают груди, округляют глазки и
подтверждают русалочьим хором:
- Ой готова!..
Матросики по борту мечут пену в экстазе и жестами всячески дают
понять, что они приветствуют малярную готовность и, со своей стороны,
также безмерно готовы.
Командир говорит:
- Ну!.. - и закуривает папиросу не тем концом. - Ну!.. - говорит. - -
Да!..
Помполит говорит:
- Морально-политическое состояние экипажа! - А у самого зрачки по
блюдцу, и плещется в тех блюдцах то, о чем вслух не говорят.
А старпом почему-то изгибается буквой зю, и распрямляться не хочет. И
краснеет.
А рация в рубке верещит: "Доложить готовность к отходу!"
- Готовность что надо, - мрачно говорит командир, сжевывая папиросный
табак.
А боцман снизу - старорежимным оборотом:
- Прикажете грузить?
Командир машет рукой, как Пугачев виселице, и - обреченно:
- Принять на борт. Построить на полубаке к инструктажу.
И малярши радостной толпой валят по трапу, а морячки беснуются и в
воздух чепчики бросают, и загнать их по местам нет никакой возможности.
- Команде по местам стоять!!! - вопит командир. - Отдать носовой!!!
Потому что никакого времени что бы то ни было изменить уже не
остается. В качестве альтернативы - исключительно трибунал; а перед такой
альтернативой человеку свойственно нервничать.
И раздолбанный крейсер тихо-тихо отваливает от стенки, а малярши
выстраиваются на полубаке в четыре шеренги, теснясь выпуклостями, и со
смешочками "По порядку номеров - рас-считайсь!" рассчитываются, причем
счет никак не сходится, и с четвертого раза их оказывается сто семьдесят
две, хотя в первый раз получилось сто девяносто три.
Боцман таращится преданно и предъявляет в доказательство список
личного состава на двести персон. Персоны резвятся, и становится их на
глазах все меньше, и это удивительное явление не поддается никакому
научному истолкованию.
Болельщики счастливо - боцману:
- Да кто ж по головам-то! Весом нетто надо было принимать - без
упаковки!
Командир вышагивает - инструктирует кратко:
- Крейсер первого ранга! Дисциплина! Правительственный приказ! -
Замедляет шаг: - Как звать? Не ты, вот ты! Назначаешься старшей! Вестовой
- препроводить в салон. Боцман! - разбить по командам, назначить
ответственных, раздать краску и инструмент, поставить задачи! Через
полчаса доложить исполнение - проверю лич-но! Приступать.
И поднимается на мостик.
И под приветственный свист со всех кораблей они медленно ползут к
выходу из гавани.
Командир переминается, смотрит на створы, на карту, на часы, и
старпому говорит:
- Ну что же, - говорит, - Петр Николаевич. Вы капитан второго ранга,
опыт большой, пора уже и самостоятельно на корабль аттестовываться. Так
что давайте, командуйте выход в море. На румбе там восемьдесят шесть, да
вы и сами все знаете, ходили. А я пока спущусь вниз: посмотрю лично, что
там у нас делается. А то, сами понимаете...
И, манкируя таким образом святой и неотъемлемой обязанностью
командиру на входе и выхода из порта присутствовать на мостике лично, он
спускается в низы. И больше командира никто нигде не видит.
А старпом смотрит мечтательно в морское пространство, принимает опять
позу буквой зю, шепчет что-то беззвучно и звонит второму штурману:
- Поднимитесь-ка, - говорит, - на мостик.
- Ну что, - говорит он ему, - товарищ капитан третьего ранга. Я ухожу
скоро на командование, корабль получаю, вот после перехода сразу
аттестуюсь. А вам расти тоже пора, засиделись во вторых, а ведь вы как
штурман не слабее меня, и командирский навык есть, не отнекивайтесь;
грамотный судоводитель, перспективный офицер. Дел у нас сейчас, как вы
знаете, невпроворот, и все у старпома на горбу висит, так что примите мое
доверие, давайте: из гавани мы уже почти вышли, курс проложен -
покомандуйте пару часиков, пока я по хозяйству побегаю, разгону всем дам и
хвоста накручу. Тем более, - напоминает со значением, - ситуация на борту,
можно сказать, нештатная, тут глаз да глаз нужен.
И с видом сверх меры озабоченного работяги-страдальца старпом
покидает мостик; и больше его тоже никто нигде никогда не видит.
...И вот на третьи сутки командир звонит из своей каюты на мостик:
как там дела? где местонахождение, что на траверзе, скоро ли подходим? И с
мостика ему никто не отвечает. Он немного удивляется, дует в телефон и
звонит в штурманскую рубку. И там ему тоже никто не отвечает. Звонит
старпому - молчание. Он в машину звонит! корабль-то на ходу, в иллюминатор
видно! А вот вам - из машины тоже никаких признаков жизни.
Командир синеет, звереет и звонит вестового. И - нет же ему
вестового!
А из алькова командирского, из койки, с сонной нежностью спрашивают:
- Что ты переживаешь, котик? Что-нибудь случилось?..
Котик издает свирепое рычание, с треском влезает в китель.
- Ко-отик! куда ты? а штаны?..
Командир смотрит в зеркало на помятейшую рожу с черными тенями вокруг
глаз и хватается за бритву.
- Да и что ж это ты так переживаешь? - ласково утешает его из
простынь наикрасивейшая малярша, и назначенная за свои выдающиеся
достоинства старшей и приглашенная, так сказать, по чину. - У вас ведь еще
такая уйма народу на корабле, если что вдруг и случилось бы - так найдется
кому присмотреть.
Командир в гневе сулит наикрасивейшей малярше то, что она уже и так
получила в избытке, и, распространяя свежевыбритое сияние, панику и жажду
расправы вплоть до повешения на реях, бежит на мостик.
При виде его полупрозрачная фигура на штурвале издает тихий стон и
начинает оседать, цепляясь за рукоятки.
- Вахтенный помощник!!! - гремит командир.
А вот ни фига-то никакого вахтенного помощника. Равно как и прочих.
Командир перехватывает штурвал, удерживая крейсер на курсе, а
матрос-рулевой, хилый первогодок, норовит провалиться в обморок.
- Доложить!! где!! штурман!! старший!!
А рулевой вытирает слезы и слабо лепечет:
- Товарищ капитан... первого ранга... третьи сутки без смены... не
ел... пить... гальюн ведь... заснуть боялся... - и тут же на палубе
вырубается: засыпает.
Командир ему твердою рукой - в ухо:
- Стоять! Держать курс! Трибунал! Расстрел! Еще пятнадцать минут!
Отпуск! В отпуск поедешь! - И прыгает к телефону.
При слове "отпуск" матрос оживает и встает к штурвалу.
Командир беседует с телефоном. Телефон разговаривать с ним не хочет.
Молчит телефон.
Он несется к старпому и дубасит в дверь. Ничего ему дверь на это не
отвечает: не открывается. Несется в машину! Задраена машина на все
задрайки, и не подает никаких признаков жизни.
Кубрики задраены, башни и снарядные погреба, задраена кают-компания,
и даже радиорубка тоже задраена. И задраена дверь этой сволочи помполита.
И малым ходом движется по тихой штилевой Балтике эдакий Летучий Голландец
"Свердлов", без единого человека где бы то ни было.
И только с мостика душераздирающе стонет рулевой, подвешенный на
волоске меж отпуском и трибуналом, истощив все силы за двое суток
исполнения долга, в то время как прочие истощили их за тот же период,
исполняя удовольствие... Да мечется в лабиринтах броневого корпуса чисто
выбритый, осунувшийся и осатаневший командир, матерясь во всех святых и
грохоча каблуками и рукоятью пистолета во все люки и переборки. Но никто
не откликается на тот стук, словно вымерли потерпевшие бедствие моряки,
опоздало спасение, и напрасно старушка ждет сына домой.
В кошмаре и раже командир стал делить количество патронов в обойме на
численность экипажа, и получил бесконечно малую дробь, не соответствующую
решениям задачи.
Он прет в боевую рубку, и врубает ревун боевой тревоги, и объявляет
по громкой трансляции всем стоять по боевому расписанию, настал их
последний час. И таким левитановским голосом он это объявляет, что
матросик на руле окончательно падает в обморок. Крейсер тихо скатывается в
циркуляцию. Команда, очевидно, в свой последний час спешит пожить - не
показывается. И только вдруг оживает связь: машина докладывает.
Слабым таким загробным голосом докладывает:
- Товарищ командир... Третьи сутки на вахте... один... Сил нет...
прошу помощи...
- Кто в машине?! Где стармех?! Где вахтенный механик?!
- Матрос-моторист Иванов. Все кто где... мне приказали... обещали
сменить, значит... если я, то и мне... Что случилось у нас?
- Пожар во втором снарядном погребе!!! - орет командир по трансляции
и врубает пожарную тревогу. - Давай, орлы, сейчас на воздух взлетим!!!
Пробоина в котельном отделении!!! Водяная тревога!!! Тонем же на хрен!!! -
взывает неуставным образом.
И тогда повсюду начинают лязгать задрайки и хлопать люки и двери и
раздается истошный женский визг. И на палубу прут изо всех щелей и дыр
полуодетые, четвертьодетые и вовсе неодетые малярши и начинают бегать и
визжать, а через них валят напролом, застегиваясь на ходу, бодрые матросы
- расхватывают багры и огнетушители, раскатывают шланги и брезенты.
- Старпома на мостик!!! - орет командир. - Командиров БЧ на мостик!
И когда они, застегнутые не на те пуговицы и с развязанными шнурками,
вскарабкиваются пред его очи, дрожа и потея как от сознания преступной
своей греховности, так и от оной греховности последствий...
- Пловучий бордель, - зловеще цедит командир... - А-а-а... из
крейсера первого ранга - бардак?.. Что... товарищи офицеры!!! моральный
облик!!! несовместимый! из кадров! к трепаной матери! без пенсии! под
трибунал! за яйца! - Волчьим оскалом - щелк:
- Штурман!
- Так точно! - хором рубят штурмана.
- Местонахождение! Кто на румбе?!
И дает отбой тревогам:
- Баб - всех - в носовой кубрик! на задрайку! часового! найду где -
своей рукой! за борт! расстреляю!
Выясняется, что тем временем на траверзе рядом - Рига. Командир
приказывает менять курс на нее и шлепать в Ригу. И через пару часов
страшный, как после атомной войны, "Свердлов" своим малым инвалидским
ходом вваливается в порт и просит приготовиться к приему двухсот ремонтных
рабочих. Командир связывается с военным комендантом - убеждает обеспечить
уж их доставку домой, в Кенигсберг. Да нет, дисциплинированные; выполняли
срочное задание...
Выполнивших срочное задание малярш снова выстраивают на полубаке, но
уже под бдительной охраной, и командир принимается лично пересчитывать их
по взлохмаченным головам. Может, если б он их по другим местам считал, то
и результат получился бы другой, а так у него получилось девяносто семь.
- Или через пять минут я сосчитаю до двухсот, - говорит обозленный
своими арифметическими успехами командир старпому, - или через пять минут
на крейсере открывается вакансия старшего помощника. Тебя в школе устному
счету не учили? так получишь прокурора в репетиторы.
И бедных малярш, размягченных и осоловевших от военно-морского
гостеприимства, извлекают из таких мест корабля, по сравнению с которыми
шляпа фокусника - удобное и просторное жилище: из шкапчиков, закутков,
рундуков, шлюпочных тентов, вентиляционных шахт, топливных цистерн и
водяных емкостей. И через полчаса их сто пятьдесят шесть.
Старпом плачет и клянется верностью присяге.
- Боцман, - осведомляется командир, - ты на Колыме баржой не
заведовал? Аттестую!!
И боцман, скрежеща зубами, буквально шкрябкой продирает все закоулки
корабля, и малярш набирается сто девяносто три.
- Ладно, хрен с ним, - примирительно останавливает командир, тем
более что из недостающих семи одна, самая качественная, спит у него в
каюте. - Время не позволяет дольше. Сгружай на фиг, ... ... ...!
"Свердлов" швартуется к стенке, спускает трап, и опечаленные малярши
ссыпаются на берег, рассылая воздушные поцелуи и выкрикивая имена и
адреса. Вслед за чем крейсер незамедлительно отваливает - продолжать свой
многотрудный поход.
Объем незавершенных работ и оставшееся время друг другу
соответствует, как комбайн - полевой незабудке. Командир принимает решение
сосредоточить все усилия на категорически необходимом. Первое: кончить
сборку главной машины, в Неву-то с ее фарватером и течением на вспомогаче
не очень зайдешь. И второе: полностью произвести наружную окраску, без
чего ужасный внешний вид любимца флота может быть не одобрен
командованием.
И вот шлепает крейсер самым малым, а на мачтах, трубах, за бортом
болтаются в люльках матросики и спешно шаровой краской накатывают красоту
на родной корабль. Весело работают! перемигиваются и кисти роняют.
И кое-как, командир на грани инфаркта, они действительно под обрез
успевают, и на исходе предпраздничной ночи проходят Кронштадт, входят на
рассвете в Неву, и обнаруживается, что буксиров для их встречи и проводки,
конечно, нет. Как обычно на флоте, одной службе не полагается знать планы
другой, и коли доподлинно известно, что "Киров" подорвался и в параде не
участвует, то с чего бы портовой службе слать ему буксиры. А о геройском
подвиге "Свердлова" ее не информировали. И "Свердлов" самостоятельно
вползает в Неву, проходит мост лейтенанта Шмидта... а это совсем не так
просто - тяжелому крейсеру в реке своим ходом протискиваться к стоянке и
вставать на бочки. Течение сильное, фарватер узкий, места мало, осадка
приличная - того и гляди сядешь на мель, подразвернет тебя поперек
течения, и - сушите весла и сухари, товарищ командир.
И командир, в мокром насквозь кителе, отравленный бессонницей и
никотином бесчисленных папирос, заводит-таки крейсер на место! А сверху
сигнальщик торжественно поет, что у ступеней Адмиралтейства стоит, судя по
вымпелу, катер командующего флотом, и сам командующий, горя наградами и
галунами парадной адмиральской формы, наблюдает эволюции своего
дубль-флагмана.
"Свердлов" замирает точно в предназначенной ему позиции, напротив
Адмиралтейства, и начинает постановку на бочки. И тут до всех доходит, что
бочек никаких нет. По той же причине - раз нет "Кирова", значит, не нужны
ему здесь и бочки, а насчет приказа "Свердлову" на срочный переход - не
портовой службы это собачье дело, им об этом знать раньше времени, вроде,
и по штату не полагается. Короче - не к чему швартоваться.
Командир поминает, что покойница-мама еще в детстве не велела ему
приближаться к воде. И, естественно, приказывает отдавать носовые якоря. А
это маневр не простой: надо зайти выше по течению, до самого Дворцового
моста, ставить якоря и тихо сползать вниз по течению, пока якоря возьмутся
за грунт, и чтоб точно угадать место, где они уже будут держать. И из-под
командирской фуражки валит пар.
А адмиральский катер тем временем, не дожидаясь окончания всех этих
пертурбаций, срывается пулей с места, красивой пенной дугой подлетает и
притирается к борту, ухарь-баковый придерживает багром, вахтенный
горланит:
- Адмиральский трап подать! - и адмиральский трап с четкостью
опускается до палубы катера. И адмирал со свитой восходит на крейсер, под
полагающиеся ему по должности пять свитков и чеканный рапорт дежурного
офицера.
Адмирал следует на мостик, который командир до окончания постановки
на якоря покидать не должен, с удовольствием наблюдает за последними
распоряжениями, оценивает распаренный вид командира, благосклонно
принимает рапорт и жмет руку:
- Молодец! Службу знаешь! Ну что - успел? то-то. Благодарю!
Командир тянется и цветет, и открывает рот, чтоб лихо отрубить:
"Служу Советскому Союзу!" Но вместо этих молодецких слов вдруг раздается
взрыв отчаянного мата.
Адмирал поднимает брови. Командир глюкает кадыком. Свита изображает
скульптурную группу "Адмирал Ушаков приказывает казнить турецкого пашу".
- Кх-м, - говорит адмирал, заминая неловкость; что ж, соленое слово у
лихих моряков, да по запарке - ничего... бывает.
- Служу Советскому Союзу, - сообщает, наконец, командир.
- Пришлось попотеть? - поощрительно улыбается адмирал.
И в ответ опять - залп убийственной брани.
Адмирал злобно смотрит на командира. Командир четвертует взглядом
старпома. Старпом издает змеиный шип на помполита. У помполита выражение
как у палача, да угодившего вдруг на собственную казнь.
Матюги сотрясают воздух вновь, но уже тише. А над рассветной Невой,
над водной гладью, меж гранитных набережных и стен пустого города,
разносится непотребный звук с замечательной отчетливостью. И эхо
поигрывает, как на вокзале.
Адмирал вертит головой, и все вертят, не понимая и желая выяснить,
откуда же исходит это кощунственное безобразие.
И обращают внимание, что вниз по течению медленно сплывает какое-то
большое белое пятно. А в середине этого пятна иногда появляется маленькая
черная точка. И устанавливают такую закономерность, что именно тогда,
когда эта точка появляется, возникает очередной букет дикого мата.
- Сигнальщик! - срывается с последней гайки в истерику командир. - -
Вахтенный!!! Шлюпку! Катер! Определить! Утопить!!!
Шлепают катер, в него прыгает команда, мчатся туда, а с мостика
разглядывают в бинокли и обмениваются замечаниями, пари держат.
Катер влетает в это пятно, оказывающееся белой масляной краской. Из
краски выныривает голова, разевает пасть и бешено матерится. Булькает, и
скрывается обратно.
При следующем появлении голову хватают и тянут. И определяют, что
голова принадлежит матросу с крейсера. Причем вытягивается из воды матрос
с большим трудом, потому что к ноге у него намертво привязано ведро. Вот
это ведро, естественно, тащило его течением на дно. А когда ему удавалось
на две секунды вынырнуть, он и вопил, требуя спасения в самых кратких
энергических выражениях.
Оказалось, что матрос сидел за бортом верхом на лапе якоря и срочно
докрашивал ее острие в белый цвет. И когда якорь отдали, пошел и он.
Забыли матроса предупредить, не до того! красить-то его послал один
начальник, а командовал отдачей якоря совсем другой. Ведро же ему надежным
узлом привязал за ногу боцман, чтоб, сволочь, не утопил казенное имущество
ни при каких обстоятельствах.
Командир, пред адмиральским ледяным презрением, из-за такой ерунды
обгадилась самая концовка блестящая такой многотрудной операции - хрипом и
рыком вздергивает на мостик боцмана:
- А тебе, - отмеряет, - твой матрос?! - десять суток гауптвахты!!
Несчастный боцман тянется по стойке смирно и не может удержаться от
непроизвольного, этого извечного вопля:
- За что!.. товарищ командир!
На что следует ядовитый ответ:
- А за несоблюдение техники безопасности. Потому что, согласно
правилам техники безопасности, при работе за бортом матрос должен был быть
к лапе якоря принайтовлен... надежно... шкер-ти-ком!
 
lib.ru> >seaparad.txt 

Комментарии 6

edilsoveads
edilsoveads от 30 октября 2011 23:21
Не розумію, що тут робить ця вкрита мохом років москальська побрехенька, переказана якимось недолугим самодіяльним автором! Це ж моветон для такого серьйозного літературного сайту!

Треба відроджувати наші, суто українськи традиції! Чому на цьому сайті немає дотепних і водночас мудрих та соціально гострих віршованих гуморесок Павла Глазового?! Чому ніяк не репрезентована творчість таких видатних українських майстрів слова як Володимир Яворівський, Павло Мовчан, Сергій Жадан, Юрій Андрухович, Василь Шкляр,Олександр Ірванець,  Лесь Поддерев'янський? Не розумію я вас і раджу терміово прийняти цих уславлених лицарів українства до лав МСПУ і КЛУ.
 
Виправляйтесь!

З поки що повагою і сподіванням на підвищення вашої національної свідомості,

Вівдя Тарасшевченкообожнювайленко,

голова правління Всеукраїнського конгресу вербально-трансцендентальних емоціонал-націоналістів, Почесний Пріор Товариства Вільних Дослідників УКРСУЧЛІТУ.
maiscuicume
maiscuicume от 31 октября 2011 00:18
Забавно. Автору - творческих успехов. Если у него появятся новые произведения, пусто выкладывает их на этом замечательном сайте. Надеюсь, этому подающему неплохие надежды члену МСПУ и КЛУ удается издаваться? Ведь в Украине это так непросто.
Arepdioriecix
Arepdioriecix от 31 октября 2011 01:43
Неплохой рассказ. Для общего уровня представленных на сайте творческих союзов - недурственно.
Spiegli
Spiegli от 31 октября 2011 03:57
Ух ты! А что, Веллер - член Межрегионального союза писателей и Конгресса литераторов Украины?!
PepNeubNuct
PepNeubNuct от 31 октября 2011 04:04
Это - фан-клуб Веллера или сайт писательской организации, где люди размещают СВОИ произведения, а не раскученных авторов?
Редактор от 1 ноября 2011 06:12

Сайт "Свой вариант" гостеприимен и доброжелателен ко всем нормальным авторам и читателям, независимо от их национальной принадлежности, взглядов и убеждений. Главное, чтобы все эти взгляды и убеждения не унижали  человеческое  достоинство  и не ущемляли ничьих прав на свободу выбора публикаций ли, чтения ли.  
За советы спасибо. Если эти авторы пришлют свои произведения для размещения на сайте, отказа им не будет.

С уважением,

Редактор А.Е.

Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.