В А Л Е Р И Й Ц Ы Б У Л Я
С О С Т А В И Т Е Л Ь


1

Ранним апрельским утром Алексей Георгиевич Беркут захлопнул входную дверь пустой трехкомнатной квартиры, привычно воткнул взгляд в циферблат наручных часов – тот демонстрировал без трех секунд шесть – и, мысленно сосчитав до двух, осуществил первый шаг в сторону лестницы: Вонючий лифт он ненавидел, предпочитая ненавязчивую физкультуру опорно-двигательной системы. Пять этажей промелькнули в привычном ритме равномерного, шелестящего топота и в распахнутых объятиях парадного нарисовался стройный брюнет, гораздо выше среднего роста.
Беркут был педантичен во всем. Его безукоризненно уложенные волосы тянулись черными бороздами от высокого лба к затылку, аристократически блистая цепким гелем в лучах утреннего солнца. Идеально выбритое лицо дышало свежестью после уснащения дорогим кремом для питания кожи. Белки больших карих глаз не уступали своей молочной непогрешимостью жемчужному перламутру белоснежной улыбки. Одежда Алексея Георгиевича хоть и была не вчера куплена, однако внешний вид имела именно такой, а начищенность туфель рождала ассоциацию с солнечными зайчиками: черная кожа, что называется, горела.
Без видимых причин – скорее по привычке - мужчина поправил воротник своего легенького темно синего плаща, посмотрел на голубое безоблачное небо, с наслаждением вздохнул полной грудью и направился по тротуару в сторону зарождающегося шума городских улиц. Наконец-то работа над своей первой книгой была завершена, а вместе с этим завершилось двухмесячное домашнее заключение.
Еще в юности, покидая студенческие пенаты, вечно жизнерадостному Алексею светлое будущее мерещилось в розово-золотом цвете, под аккорды фанфар и дикий рокот оваций.
Впрочем, галлюцинации подобного характера не долго донимали новоиспеченного журналиста, ибо вскорости - как говорится - суровая действительность врезала романтику под дых. В результате порывы вдохновения и творческие мытарства притормозили на рубеже редактора отдела хроники происшествий, в газете «Черное золото Донбасса» и
замаячившим повышением в столичную передовицу. А вот педалью того рокового тормоза явилась ее величество любовь, со всем своим эгоизмом и разжижением мозгов.
Виталина Вознесенская возникла на пороге кабинета редактора как нечто воздушное, божественное, лучезарное. Враз онемев от вида незнакомки, Беркут еще не менее пяти минут был не в состоянии понять, что от него хочет этот цветок неземной красоты. / В те далекие годы Виталина Антоновна трудилась в управлении коммунального строительства помощником
ведущего архитектора. Она нанесла визит в редакцию для опровержения просочившегося в прессу неверного материала об их управлении./ Девушка не сразу обратила внимание на
высокого, стройного, молодого мужчину, как на возможную кандидатуру для вручения своей руки и сердца. Но вот спустя несколько месяцев его настойчивых претензий на
ухаживания, Виталина вдруг осуществила открытие, что Алеша является практически
идеалом верного плеча, широкой спины, «каменной стены» и всех других прелестей
каких можно ожидать от противоположного пола. Их бурный роман длился два года.
Столичное предложение влюбленным Беркутом было неосмотрительно отвергнуто ибо
он даже и в мыслях не мог себе представить и дня без милой сердцу избранницы.
И вот теперь, тридцатишестилетний Беркут все так же прозябал все в той же га-
зете, а его любящая и любимая супруга – и это, кстати, после одиннадцатилетней связи-
теперь занимала ответственный пост главного архитектора города. Несомненно, Алексей
и Виталина любили друг друга. Но жена, особенно в последнее время, стала замечать, что
ее Алеша нешуточно переживает из-за затянувшегося ступора в своей карьере. Он сделался угрюмым, раздражительным, совсем перестал улыбаться, забросил их совместные посещения тренажерного зала и бассейна. Жена всем сердцем хотела помочь
верному спутнику. Она прошерстила свои обширные связи и нашла для Алексея так ему
необходимый заказ. Заказ на составление антологии серийных убийц, для одного известного в восточной Украине издательства. Несколько лет назад Виталина Антоновна Беркут-Вознесенская очень выручила руководство издательства с необходимыми разрешениями на строительство нового офиса в центре города. И вот теперь сочла, что пришло время не только разбрасывать камни, но и собирать их.
Супруг с радостью принял помощь жены и самоотверженно бросился реализовывать идею. Он почти полгода собирал необходимые материалы, а затем два месяца безвылазно
просидел дома, в своем кабинете, перед компьютером. Сегодня он впервые за шестьдесят дней покинул осточертелые стены квартиры. Еще неделю назад Виталина предупредила, что ее лучшая подруга, вечно неунывающая щебетунья Леночка Вишневская собирает на даче близких друзей на трех-четырех дневный уик-энд. Вишневская собралась представить друзьям своего нового жениха. С бывшим мужем Леночка развелась еще год
назад, однако, экс-супруги поддерживали теплые, дружеские отношения. Впрочем,
Беркуту все это было глубоко до лампочки, ему хотелось элементарно отдохнуть. Он
бодро шагал по весеннему утру. В черном кожаном портфеле покоилась завершенная
рукопись антологии. Утром из командировки должна была вернуться Виталина, чтобы незамедлительно присоединиться ко всей компании на загородной резиденции Леночки Вишневской.
Алексей Георгиевич сразу отверг услуги любого транспорта, не желая осквернять прелесть дивного весеннего утра: Мужчина направился к железнодорожному вокзалу пешком;
наслаждаясь свежестью воздуха, девственным безлюдьем и предвкушением
долгожданного отдыха. Он и сам не знал, зачем прихватил с собой рукопись книги,
которая обещала продвинуть своего автора, вырвать из трясины застоя. Вероятно Алексей
Георгиевич за последние месяцы так плотно сросся с идеей, вжился в свое детище, что
теперь уже и не мыслил себя без нее, а ее в руках постороннего человека. Это было похоже на первую любовь, на его собственную, и без своей «суженой» Беркут не представлял и часу. Собственно говоря, весь его мозг, естественно, еще не успел остыть
от накала тех страстей с которыми довелось познакомиться по долгу, так сказать, службы.
Все эти ужасы, насилие, кровь, ступени расследований, схемы убийств, ритуалы казней,
углубленный смысл подбора жертв, пытки. Раньше Алексей Георгиевич никогда не считал себя человеком суеверным, но сегодня, впервые за столь продолжительный отрезок времени – размышляя на отвлеченные темы – в мозг вдруг ненавязчиво ворвалось:
«Ах, как это тонко, черт побери. Нынче, ровно в шесть ноль-ноль я осуществил первый шаг, начав спускаться со своего шестого этажа». Он самопроизвольно зыркнул на кодовый замочек портфеля, где виднелись – три, пять, девять.
- Вот засада! – Мужчина завертел головой, швыряя жадный взгляд от одной яркой витрины к другой. – Еще бы одну шестерочку…
Беркут вдруг резко остановился, плотно зажмурился, тряхнул головой.
- Пожалуй, заработался. Все, вперед к отдыху, к развлечениям, ко всем чертям! – И
бодро зашагал в прежнем направлении.


2


- Послушай Терраканов, если ты еще не заметил, то сообщаю; сейчас на часах ноль часов девятнадцать минут. – Стоя в дверях сумрачной спальни, раздраженно
рычал средних лет мужчина в семейных трусах и тапочках.
- Я знаю Герасим Андреевич, но мне, хрен-тер-бом, очень нужно.
- А по телефону нельзя?
- Для телефона, хрен-тер-бом, получится слишком долго.
- Ну, давай с утра, в агентстве перетрем. Ты вот, кстати, отчитаться по последнему делу готов? «Полкан» завтра нас всех собирает.
- Да у меня все в ажуре, но вот я хотел тебя попросить за меня отстреляться.
- Чего! – Взвизгнул мужчина в трусах и от этого на широкой кровати кто-то шевельнулся под одеялом. Он понизил голос до ядовитого шипения. – Ну, заешь ли,
Витя, у меня своих дел по горло.
- Андреич, хрен-тер-бом, не бузи, я на полчасика; с меня могар.
Мужчина вышел из спальни, бережно прикрыл дверь. – Ну ладно – как ты меня уже достал – через сколько заявишься?
В квартиру кто-то коротко позвонил.
- Вашу маму! – Медленно, с расстановкой изрек хозяин жилища куда-то в пустоту, а
затем вновь поднес мобильник к уху. – В общем, так Терраканов, тут еще кого-то принесло, но лично тебя я жду не более десяти минут. Затем вырубаю звонок, и можешь под дверью хоть усраться.
Прервав телефонный диалог таким полунормативным словечком, Герасим Андреевич захлопнул свой «Сименс» и прошлепал в прихожую. Некоторую возню с замком да последующий писк навесов, завершил сиплый бас мужчины в трусах:
- Ох, ты ж Витя и прохвост!
Из теней площадки довольно улыбался его коллега по работе, некогда старший следователь прокуратуры, а ныне частный детектив Виктор Семенович Терраканов.

- Ну, хорошо, допустим, перед шефом я тебя прикрою и на совещании за тебя отчитаюсь, - Герасим Андреевич повертел в руке тонкую папку из грязно белого картона с завязочками, швырнул ее на кухонный стол, - Но какого лешего тебе переться в эту Николаевку? У тебя что, очередной заказ?
Терраканов был невысоким, худым, с вытянутой формой желтоватого лица. А его
маленькие колючие глазки, с неопределенным цветом, могли заставить почувствовать себя неловко даже самого матерого преступника.
- Ты понимаешь Андреич, я тут одну кралю обхаживаю...
- Чё!? – Вытаращился Герасим Андреевич. – Так ты даже не по делу, ты на блуд!
- Вот то-то и оно, хрен-тер-бом, что я еще сам не врубился, какой карамболь из всей этой возни проклюнется.
Мужчина в трусах цапнул со стола принесенную гостем бутылку «Мерной», крякнул крышечкой, наполнил рюмки.
- Давай Витя, для лучшей мозговой деятельности.
Они тихо чокнулись, не закусывая, выпили. Терраканов закурил, наблюдая пытливый взгляд коллеги и начал:
- Познакомились мы с ней, хрен-тер-бом, восемь месяцев назад. Каким образом это произошло, я думаю, особого значения не имеет. Но отмечу, инициативу знакомства проявила именно она. На предложение поужинать в ресторане согласилась не колеблясь, причем с таким азартом, что не предложи я ей этого, и она бы меня сама пригласила. Ну, я-то в тот миг в особые раздумья по этому поводу не вдавался; хрен-тер-бом, ты бы видел эту фифу: Высокая, стройная, даже скорее спортивная. На личико, что с экрана голливудских мелодрам. А какие у нее под блузкой сисички колышутся, хрен-тер-бом, у-у-у, Андреич, я когда на нее одетую смотрю уже возбуждаюсь, а прикинь, хрен-тер-бом, такую в постель затащить. И не соска, какая нибудь малолетняя – идеал бальзаковского возраста.

- Так-так-так, Витёк, а теперь о самом главном. – Потянулся за бутылкой расплывшийся в улыбке Герасим Андреевич.
- Да в том-то и дело, что главного – не было!
Хозяин квартиры замер с вытянутой рукой и округленными глазами. – То есть как,
вообще?
- Абсолютно. Если б ты только знал, как я ее убалтывал, врубал пятую, хрен-тер-бом, скорость обаяния, дарил цветы... а-а, да что там…
-Погоди, - перебил Виктора коллега, - а ты с ней часто встречался? И вообще, кто она такая? Где работает? Муж фигурирует?
- А вот это, Андреич и есть, хрен-тер-бом, самое главное в моей истории.
Представилась она Настей. До самой квартиры проводить себя ни разу не позволила. Всегда звонила мне сама, с городских таксофонов, так что номера ее личного, хрен-тер-бом, сам понимаешь, у меня тютю.
Да я даже сомневаюсь, что волосы у нее были натуральные, очень уж на паричок
смахивали, такой, знаешь, как у клюшки из «Криминального чтива».
- И где же вы с ней встречались?
Наполняя очередные порции спиртного, гость с сожалением вздохнул. – Либо ресторан, либо ночной клуб – о гостинице, хрен-тер-бом, и слышать ничего не хотела.
Вот кстати, я обратил внимание, когда в клубном сумраке все эти галогеновые мигания да лазерные лучи шастают, ох у Насти глазищи густой зеленью светятся...
- Думаешь линзы? – Вставил свой вопрос Герасим Андреевич.
- Хрен-тер-бом его знает, но глазки колдовские. Первое время мы с ней пару раз в месяц встречались: Ласковая, нежная, соблазнительная, но дальше лобзаний дело не сдвинулось.
Потом, приблизительно через полгода она исчезла: звонить перестала, возле агентства не появлялась. И вот вчера, позвонила. Ее подруга пригласила к себе на дачу, несколько дней погостить. Мурлычет в трубку, хрен-тер-бом, что кошка, мол, комнат в особняке много, нам отдельную выделят. И еще; - Терраканов вдруг выпрямился и неморгая уставился куда-то мимо визави, - после каждой встречи меня не покидало такое чувство, хрен-тер-бом, что Настя говорила не своим, не настоящим голосом. Будто специально его коверкала. Что-то наподобие фальшивого акцента.
- А может вовсе и не Настя? – Произнес задумчиво коллега.
Неопределенно пожав плечами, гость ответил: - Похоже, хрен-тер-бом, на игру кошки с мышкой.
- Во-во, кошка действительно с мышкой поиграть любит, прежде чем придушить.
- Ох, и загнул, хрен-тер-бом, Андреич. Может это у нее фишка такая, так сказать, любовная прелюдия.
- Ага, - тот опрокинул в рот рюмку, забористо прокряхтел, - маньяки со своими жертвами тоже, сперва поиграть любят. Ты бы там поосторожнее. Тут и дебилу ясно,
что красотке этой от тебя вовсе не секс нужен.
Терраканов скорчил обиженную мину. – А почему бы и нет? Я что, хрен-тер-бом, хуже других? Впрочем, я тебя Андреич понял, у самого, такие мысли крутятся.
3


В этот утренний четверг пригородные кассы сиротели унылым безлюдьем, однако радовавшим глаз и душу; отсутствовала надобность торчать в утомительных очередях. Заспанная женщина в слегка примятой, но чистенькой белой сорочке с золотистыми крылышками на груди, произвела необходимые манипуляции с компьютером, после непродолжительного стрекота оторвала выехавший откуда-то из
невидимой щели билет, уложила на него уже отсчитанную сдачу, все это сгрузила на выдвижную тарелочку.
- Пятый путь, семь ноль-ноль. – Услышал Беркут, и тарелочка выехала.
Обшарпанный вагон дизель-поезда оказался таким же пустынным, что и вымытая мозаика пола вокруг касс: пассажир заметил лишь двух бабушек в платках. Желтые шеренги деревянных сидений-лавок своей незанятостью провозглашали девиз: - «Добро
пожаловать»! и Алексей Георгиевич, предварительно убедившись, на ощупь, в отсутствии
пыли, не особо привередничая, оседлал первую попавшуюся лавку у окна. За потемневшим от времени стеклом маячила группа молодежи. Свалив в одну кучу рюкзаки и водрузив сверху гитару подростки что-то горячо обсуждали.
Этим видом транспорта Беркут не пользовался уже давно, со времен студенческой юности. Но в данный момент, наблюдая за беззаботными – как и он когда-то – мальчикам и девочками он совершенно не ощущал ностальгических чувств.
Стрелки часов показывали без пяти минут семь. Унылый антураж навевал скуку и
Беркут покосился на портфель. Там покоилась рукопись, плод его упорного труда. Сей же миг, вспыхнуло желание пробежаться придирчивым взглядом по нескольким страничкам; не торопясь, строго, возможно шлифонуть ранее неузретые огрехи, заковырки. Пальцы заскользили по колесикам кодового замка. На гладко выбритом лице появилась ироничная улыбка. «Воистину говорят, что работу, над каким либо произведением завершить не возможно, ее можно только остановить». Подумал Алексей Георгиевич, умащивая на коленях стопку отпечатанных на принтере листов.
Скромный состав, насчитывавший всего четыре вагона, тронулся секунда в секунду.
Мимо поплыли натюрморты вокзала, в салоне появилось еще несколько молчаливых пассажиров, а консервативно причесанный мужчина, в темно синем плаще, продолжал отрешенно скользить взглядом по рядам технических буковок и цифр.
« Из дневника серийного убийцы».
« 1999 г. Февраль 11 число.

Боюсь заснуть! Что будет завтра!? Опять серость? Сызнова бег? Теже овцы,
безмозглые бараны? Это невыносимо!

1999 г. Февраль 12 число.

Сегодня покину мрачные, холодные стены, прогуляюсь по глубинке, вдохну
морозного крестьянства. В душе порхает душок праздника. Ко дню всех влюбленных
подыщу жрицу моего сердца.

1999 г. Февраль 13 число.

Боже!!! я стал думать как массы! Ум дряхлеет и, от сознания этого, в душу закрадывается страх. Я не могу дышать в этом городе обреченных, тут можно заразиться
инстинктом стада. Я НЕ ХОЧУ! Сие глупо и постыдно.
Новая пассия на жрицу не тянет: тупоголовая овца с мерзкими желаниями.
Все, устал, иду спать. Но стоп! Что это? Я слышу шаги на лестнице, неужели за
мной?
Увы. Мне даже немножко жаль. Никчемный «бег» продолжается. Отчаянье торжествует, однако тревоги нет.
Завтра излечу овцу от плебейства. Думаю, она будет мне благодарна».


- Рехнувшийся идиот. – Перелистывая страницу, невзначай вырвалось у отвлекшегося от
внешнего мира Беркута. Внезапно, у левого плеча он услышал:
- Что вы сказали?
Мужчина поднял голову и обнаружил, что значительная часть вагона уже запружена народом. За окном мелькали холмы, ярки да перелески, а рядом сидела юная особа с вызывающим и в одночасье усталым взглядом.
- Вы что-то сказали? – Переспросила девица, наблюдая своего соседа в некоторой прострации.
- Да, нет, это я не вам, - рассеянно ответил Алексей Георгиевич, - просто я…
- Ну вот, какая досада, блин, а я губу раскатила. Думала, красивый мужчина мечтает познакомиться, оттянуться. – Она с загадочным видом умолкла.
От этих слов Беркут даже повернулся вполуоборот к внезапной попутчице и принялся мерить ее оценивающим взглядом. Он прекрасно разбирался в людях, поэтому нескольких секунд визуального контакта с избытком хватило для точного резюме: «Живет в какой нибудь деревне, вероятно даже работает – дояркой, но иногда ездит в город на «подработки.» – А разве ночь была неутомительной?
Девушка выразительно хлопнула жирно накрашенными ресницами, дружелюбно оскалила зубы, цвета слоновой кости, запачканные красной губнушкой.
- А с чего утомляться, чуваки нынче в городе дохлые. Сексуальные динозавры видать вымерли: Или ты с этим не согласен, котик?
Алексей Георгиевич откровенно растерялся перед такой развязной липучестью. Он некоторое время, под утомленным, но похотливым взглядом соседки, наспех конструировал ответ. Его уста уже разомкнулись, как вдруг, перед ними выросла дородных габаритов тетка.
- Извини милок, но ты сидишь на моем месте. – Произнесла она таким ангельским голоском точно в ее огромное тело вселился дух шекспировской Джульетты.
Беркут медленно огляделся, таким образом, рассчитывая дать понять законной владелице кусочка лакированной древесины, что свободных мест еще уйма. Но тетка
продолжала его претенциозно буравить большими выцветшими глазами, сжимая в крепких пальцах билетик – на уровне слегка мохнатого подбородка – как доказательство непререкаемой правоты.
- Та ладно, мамаша, тебе чё местов мало? – Вдруг вступилась девица. – Седлай любое и
тарахти без кипешу.
Теткино лицо побагровело до цвета ее спеломалиновой кофточки. Ей уже было совершенно плевать, что гражданин, занявший несвое место, теперь стоит перед ней в надежде просочиться сквозь это вопящее заграждение к свободному проходу. Предварительно наградив девицу сочными эпитетами животно-анатомического происхождения, великан баба теперь доказывала-де, на следующей станции, в Николаевке, как всегда будет большой наплыв пассажиров, а посадочный квиточек номер
шестьдесят шесть дает ей право, без каких либо волнений, преспокойно подремывать до
неблизкого пункта назначения.
Наконец Беркут волевым жестом отодвинул в сторону брызгающий пеной комок нервов и зашагал к тамбуру; сознавая некоторую неловкость сразу по двум причинам: Он не попрощался с девушкой, а так же, заботами дотошной скандалистки, сделался объектом
всеобщего внимания, чего абсолютно не любил.
Алексей Георгиевич решительно раздвинул стеклянную дверь и уже ступил в заплеванный курильщиками тамбур, как внезапно замер с выпученными глазами, губы едва разомкнулись – его осенило! 66!
Ёрзавшие половинки дверей громко соединились за спиной от чего мужчина в плаще и с портфелем словно опомнился; он начал слышать собственные мысли: «Шестой этаж,
шесть ноль-ноль, когда брел по городу умничал, мол, не достает для полного счастья третьей шестерки. И, вот, на тебе, сам того не осознавая, уселся на чертово местечко. – Он наблюдал, как в голубой дали, из-за свежей зелени небольшой рощицы показалась огромная белая гора, чей крутой склон был усеян шиферными крышами да кронами плодовых деревьев. – А впрочем, нет, четыре шестерки это уже перебор, не тот эффект, не та гармония».

Дизель-поезд сбавил скорость. Далеко впереди показалось одноэтажное кирпичное здание крохотного вокзальчика.
«Хотя стоп, отчего же перебор? Шесть ноль-ноль есть время, а шестой этаж и шестьдесят шестое место…»
Умственные мистификации нарушил уже знакомый голос. – Эй, котик, ты никак в Николаевке сходишь?
Обернувшись, Беркут обнаружил у себя за спиной ту самую крашеную блондинку;
она оказалась ростом чуть выше, чем представилось первоначально.
- А вы, девушка, тоже тут?
- Увы, я на следующей.
Поезд остановился, дверь с шелестом откатилась. Незнакомка подшагнула к мужчине
вплотную - замарав обоняние душком дешевых духов – и блудливо пялясь ему в глаза, промурлыкала:
- Отгадаешь загадку – получишь приз… котик. – И резко развернувшись, скрылась в бурлящем оживлении вагона.
Беркут даже ничего не успелсообразить, как оказался подхваченным толпой и смытым на деревянные подмостки перрона. Рой жужжащих пассажиров всосался в темно
вишневые вагоны. Коротко взвизгнув, состав тронулся.
- Какая-то белиберда. – Произнес вслед поезду мужчина, вспомнив последние слова девушки. Протяжно пожав плечами, он двинул к широким досчатым ступеням, ведущим в здание вокзала.
« А вот с шестерочками полный ажур. – Продолжал Беркут размышлять на прерванную тему. – Три шестерки обозначающие место. Возможно место действия, место страшное,
дьявольское…» Он остановился, насмешливо улыбнулся, встряхнул головой.
- Да, да, мне определенно требуется отдых.
В поле зрения попался древний дед. Его обветренное, смуглое лицо было сморщено точно у шарпея, седая борода курчавилась до середины груди, а на голове красовалась
казацкая фуражка с синим околышем.
- Доброе утро отец. - Почтительно обратился к нему Беркут и тот приветственно кивнул.- Вы не подскажете, как пройти к дачному поселку?
Улыбаясь, дед продемонстрировал два, еще имеющихся в наличии, зуба, указал рукой
через плечо. – Гору за деревней бачишь? – Мужчина в плаще кивнул. – Табе туда.
«Коротко и ясно», подумал Беркут, а вслух сказал: - Большое спасибо.
Он вошел в здание вокзала, узрел в противоположной стене стеклянную дверь, сквозь
которую просматривалась улица и дома деревушки, направился к ней. Справа от двери стояла урна, и Алексей Георгиевич полез в карман за, теперь уже ненужным, билетом.
Сидевший на стульчике возле кассы станционный смотритель обратил внимание, как мужчина городского вида остановился перед урной, молниеносно высмыкнул руку из
кармана плаща и в полном изумлении на что-то уставился.
На своей ладони Беркут разглядывал два предмета, одним из которых был сложенный вдвое билет, а вторым, совершенно непонятно откуда взявшаяся игральная карта –
дама пик. Причем раньше он ее никогда не видел. В карты они с женой играть не любили и, соответственно, карт в доме не держали. Да он, пожалуй, не смог бы и вспомнить когда в последний раз держал колоду в руках.
Беркут ее перевернул рубашкой вверх. Там имелась надпись сделанная красным, косметическим карандашом: «ЗАВИХРЕДИ. Эльвира».


4


Терраканов пришпоривал свою синюю «четверку» не оттого, что любил скорость или
опаздывал; на педаль газа давило сознание, инфицированное смешанными чувствами. Он
и в милицию пошел работать в виду безграничной любви к всякого рода таинственностям и загадочностям. В детстве запоем штурмовал книжные детективы, и такое случалось крайне редко, чтобы мозговитый Витя не разгадал изюминку сюжета задолго до финального разжевывания автора. И в частное детективное агентство он ушел из органов, так как тут ему поручали – хоть и не всегда – не просто банальную уголовщину, которая
зачастую пованивает элементарной никчемностью. Тут подворачивались весьма заковыристые дела с массой неизвестных, вплетенных в головоломные лабиринты преступных пассажей криминогенной части общества: В аккурат к терракановским мозгам.
Но сегодня в серых клетках сыщика, откровенно говоря, доминировал инстинкт мужчины.
Такие женщины как Настя; обворожительная Настя, шикарная Настя, возбуждающая Настя, в сознании Виктора Семеновича всегда являлись идеалом женщины. Той, ради которой ты готов на все и, причем с закрытыми глазами; ради упоительных ночей, ради безумных соитий, ради обладания такой женщиной. Однако, к великому огорчению, именно таких женщин в его судьбе не случалось. Он всегда обвинял в этом свою неказистую внешность и отсутствие баснословных капиталов.
- О-ох, Витя, Витя, - постоянно бурчал водитель, жадно всматриваясь в потрескавшийся
асфальт трассы, - неужели мне сегодня повезет? – Затем его брови сходились у переносицы, и он добавлял: - Что за хрен-тер-бом ты мне уготовила?
Кривые трещины все набегали и скрывались под синим капотом. А Терраканов, как древний монгольский шаман, в старину читавший судьбу Чингисхана по трещинам обуглившихся костей, так и он, словно мечтая что-то прочесть, скользил по незатейливым черным узорам на серой дороге и не уставал повторять: «О-ох, Витя, Витя…»
В данный момент у Виктора Семеновича под черепом велась ожесточенная схватка
«добра» и «зла». Он даже мысленно представлял два эти слова, и чудились они ему именно в кавычках. Сыщик самой последней молекулой спинного мозга чувствовал присутствие некой тайны, загадки, коварного умысла. Зачем он понадобился этой шикарной женщине?
Настя слишком близко его к себе не подпускала, однако и не отпускала. Так длилось несколько месяцев. «Похоже, что-то готовится, какое-то действие, в котором мне отведена своя роль. А для каждого действия существует свое место, оно уже назначено,
я туда мчусь». В следующую секунду паутина мрачных лабиринтов гибельной ловушки рассыпалась, в воображении проявился очаровательный лик Насти и волнительное декольте во всю плейбоевскую грудь. Мужчина растянул рот в довольной улыбке, несколько раз прошелся ладонью по короткому ежику на голове. Теперь жажда овладеть
этой божественной феей оттеснила в тень сознания тягу к познанию только что торжествовавшей тайны. Вот оно то самое добро и зло которые неизбывно маячили в
сознании сыщика с того момента как вчера неожиданно позвонила Настя, пригласив на
уик-энд. Но, что из этих двух желаний добро, а что зло? Терраканов не мог окончательно решить, а те мистические кавычки, в которые были заключены слова, его постоянно сбивали: Кавычки ассоциировались с присутствием подвоха.
Он так самозабвенно ушел в свои глубокомысленные коловороты, что и сам того не заметил, как оказался перед неким населенным пунктом, чье название прошляпил в виду
занятости мозга суетными размышлениями. На въезде существовал неохраняемый железнодорожный переезд, – на внушительной насыпи – который он прошмыгнул,
проскочил, пролетел на такой скорости, что показалось даже колеса оторвались от дороги. Серьезная встряска вернула его в реальность, сладкий туман эротических картинок сиганул в недосягаемые закрома подсознания. Значительно сбавив скорость,
Виктор Семенович принялся утюжить взглядом пейзажи местного крестьянства.
- Интересно, туда ли меня занесло? – Спрашивал сам себя водитель, вертя головой
в надежде узреть аборигенов.
Бесконечные деревянные заборы усадеб в своем большинстве были выкрашены в зеленый цвет. Между ними и дорогой имелись просторные зеленые лужайки, на которых
без всякого присмотра паслись еще желтенькие гусята, утята и бледно серенькие, с рябцой, индюшата. Одноэтажные дома жителей имели преимущественно кирпичные стены, за редким исключением, когда вместо красно-рыжего кирпича из-под облупившейся штукатурки и побелки виднелись глыбы тесаного мергеля. И все это тонуло в изобилии фруктовых деревьев, из которых цвести только начали абрикосы.
Подъехав к перекрестку, Терраканов притормозил. Мимо проскочила «Ауди», и тишина;
ни машин, ни людей. Он еще минут пять простоял в полном одиночестве, посередине дороги, перед перекрестком, а затем, без всяких причин и поводов, свернул налево.
Сразу за поворотом появился небольшой магазинчик в виде металлического павильончика со стеклянным фасадом, внутри завешенным белой тюлью. Дверь была закрыта, на овальных петлях висел замок. Людей по-прежнему видно не было. Плюясь в окно и ругаясь на все лады Терраканов проехал еще черный киоск с большой желтой надписью
«Пиво» и какое-то непонятное учреждение с зарешеченными окнами, прежде чем ему на глаза попалась совершенно невообразимая картина: Обычный сельский дом, обнесенный
черным, решетчатым забором из кованых прутьев. Кирпичные стены выкрашены ярко желтой краской, кровля из красной металлочерепицы. У ворот два древних медных воина на лошадях, и все это в окружении кирпичных клумб с декоративными елями. Рядом с крыльцом к стене была прикреплена большая серебристая табличка, которая гласила:
«Музей паранормальной мысли».
В белом, пластиковом окне шевельнулись бордовые шторы, в них образовалась маленькая щелочка. Терраканов притормозил перед всадниками.
- Ни хрена себе, колхозники чудят! – Декламировал он, выбираясь из машины.
Справа от кованой калитки, на кирпичном столбе, чернела пластмассовая квадратная коробочка с красной кнопкой и Виктор Семенович уже потянулся пальцем к звонку.
- Вы кого-то ищите? – Пискляво грянул чей-то голос за спиной.
От неожиданности мужчина в джинсах и рыжем кожаном пиджаке вздрогнул, а обернувшись узрел в метре от себя мальчика.
- Музей временно не работает.- Все так же пискляво добавил веснушчатый малец, на чьем не по детски строгом лице сиял солнечный луч и это, как могло показаться, его изрядно раздражало.
- О, пацан, хрен-тер-бом, ты как нельзя кстати. – Улыбнулся Терраканов. – Как называется ваша деревня?
Водянисто серый взгляд мальчика словно замерз на лютом морозе. – Это поселок Николаевка. – Процедил он сквозь зубы.
- А где у вас тут, хрен-тер-бом, дачники обитают?
Мальчик молча ткнул пальцем куда-то в небо - в стороне того перекрестка, где Терраканов маялся в нерешительности – а затем, медленно развернувшись, побрел на противоположную сторону улицы.
- Невиданное красноречие. – Съязвил ему вслед мужчина и посмотрел в предполагаемом направлении. – Точно-точно, Настя упоминала гору. – Он окинул пытливым прищуром белые склоны.
Миновав главный перекресток поселка, и уже проехав часть улицы в нужном направлении, прямо по курсу Терраканов заметил одинокую фигуру мужчины в плаще и с портфелем. Незнакомец шел по обочине в том же направлении, но, услышав гул мотора, вскидывая руку, остановился.
- Ага, хрен-тер-бом, размечтался! – Ляскнул водитель ладонью по баранке и еще сильнее придавил педаль газа. – Повыползали, в пустой след.


5


- Вот ублюдок! – Рявкнул Беркут вслед промчавшемуся «жигуленку», отчаянно взмахивая руками точно птица на взлете. В радиусе ближайшей видимости, по середине дороги, имелась всего одна единственная выбоина в асфальте, размерами с футбольный мяч, из которой еще не испарилась коричнево-черная дождевая вода. В неё только что влетело колесо автомобиля, обильно окропив низ плаща голосующего. Алексей Георгиевич злым взглядом проводил удаляющийся «жигуль» до ближайшего поворота. Только когда красные стопы исчезли за сочной зеленью палисадников, он еще раз обозрел грязные полы плаща и с недовольным видом зашагал дальше. Неизвестного водителя синей «четверки» он уже ненавидел; в мыслях отчаянно проклиная дорожного хулигана, на чем свет стоит.
В конце улицы, возле крайней хаты с заколоченными дверями и окнами, стояла уютная круглая беседка, безобразно опутанная виноградной лозой. Тут везде валялось множество окурков, бутылок из-под пива и водки. Видимо местная молодежь уже давно облюбовала сей укромный уголок для своих вечерних тусовок. Скамеечки внутри беседки оказались на удивление чистыми. Беркут вознамерился осуществить вынужденный привал. Грязные пятна из лужи уже подсохли, так что теперь можно было попытаться стереть их платочком.
Мужчина так увлекся процедурой, что не заметил подошедшего, и застывшего на пороге мальчика, лет восьми.
- Дядь, дай закурить. – Алексей Георгиевич вскинул голову, в изумлении замер. – Ты
чего, пришлый? – Несмазанно пропищал он практически без паузы между первым и вторым предложением.
Выдержав паузу оценивающего взвешивания, Беркут сказал: - Не рановато перекуры устраивать, годков-то тебе сколько?
Соломенный чуб, словно щетина торчавший из-под красной вязаной шапочки, закрывал брови, и, казалось, касался ресниц, а серая стеклянность глаз мальчика ассоциировалась с искусственными глазами чучел животных.
- Философобная способность ума не имеет ничего общего с физиологическим возрастом его обладателя.
У журналиста отвисла челюсть. – Ты так думаешь? – Спросил он сглатывая ком.
Водянисто-серый взгляд стекленел, словно сквозь незнакомца. – В вашем понятии премиальная конфетка следует непременно за торжественным рассказыванием детского стишка. Извольте, я готов. Однако в нашем случае вознаграждение состоится адекватное услышанному – сигарета.
Беркут сглотнул еще раз. Ошеломленный речью ребенка он совершенно забыл о своем испачканном плаще. Молча кивнул: маршировало всепоглощающее любопытство.
Мальчик с невозмутимым видом взобрался на противоположную скамью, вытянулся столбиком. В сознании Алексея Георгиевича вспыхнуло озарение. Он мгновенно вспомнил, как в праздничные дни, когда в доме собирались компании гостей, отец любил ставить сына на стул, перед лыбящейся публикой. Все начинали дружно скандировать: «Стишок! Стишок!» Он декламировал нечто из Чуковского или Маршака, за что ему вручался либо шикарный отрез торта, либо щедрая горсть шоколадных конфет; в которых, кстати, Алеша и так недостатка не испытывал. А ему жуть как хотелось попробовать искрящейся шипучки из хрустальных бокалов.

-«Смерть беглеца». – Услышал он сквозь пелену застивших реальность воспоминаний и включился. Взгляд у странного мальчика был по-прежнему безучастным, но начал он с
угрожающей, зловещей интонацией: От прежней писклявости не осталось и следа.


Какой гротеск! Какие муки!
А сумрак шепчет ведьмин страх.
В ответ им воют волчьи суки,
И всем надеждам крест и крах.

Что тяжбы горестных раздумий?
Ты сам себя приговорил.
В водовороте мерзких оргий,
В сношенье с дьяволом вступил.

Но не телесны были ласки:
То плотский грех, для черни бал.
Гордыня рвет лукавых маски.
И зов смутьяна не солгал.

А что теперь? Близко забвенье.
Уж волчьей стаи слышен гвалт.
Ты рвешь аорту в исступленье.
Но вот он, вот, грядет провал.

Какой гротеск! Какие муки!
И мясо в клочья, кровь на снег.
Ты предан тем на чьи поруки,
Так уповал. Но кончен бег.

И вот теперь лишь блеск глазниц,
В сиянье лунном и холодном.
И аппетитный храп волчиц,
Во чреве теплом и бездонном.

Теперь остекленелость взгляда посетила и Беркута, ибо он ну никак не ожидал от ребенка такого стихотворения.
Малыш спрыгнул с лавочки, подошел к незнакомцу, протянул раскрытую ладонь,
выжидательно замер. Тот совершенно автоматически достал из кармана пачку «Парламента», извлек одну сигарету и положил на розовую, пухлую ладошку. Толстенькие пальчики моментально сжались в кулак, сигарета была смята и брошена
под ноги.
- Я не курю. - Заявил малец, растягивая губы в коварной ухмылке.
Беркут почувствовал, как похолодело в животе. Он не мог объяснить, что послужило
тому причиной, однако, быстро с этим справился.
- Тогда зачем просил?
- Я поставил эксперимент и его результатами удовлетворен. – Теперь голос писклявил по-прежнему, а серый взгляд буравил мужчину будто пустоту.
«Он смотрит мне в переносицу, - догадался Беркут, - известный прием. Создается впечатление тяжелого, проницательного взгляда, такой трудно выдержать».
- И кто же автор твоего стихотворения? – Выдавил он вслух, ощущая, как неприятно пересохло в горле.
- Бенедикт Странник. – С гордостью изрек малыш.
- Беркут повращал зрачками. – Такого не знаю.
- Я еще молодой автор, все впереди.
Мужчина опустил уголки рта, многозначительно покивал головой. – И над всеми ты ставишь свои эксперименты?
- Нет. Только над теми, кто достоин моего умственного восприятия.
Беркут опять покивал головой. – Я польщен. Ну, а каковы планы на будущее?

- В книге рекордов Гиннеса зафиксирован такой факт: «Обезглавленный 10 сентября
1945 г. цыпленок Майк прожил после этого еще восемнадцать месяцев. Его хозяин
Ллойд Олсен /США/ кормил и поил его через пищевод с помощью пипетки.
Майк погиб, поперхнувшись кукурузным зернышком в одном из мотелей Аризоны».
Беркут хитровато прищурился. - Ну и.., ты уже раздобыл для этого цыпленка?
Мальчик запустил руки в карманы штанишек. – Нет, он мне никчему. Я пойду дальше.-
И зашагал в сторону улицы.
Алексей Георгиевич не сразу опомнился от происходящего, а когда странный ребенок
удалился на некоторое расстояние он выскочил из беседки и крикнул:
- Бенедикт! – тот обернулся, - что значит «дальше»?!
- Неиссякаемы пределы возможностей человеческого организма! – Пропищал начинающий поэт.
Алексей Георгиевич еще долго смотрел вслед удаляющемуся Бенедикту Страннику.
Покусывая нижнюю губу он соображал, что означают слова мальчика? А по завершении умственных каламбуров тихо изрек: - Будущий маньяк – ни дать ни взять.
Собираясь-таки завершить уничтожение грязных пятен, пальцы в кармане нащупали платок, но, вместе с ним еще что-то. То была дама пик и сей же миг его точно обухом
по башке хватили.
Беркут догнал мальчика уже практически у перекрестка.
- Стой! – Он цапнул того за рукав. – Что это, по-твоему?
Водянистые зрачки скользнули по красной надписи.
- Может это просто имя и фамилия?
Мальчик деловито цыкнул зубом. – Между фамилией и именем точек не ставят.
А дальше Бенедикт озвучил такое, от чего журналист невидяще вытаращился в пустоту и вернул самообладание только тогда, когда ни рядом, ни вообще в поле видимости не
было ни души:
- Эльвира – имя. Завихреди – зашифрованный номер мобильного телефона. Отгадаешь
загадку – получишь приз. Но остерегайся; кое-кто уже загадку отгадал, а что с ними из-за
этого стало, ты сегодня узнаешь. Но приз того стоит.., котик.





6


Бледный рассвет упорно пробивался сквозь задернутый ситец штор колера индиго.
Сиреневые стены гостиничного номера безмятежно дрейфовали в хмурых, но не злых
сумерках покоя и тишины, а редкая мебель, цвета красного дерева, то тут, то там выныривала из этого омута словно выхваченные прожектором фрагменты затонувшего корвета. Широкое ложе белоснежно горбилось двумя холмами человеческих тел, чьи морщинистые склоны мерно поднимались и опускались; свидетельство идиллического
спокойствия сна спящих.

Открывать глаза не хотелось, но подозрительная возня в номере настораживала.
Коротко стриженый шатен с недовольством расплющил веки.
- О, Настенька, куда это ты в такую рань?
Зеленоглазая брюнетка отпрянула от своей сумочки и, сжимая в руке парчовую косметичку, направилась в ванную.
- Я сегодня вынуждена тебя на некоторое время покинуть. Ты не забыл?
Брюнет хитро прищурился. - Ты сегодня во сне разговаривала, бормотала про какую-то
командировку, птиц каких-то упоминала, хищных. По-моему беркутов.
Та неожиданно резко остановилась в дверях санузла, ее серебристый пеньюар,
вздрогнув под ягодицами стальным шелком, замер.
- Вот кстати, - женщина продолжала стоять спиной к комнате, - я сейчас вернусь и желаю услышать полный отчет обо всех твоих действиях, начиная с сегодняшнего вечера.
- У – у – у… - Тяжело простонал мужчина, исподволь покосившись на столик с напитками: взгляд гипнотически застыл на бутылке «Советского полусладкого» - Может
сперва шампусика и утреннюю палочку? А то прямо с места и в карьер.
Зеленоглазая развернулась в сторону кровати всей своей шикарной грудью, подбоченилась.
- А может для тебя тут еще устроить брачную эпиталаму? – Она скрылась в ванной и
захлопнула дверь.
- Никто не хочет нас понять, / И мы дружить нискем не будем. – Изрек шатен, дотягиваясь до столика с напитками, при этом скорчив такую гримасу точно замудривал
злодейство.
Отвернув оба крана смесителя до отказа, эффектная дама присела на край чугунины
достала из косметички мобильник, потыкав маникюром в кнопочки, приложила его к уху.
- Привет Нинон! Ты готова?
- Отлично.
- Все запомнила?
- Тогда поторопись.
- Уже на вокзале?! Браво.
- Ни в коем случае. Запрещаю!
- Да.
- Нет.
- Только никакой самодеятельности.
- Ну, все, удачи.
- Ага, давай.

Осоловелые глазки мужчины – итог приятной похмельной процедуры – внимательно следили за элегантными движениями молодой женщины: та облачала свои модные туалеты.
- Ну, чего молчишь, как рыба об лед? – Нарушила она паузу, вжикнув молнией блузона. - Давай бухти, что ты должен будешь сделать?
Шатен поморщился. – Настя, я по-твоему кто, тупоголовый второгодник? Я все прекрасно запомнил.
- Хорошо, давай вкратце: Название улицы?
- Виноградная.
- Номер дома?
- Червонец.
- Время?
- Полночь. Но только теперь ты ответь: Зачем тебе все это нужно?
Чая изрыть истину из недр мышления дама задумалась, хоть и не собиралась откровенничать с любовником. Удобный ей ответ сам выполз аки гад из-под колоды
и она улыбнулась.
- Уж извини, мой милый, но ты не относишься к категории тех людей, перед которыми я могла бы счесть нужным отчитываться. С тебя довольно того, что я плачу.
Мужчина криво осклабился золотыми коронками и недобро сощурился.
- В таком случае, нехудо было бы проавансировать.
- Вот наглец. Свой аванс ты получал в течение прошедших пяти дней. Да-да и не корчи
маску дикого недоразумения. Или ты, наивный, решил, что я тебя тут ублажала ради
собственного удовольствия?
Не произнеся ни звука шатен закурил, а Настя, тем временем, умостилась в кресле напротив.
- Если все пройдет чисто, - продолжала она, - то бишь по завершении своей работы, ты
получишь пять тысяч долларов.
- Что – что – что! – Вдруг взбеленился мужчина, выскакивая из-под одеяла. – Ты меня
на молоке черного козла не проведешь! Милочка! – Волосатые ноги, волосатый живот,
волосатая грудь, да вообще, все его лохматое тело сейчас вибрировало от негодования
будто под напряжением. Он навис над любовницей, словно снежный человек. – Пять
штучил за трех пассажиров!? Хрен ты угадала! Ты мне отслюнявишь пять косых за каждого!
- Да хватит верещать, болван. – Совершенно невозмутимая женщина стерла с бархатистой щечки несколько брызг прозрачной слюны. – Десять за троих.
Шатен жадно затянулся сигаретой и безманерно выпустил дым в лицо собеседницы.
- Я же сказал – пятнадцать.
В данный момент женщина хоть и смотрела прямо в глаза своему визави, однако тот интуитивно уловил в этой непогрешимой бирюзе коварное отсутствие.
- И только не надейся меня кинуть. Ты что уже замыслила?
Настя улыбнулась, невинно хлопнула ресницами: теперь взгляд излучал осознанность.
- Соображаю, где взять недостающую сумму.
Волосатый тип вернулся в постель, по дороге вооружившись шампанским. – Это уже
не мои проблемы.


7


Неустанное кипение в котле нынешних страстей привело к тому, что у господина
Беркута, в данный момент, в голове творился какой-то невообразимый хлам. На гребне
волны мозговой мясорубки он даже и сам не заметил, как добрался до того поворота, где пора было « сворачивать оглобли». Узкая, рыжеватая грунтовка ненавязчивым серпантином змеилась в гору, в ту сторону, где уже на середине склона начинались заборчики из рабицы, сады да кирпичные коттеджи. От крайнего участка, до самого асфальта тянулась глубокая трещина земной коры. Если та часть склона, которая не была
заселена дачниками, своей скудной растительностью напоминала предместья шахт Шпицбергена то упомянутый овраг буйствовал зеленью опутавшей все дно ожины,
кустами шиповника да кое-где бузины. Мужчина устало шагал по самому краю оврага,
вздымая туфлями крохотные облачка пыли над проторенным трактом. Тяжело отдувался:
Подъем был крут, что делало восхождение утомительным.
- Триста пять. – Шумно выдохнул Алексей Георгиевич и, озираясь, остановился перед
широкими воротами все из той же сетки рабицы. Это была действительно гора. Беркут
преодолел лишь половину склона, а уже насчитал тысячу футов. /Два своих коротких
шага он приравнивал к одному метру, зная, что любая возвышенность ландшафта более
305 метров - теже самые 1000 футов – уже может смело называться горой./
Сбоку ворот пришипилась калитка, войдя в которую он очутился в оазисе рукотворного происхождения. Тут углубленное описание излишне, ибо читатель и сам, из личного опыта, в состоянии представить себе пейзажи дачного поселка, чей возраст насчитывает
более четверти века.
Теперь мужчина в плаще стоял на распутье, как в прямом, так и в переносном смыслах этого слова. Миновав ворота, грунтовка превращалась в асфальт и расстраивалась, своими
серыми хвостами, обозначая три разные улицы. Одна из которых уходила строго в гору,
вторая перпендикулировала склон в западном направлении, а третья – огибая жужжащую
подстанцию – немного спускалась вниз и, круто сворачивая, скрывалась за дебрями фруктовых деревьев. Именно оттуда на дороге появилась сперва белая в рыжих и черных кляксах коза, а следом за ней ветхая старушка с клюкой.
- Здравствуйте бабушка. – Растягивая улыбку, вежливо поздоровался незнакомец.
Бабуся молча кивнула. – Вы не подскажете, которая здесь улица Виноградная?
Ее пергаментное, морщинистое лицо хоть и коротко, зато весьма выразительно отразило полет мысли. Уже спустя пару секунд её кривой узловатый палец ткнул практически в небо; из чего Беркут заключил, что топать ему опять в гору.
Как и полагается в таких случаях четные номера домов располагались по правую руку,
а нечетные по левую. Алексей Георгиевич обнаружил, что тут, в изначалье, первый коттедж справа имел нумерацию 56, а слева 47. Он как штангист перед рывком набрал
полную грудь воздуха, и, сознавая, что идти еще практически до вершины горы, обреченно двинул на штурм. В принципе, восхождение не было таким уж тягостным и обременительным. Он любовался заботливо ухоженными окрестностями, разнообразием дачной архитектуры, пением птиц, чистым воздухом… Впрочем, узрев впереди карету «Скорой помощи» да милицейский «Уазик», усек, что идиллическое спокойствие этого райского местечка весьма зыбко, по крайней мере, нынешним утром.
Двухэтажное строение из красного кирпича с мансардой и большой прямоугольной террасой кишело снующими людьми, как в форменных одеждах, так и лицами – на
первый взгляд – гражданскими. На углу дома висела эмалированная табличка с черной
цифрой тринадцать. На въезде в усадьбу, перед низким штакетником, тихо гомонила скромная компания ротозеев. Подстрекаемый любопытством Беркут уже хотел, было, к ним присоединиться, как внезапно узрел двух санитаров несущих к «Рафику» носилки с телом. О том, что это уже только тело говорили и вынос вперед ногами, и пропитанная кровью простынь, которая накрывала покойного с головой. Вот кстати в принадлежности тела к мужскому полу Алексей Георгиевич почему-то совершенно не сомневался, ибо в сознании вспыхнуло приснопамятное событие с веснушчатым мальцом и его слова: «Но остерегайся, кое-кто уже загадку отгадал, а что с ними из-за этого стало, ты сегодня узнаешь».
- Случайность, - его губы еле заметно шевелились, - совпадение, чушь, бред, не может быть.
На пороге соседнего домика возникла пожилая женщина: протирая сонные глаза, она наисладчайше прозивалась.
- Что там случилось?! – Крикнула она Беркуту, пересекая чистенький дворик вдоль грядок с фиолетовыми ирисами.
Ему только и оставалось, что пожать плечами, так как к ним уже спешил милиционер в погонах капитана. На Беркута он даже не взглянул, сходу «вцепившись» в старушку,
как в возможного свидетеля.
- Здравствуйте. Капитан Рябцев. Вы здесь живете? – Алексей Георгиевич стоял в зоне
сносной слышимости, навострив уши.
- Здрасьте. – Отвечала женщина. – Я живу в городе, но тут отдыхаю уже вторую неделю.
- Значит и вчера, и ночью вы находились на этой даче? Кстати, простите, как вас зовут?
- Светлана Андреевна. Да, днем я возилась в огороде, с виноградом, а вечером прогулялась с Гошей к реке.
- Извините, кто такой Гоша?
- Английский бульдог. Он сейчас в доме, на диване валяется. А что случилось?
- Скажите, вы соседа своего вчера видели?
- Гришу? Конечно. Мы с ним даже минут десять поболтали. А что случилось?
- В каком часу это было?
- Фух ты Господи.., около шести вечера, мы как раз с Гошей собирались на прогулку.
- Он был один?
- Когда мы с ним разговаривали да, один. Но, я очень хорошо его знаю. Если Гришка прикатил в будничный день и на «Ауди», значит с любовницей, потому что с семьей он сюда приезжает только по выходным и на «Волге». А что случилось?
- Значит, вы больше никого не видели?
- Уже после, когда стемнело, я перед сном вышла во двор выпить чаю, в беседочке.
В Гришиных окнах горел свет, была слышна музыка, а вон в том окне, видите, задернутое
белыми занавесочками, которое ближе к беседке, я видела промелькнувший женский силуэт.
- Значит, вы хотите сказать, что видели в окне их обоих?
- Нет. Сперва мелькнули плечи и голова Гриши, понимаете, короткая мужская прическа;
голова была круглая. А через некоторое время там мелькнул силуэт женский, с пышной
копной длинных волос.
- Хорошо, а вчера вы тут каких либо посторонних не заметили?
- Вчера приехали соседи из десятого номера, но со своего участка они и носа не казали.
Ах, вот еще, вчера днем тут шаталась одна, видать бомжиха.
- Опишите внешность, она была молодая?
- Да какая там внешность, ха-ха. На вид лет тридцать и походила она на крестьянскую задрыгу образца еще дореволюционной России. Короче, форменная бомжиха. А что случилось?
- Сегодня ночью ваш сосед был зверски убит.
- Роман Сергеевич! взгляните. – Услышал высокий мужчина в плаще сквозь траурные причитания женщины. Взгляд вырвал из общей суеты невысокую темноволосую девушку, в спортивном костюме и резиновых, медицинских перчатках. Перед собой в руке она несла маленький полиэтиленовый пакетик, в какой обычно криминалисты складывают улики с места преступления. Девушка прошла в паре-тройке шагов от Беркута. Он лишь мельком зыркнул на лежавший в пакетике предмет, и почувствовал как похолодело в висках: Он тупо вытаращился в пустоту. Взгляд зафиксировал игральную карту, даму пик. В данный момент Алексею Георгиевичу казалось, что в уши затрамбовали жужжащей ваты. Однако сквозь эту пчелиную глухоту он услышал:
- Вот, обратите внимание, красным карандашом, похоже на имя и фамилию.
В мозгах ухнул натуральный шурум-бурум.

8


Первым, впрочем, тут же испарившимся, порывом нашего героя было желание догнать Рябцева и выложить свою утреннюю историю, продемонстрировав аналогичную даму пик. Но какая-то непостижимая, тайная сила подставила ему предательскую подножку. На ровном асфальте, не понятно, по какой причине, Беркут споткнулся и распластался ниц, к счастью успев откинуть голову назад, дабы не разбить лицо. К этому моменту капитан с помощницей направлялись к коттеджу жертвы. Они уже далеко за спиной оставили мужчину в плаще и поэтому не обратили внимание на его падение. Зато горстка зевак у заборчика отреагировала вяло-веселым оживлением на досадные чертыханья растяпы.
- Ой, Алексис! - От гомонившей компании отделилась рыжеволосая кокетка в голубеньком шелковом халатике, еле прикрывавшем попку, но зато с пояском по талии.
Она семенила по дороге черными туфлями на высоких шпильках и беспрестанно тараторила: «Алексис ты не ушибся?»
Отрусив свои одежды Беркут выпрямился и под его тяжелым взглядом рыжая мгновенно умолкла.
- Елена, я вас искренне приветствую. – Он чмокнул даме ручку.
- Привет. – Расплылась она в улыбке, но сразу округлила глаза. – Ты чего сам, без
машины, а Виталька где?
Беркут не стал пока горячиться и выкладывать оперативникам свои карты (в обоих
смыслах). Включившись в презентационный диалог с Вишневской он объяснил, что
супруга должна нынче приехать из командировки. Не желая тосковать в ожидании, он
удумал проветриться своим ходом. И как заботливый муж отогнал машину на автостоянку к вокзалу, о чем сообщил жене по телефону. Таким образом, они потихоньку дошли до дачного участка номер десять. Коттедж Леночки Вишневской выглядел шикарно. Сочетание красного кирпича, дикого камня и лакированного дуба делали этот трехэтажный дом, с флигелями-пристройками и стеклом зимнего сада, подобием жилища средневекового феодала. Именно супруга нашего героя разработала индивидуальный план постройки для своей подруги, и теперь Леночка очень гордилась,
что аналогов ее загородного коттеджа более не существует. Но тут еще нужно отметить,
что дача Вишневской состояла из двух участков. Ибо соседний, под номером восемь, она
пару лет назад выкупила у знакомых. И теперь, в распоряжении частых шумных компаний тут стояло еще одно жилое строение, в виде неказистого, но удобного «финского» домика.
Но вернемся к громоздким стенам особняка Вишневской. Над чистым двориком имелся прочный деревянный навес, крытый пластиковой черепицей. Его с двух сторон окружали клумбы с цветами. Под навесом стояли несколько круглых пластмассовых столиков со стульями, какие обычно имеют место на уличных пивнушках. Войдя в калитку, Беркут удивился. За одним из столиков, сервированным чайным сервизом, мило беседуя, сидели:
Жорик Вишневский – бывший супруг Леночки, и ее будущий супруг Владимир Долженко – владелец салона мобильной связи. Жорика Алексей Георгиевич знал давно, а вот Долженко видел всего один раз, на вечеринке у друзей. Но, тем не менее, завидев гостя, они оба обрадовались точно приезду родного брата. Беркут присоединился к компании.
Появилась уже переодетая Леночка, а вместе с ней и бутылка «Хортицы». Он знал,
что со своим бывшим Вишневская поддерживает дружеские отношения. Но, что спивающийся интеллигент Жорик, оказывается, давний приятель начинающего капиталиста Долженко, было новостью. Теперь журналист смотрел на Елену Александровну, как на эстафетную палочку, которую во время жизненного марафона один из участников передал другому.
Умостившись за столиком, Леночка с азартом потомственной сплетницы поведала обо всех деталях жуткого убийства соседа Гриши. Причем так обстоятельно, будто сама являлась организатором злодейства, исполнителем, жертвой, следователем и патологоанатомом в одном лице. С ее слов Беркут узнал, что некто Григорий – при жизни большой поклонник женских прелестей – нынешней ночью был практически изрезан на куски. Его нашли на полу своего дачного домика в луже крови. Криминалисты насчитали на теле жертвы тридцать шесть глубоких резаных ран, а орудие убийства, медицинский скальпель, торчал из глазницы. Кто сообщил в милицию о преступлении неизвестно, зато известно, что действовал профессионал, не оставивший следов. А вот самой загадочной деталью убийства является то, что преступник, или преступница, скальпелем вырезал на груди жертвы слово. Но, что это было за слово, Леночке разнюхать не удалось.
Выпив со всеми рюмочку водки, Беркут теперь посербывал черный байховый с бергамотом и очень сосредоточенно слушал льющуюся из уст Леночки информацию.
Пальцами левой руки он напряженно мусолил в кармане свою карту и отчетливо понимал – происходит нечто необъяснимое и в тоже время закономерное. Впрочем, необъяснимость утренних событий весьма зыбкое явление. Такая необъяснимость она как
теорема, всегда можно доказать – если очень захотеть. Но вот закономерность?
В следующий миг, у кованых, плетеных витиеватым узором ворот дачи, с визгом притормозила синяя «четверка». Беркут автоматически посмотрел на бледные пятна оставшиеся на полах плаща от грязных брызг и выпученными глазами впился в выбравшегося из авто маленького человечка, в рыжем кожаном пиджаке. Вертлявый тип, не глядя в их сторону, нервно захлопнул дверцу и направился к дому номер тринадцать.

- Наверное, родственник жертвы. – Выдвинула Леночка свою субъективную гипотезу.
Её бывший согласился.
- Или еще один мент. – Высказался Долженко.
- В любом случае, - начал недовольно рычать Беркут, - он козел.

9


Плавно приседая и грузно подпрыгивая серебристый «Форд» медленно пересек железнодорожные пути, ускоряясь, скатился с высокой насыпи и, свернув на обочину замер. Чуть впереди начинались дома колхозников, а вдоль обочины тянулись небольшие стожки прошлогодней соломы. Местность казалась безлюдной. Но вот, из-за
первого в ряду стожка показался высокий бородатый мужчина в кожаном плаще. Он воровато оглянулся, быстро подошел к машине и, не мешкая, скрылся в салоне.
- Бр-р-р! – Тряхнул длинной курчавой гривой бородатый. – Холодны еще апрельские ночи.
- Но Вольдемар, к чему такая загадочность? Одни твердят, что ты человек со странностями, другие и вовсе за психа держат. А главное, все считают, что если я твоя двоюродная сестра, значит должна непременно на тебя повлиять.
- Ой, Виталька, не бурчи.
- Да, а вот мне интересно, чего это ты по ночам вокруг деревни болтаешься? И причем это уже не первый случай.
- Я поэт. Кому какое дело, где поэт черпает вдохновение. Впрочем, не скрою, этой ночью у меня состоялось весьма любопытное приключение.
- Любовница!?
- Этого добра у меня и в городе хоть отбавляй. Нет, сестренка, тут нечто поинтереснее.
В этой самой Николаевке живет мой давний приятель, кстати, вот уж кто крезанутый.
Так вот, я уже давно слышал от него истории про жившего в этих местах буддийского ламу. Кто он был по национальности, и вообще, откуда взялся, никому не ведомо. На лицо вроде был монголоидной расы, по-русски ни бельмеса. Его так и запомнили, лысая блестящая черепушка да желтенький халат. Вырыл себе гротик у подошвы той горы, где теперь дачники обитают, а рядом деревянную избушку справил, своими руками, на манер
буддийских пагод. Кормился лама подаяниями деревенских жителей сердобольных.
Все свое время тратил на молитвы, на медитацию, да картинки замысловатые красками рисовал. Краски те изготавливал он сам, из цветов, ягод, органики разной. Вот так два десятка лет этот чудаковатый старик и просуществовал на земле нашей. Пока одной трагической ночью не приключилась гроза страшная. Молния в пагоду попала и дотла сожгла деревянное строение. Бабы утром коров гнали, пепелище заприметили, пошли посмотреть, а там и труп буддиста обгоревший узрели. Сгорел лама практически до костей. Ну, естественно николаевский люд решил похоронить пришельца: да только как это сделать? Никто не знал, какой ритуальный обряд его вере приемлем. Вот крестьяне
единодушно и постановили: Завернули они в белую простынь обгоревший труп ламы, занесли в грот, положили на деревянную лежанку, на которой тот спал при жизни, а вход камнями завалили. Короче говоря, что-то вроде склепа получилось. Там сейчас все ожиной да диким виноградом заплело, но в принципе…
- Так, погоди, - прервала его Беркут-Вознесенская, - за каким лешим ты мне всю эту байку травишь?
- А за тем, что сейчас самое интересное начнется. Молва по деревне ходит будто уже
неоднократно видели, как по ночам кто-то заходит в то место где вход в грот был. Понимаешь? Не-то человек, не-то призрак.
- У-у, Вольдемарушка, да ты и впрямь чудик. Ты что же, в привидений веришь?
- Я верю фактам и своим глазам, вот поэтому и хочу лично увидеть ночного скитальца.
Но, что самое любопытное, это мне Пашка, приятель рассказал: Той ночью, когда пагода с ламой сгорела, исчез из деревни конюх: Мужик лет пятидесяти. Пашка тогда пацаном был зеленым. Помнит, когда конюх пропал, никто особенно и не расстроился; тот одинокий был, ни друзей, ни родни. Участковый, конечно, походил, поспрашивал, естественно в розыск его объявили и все, на том дело и кончилось. А Пашка с детства имел любопытство к разным странностям, поэтому и к буддисту наведывался частенько.
Принесет тому лукошко земляники, лама улыбнется, возьмет ягоды, а в знак благодарности картинку пацану подарит, или разрешит посмотреть, как рисует своими красками на дощечках. Однажды Пашка ему банку молока принес и случайно подсмотрел, как лама в небольшой мешочек торопливо собирает маленькие буковки-иероглифы. Знаешь, что-то на манер печатных литер для старинного печатного станка. И Пашка клянется, что были они из чистого золота. Еще он запомнил, что мешочек тот шнурком затягивался и, по визуальной примерке, весил он не менее килограмма. Когда труп старика хоронили, из грота вынесли все его скромные пожитки; краски, кисти, несколько готовых картин, да самодельную деревянную посуду. Но мешочка с иероглифами там не оказалось. Пашка лично все закутки обшарил, затем пепелище, даже верхний слой грунта изрыл. Все что от ламы осталось он себе забрал. Но! ему удалось найти странный предмет, в виде аккуратно свернутой тряпицы, в которой находились с кого-то состриженные, или сбритые, седые волосы. В начале склона горы, над жилищем буддиста, он споткнулся о большой мергел