Анна Солодкая   

Сто лет я не была в Одессе! Преобразилась она, что и говорить! Стала походить на современный европейский город. Колоритной речи, которая была присуща только ей одной, практически не слышно. Лишь изредка, мимоходом, нет-нет, да и обронит кто-то интересное словцо. Я, было, совсем уже отчаялась встретить что-нибудь неординарное, как вдруг читаю вывеску над кафе: «Фламбе из дыни. Купи, хоть узнаешь, что это такое!» Я улыбнулась и купила. Ну, что? –  Обыкновенная запеченная дыня, типа известного всем гарбуза, тыквы по-русски. 

                Иду дальше. И, хоть меня пригласили к себе приятели, дай, думаю, взгляну на доску объявлений. Сколько теперь стоит арендовать квартиру?

Пробегая взглядом обилие всевозможных предложений, наткнулась на следующее: «Квартира у моря. Всё видно и никаких сволочей!» 

                Так, давясь смехом, пришла я к друзьям, не предполагая, что именно здесь мне посчастливится услышать исчезнувший одесский диалект! Буквально следующим вечером стала свидетелем беседы пожилых супругов, живших по соседству. Нет, я вовсе не подслушивала! Просто эти люди разговаривали громко, да и сидели всего-то в метре от меня за тонкой пластиковой перегородкой. В их семье было принято по вечерам  ужинать на балконе. Он у них был просторным, со столом, телевизором и даже со старым диваном!
–    Смотри, Бася, опять в Верховной Раде дерутся! – комментировал Абрам Моисеевич, глядя последние известия. –  Шо делается! Ой, Боже ж ты мой, и шо б ты себе думала, за что они дерутся? – За мову! Все спасают Украину от русского языка!  – всердцах рассуждал он,  – нет, Бася, – так же можно и все счастье разбить пополам! Ну, скажи, кого на свете когда-нибудь интересовало, как говорит твой сосед?! Он же ничего плохого не делает! Пускай себе говорит, как хочет, лишь бы не молчал, чтоб он был здоров!  Не знаю, к чему нам дают такой яд?! – Бася, ну скажи хоть шо-нибудь!   
                 В кухне жена готовила ужин. С минуты на минуту должна была прийти внучка. В этот день девушка всегда их навещала. Умудренная жизнью, Бася была очень озабочена ее судьбой, особенно тем, что «у Софы

до сих пор годы идут, а счастья нет». А муж все донимал политикой.
–    Так и шо ж тут можно сказать? – наконец отозвалась она, – те же русские во время войны мою маму прятали в погребе от немцев. И шо ж я теперь на них буду говорить? Если б не они, так и где б я сейчас была, я тебя спрашиваю? Так меня б и совсем не было!
  –    С их умом, –  продолжал Абрам, – еще и в Одессе начнут наводить порядки! Заставят тут нас здесь говорить по-украински. Нет, ты посмотри на эту оппозицию! С откуда столько злости? И шо мы видим?! Чьи это бруки вверх задом мелькают на экране? Господи, шо делается?! Прямо-таки оскорбительно наблюдать! А этому худому, смотри, смотри! В морду дали! Боже ж ты мой, оторвали рукав! А за шо, спрашивается? Они ж и на своем родном языке друг друга не понимают! – старик горестно качал головой.
–   Таки пусть себе морды бьют! Смешат белый свет, – сказала Бася, –  в Одессе ж все равно ничего невозможно предпринять! Сколько имеем здесь шарма?!
 –    Нет, не скажи. Все это очень опасно. Одесса всегда дышала неспокойно. Не доведет это до добра, таки надо знать историю… Сеют же ненависть по всей стране! А все, ты же знаешь, начинается с малого. Дай дураку спички! Мы таки живьем рядом с Крымом! А его всю жизнь делят! Так же и пострелять друг друга можно! Только, за что, я тебя спрашиваю? И кому таки это надо?  Так и не знаешь шо и сказать! Ты взвесь, Бася, это ж прямо беда! 

–    А совсем недавно, Абраша, так и в голову ж не могло такое прийти  думать об етом! Жили – не тужили! У Андрийчукив, что вон на балконе белье сохнет, на обед всегда были галушки со сметаной, а у нас с тобой – курочка! И мадам Роза из кафе приносила свое деликатное угощение. Так все мы раньше за одним столом и собирались. Так и шо здесь плохого? В гости к друг другу ходили… И не было плохих тем для разговора! Зачем было жизнь ломать? А теперь, посмотри, какое горе происходит – никто ж ни к кому не ходит! Все сидят в себя дома! Так и почем теперь стоит стол накрыть?! Ох! Просто бюджет не выдерживает! А как тебе Тимошенко сидит?
–   Ой, пусть себе сидит на всю Европу! Она там сидит лучше, чем ты здесь стоишь. Не знаю, куда таки смотрел этот ее муж? Даже неприличное слово у меня на него просится. Варила б ему борщ, так до сих пор бы и была женой.
         В это время пришла Софа. Когда она проходила мимо балкона, я обратила внимание на ее красоту. Не девушка, а картина писаная! Одни глаза чего стоят!   
–   О! Вот и ты, моя умница, – сказал Абрам, обняв ее за плечи, – а мы тут с бабушкой совсем заждались тебя! Бася, что, лапша уже готова? – и тут же – к внучке, – что ты себе получила в своем институте?
                  Софа прерывисто вздохнула:

–   Так этот Давид Соломонович, что бы вы себе думали? – дал мне сегодня два за реферат!
 –   Как два? Он что, с ума сошел?

Девушка сделала красноречивый, но непонятный жест.
–    Ты шо, не можешь нормально отвечать? – возмутился Абрам Моисеевич.
–    Ой, дедушка! Не делайте мне вырванные годы! И без вас в душе тошно!
–    Таки надо было правильно учить, а не вертеть задом на Дерибасовской.
–    Ну, и к чему такая строгость? – вмешалась Бася, – ей надо выходить замуж, дома кто ее увидит?
–    Порядочная девушка будет ждать, пока посватают! – сказал Абрам.
  –    Так знали б вы, шо мы теперь имеем с вашим «посватают»! – обреченно махнула рукой Софа. 
–     Не представляю, куда смотрят эти мужчины? – вздохнула Бася, – ты ж в нас прелесть, как я не знаю!
           Сели ужинать.
 –    Нет, это ж кошмар подумать, куда они смотрят! – сверкнула глазами Софа. –  В прошлое воскресенье говорю подруге: «Давай никуда не пойдём, давай сидеть дома»! Так об остановиться не может быть и речи! Ладно, вышли с Риммой на бульвар. Гуляем постепенно. Народу много. На душе, чтобы вы знали, так и грустно, и радостно. Идем, мороженое кушаем. Видные из себя. Глаз же не оторвать – красавицы! Вы ж помните мою абрикосовую блузку? Так я как раз в ней и была!  Вдруг видим, с противоположной стороны двое парней, что-то себе прикидывают, смотрят на нас – глаз не сводят! Аж невдобно так смотреть! Римма сделалась, что помидор! Сердце таки екнуло. Шо нам было думать, я вас спрашиваю? – Шо понравились, шо хотят с нами познакомиться! Почему нет? А вдруг это судьба? Я таки надеялась… Бывает же счастье в жизни! В прошлом году, кто бы мог представить, та же худая Сима Авербух встретила свою любовь! Так и живут себе счастливо! А мне почемуй-то всё время не везет. Просто

свежесть теряю! Хочется, чтобы и в меня кто-нибудь влюбился! Двадцать пять уже имею…
–     Таки – да! Будем что-то посмотреть…– задумчиво вставил дед, – ну, так и что было дальше?
–     Так и шо дальше?! Шо дальше?! Дальше, как только появился в людях хоть какой-то возможный просвет, эти двое перешли дорогу и направились к нам. Римма, чтоб мне пропасть, сделалась красная, что два помидора! А я улыбнулась, как учит папа. Он говорит: «Софа! Не смотри букой! Женихов распугаешь». Так и правильно ж говорит! Хотя, чтобы вы знали, эти невоспитанные юноши имели свое на уме. Только подошли, так и ни с того, ни с сего сказали: «Девки! Подкиньте червонец! А? Ну, хоть гривну… Не жмитесь ради воскресенья! Нам бы еще хильнуть чуток, шоб глаза не западали и шоб в Гондурасе бомбежки не было! А тут, падла, на бутылку не хватает!»
         Поперхнувшись, дед громко расхохотался, а Софа грустно продолжила:
–    Ну, и шо смешного, спрашиваю я вас? Я таки кое-шо понимаю в жизни, но шоб такое… Никакого ж уважения к приличным девушкам! Я себе не помню, шоб ни тебе – здравствуйте, ни тебе – комплиментов! Будто водой холодной облили. Тот, что первым подошел, симпатичный голубоглазый, канючил на выпивку, а другой, чернобровый крепыш, шарил по своим карманам. Вроде там что-то может быть! Нет, вы послушайте, от них же пахло перегаром! А мы с Риммой с утра духами обливались! Создавали атмосферу! Только, кому это нужно, спрашивается? Чувствовали себя полными дурами.
              Доев лапшу, внучка умолкла. Вспомнила, как тогда, на бульваре, еще и песня старая звучала: «Ни при чем наряды, ни при чем фасон…». Мелодия далеко разлеталась по округе. «А как же наша красота? – с сарказмом думала Софа, – видать, этим парням вообще ничего не нужно»! А огорошенная знакомством Римма, раскрыла перед «ухажерами» сумочку. Те с нетерпением заглядывали в нее и, как только девушка достала кошелек, чуть ли не выхватили деньги из рук.
–    Вот молодец, кукла! – дико обрадовался блондин, – не жадная ты! Дай Бог тебе жениха хорошего!
 –    Спасибо, – тихо промямлила Римма, – женихов мне Господь уже посылал… и не раз, да всё таких, как вы.

              Глупо улыбнувшись, парни тут же направились к пивному ларьку. А подруги, глядя вслед своему уходящему «счастью», застыли, как вкопанные. Настроение пропало. Слишком уж действительность не совпадала с мечтами. Римма пожимала худенькими плечами, а у Софы от оскорбления даже слеза блеснула. Оно и понятно. Без конца одно и то же! Хоть убей, не встречаются серьезные ребята!
              Не солоно хлебавши, девчонки поплелись домой. Глядя под ноги, оптимистка Римма утешала подругу:
 –    Я интересуюсь знать, чего ты так расстроилась? Прямо нечего тут

расстраиваться! Так и шо мы сегодня наблюдали? Пусть себе идут, куда хотят. Каждому – свое! Мы не одни без кавалеров! Обрати значение, сколько старых дев по городу фасон держат! Так и формы ж в них какие! Загляденье! И шо ты все молчишь? Ну, скажи хоть шо-нибудь… Ты ж в нас умница, красавица, так дай Бог каждому!
                Рассказав эту историю, внучка вскоре ушла от стариков, а Абрам Моисеевич, постукивая о стол узловатыми пальцами, размышлял вслух:
  –   Горько мне на мою седую лысину слышать эту невозможную фразу: «сколько старых дев»… Нет, шо подумать на это? Звучит же нестерпимо трагично! Не хочешь ты, Господи, послушать за мою просьбу! Так и за кого ж нашей Софе выходить замуж? – Таки не за кого! Тот – пьет, тот – «колется»! И какое примитивное потомство, скажите на милость, у них может получиться? А сколько проституток теперь в Одессе?! И с откуда они взялись так много?! Пропала молодежь! Им же ничего вокруг себя не интересно! Работы ж нет! Да и какой мы для них авторитет показываем? Все же разворовали, все же продали! С детства душу им отравили. Надо было  заниматься воспитанием детей, а не развалом государства! Как таки можно сердцу выдержать посреди такой катастрофы?! А их в Раде  всё язык интересует! И еще чужой горб, чтобы в рай въехать. Так и нет же такого горба на белом свете! 
                Он опять с досадой уставился в телевизор: 
 –     Мама родная, какой бедлам творится! Все же не слава Богу! То жиды мешали, теперь москали мешают... Всё ищут козлов отпущения… Только, где ж их взять, я вас спрашиваю? Говорим мы в Одессе таки интересно. Что

да, то – да! Так и сколько ж тут нас разного народа живьёт?! А украинцы, шо, правильно говорят? Сроду не слышал таких слов! Нет, Бася, ты только вникни, в газете же пишут: «пылосмокы», «розчипыркы», «впорснык», «пологожинкивнык»!  Когда это на Украине так говорили? И шо таки эти названия означают? Я себе, старый еврей, такого не знаю! А как тебе это слово – «нацюцюрнык»? Это, Бася, чтобы ты знала, – презерватив! Боже ж ты мой! Пусть не смешат мои почтенные годы, сколько мусора они сделали себе в культуру! Таки почему?  – Нет главной части в правительстве, чтобы делать на экране мировую историю, чтобы народ уважал. Головы ж в них нет! С них станется, сделают и в нас здесь тут вторую Югославию! Румыния таки хочет себе Бессарабию, Россия косится на Крым. Впрочем, Крым, чтоб я пропал, кто только не хочет поиметь?! Так и представить страшно! Вон и турки жадно глядят из-за моря. 
            Закурив, он вскоре снова обратился к жене:
  –   Слышишь, Бася, так нас еще упрекают, что у нас Родины нет! Как таки больно это слышать! А со своей Родиной что вытворяют?! Обращаются же хуже, чем Мойша со своим блохастым котом! Разве может быть у кого-нибудь на земле еще такая несчастная Родина, как наша?! Эх, это ж кошмар подумать, как таки больно!
 –   Слушай сюда, – резонно заметила Бася, – у меня уже сердце болит от твоего нестерпимого ума! – хватит смотреть этот чертов телевизор! С оттуда всегда идут одни неприятности. А ты к ночи будешь у меня иметь высокое давление. И что? Опять вызывать доктора? Так и я ж  могу через такое расстройство капли себе не найти! Ты таки подумай, сколько нам осталось…
         Супруги, видимо, ушли с балкона вглубь квартиры. Наступила тишина. На дворе быстро сгущались сумерки, с моря потянуло прохладой. Эти милые люди, сами того не зная, повергли меня в тяжелые размышления. «Как было бы здорово, – думала я, – если бы будущее стало ясным! Как было бы радостно плыть на корабле, которому не страшны никакие бури»! «Чтоб я так жил!» – наверное, сказал бы  на это Абрам Моисеевич. И в свете того, что нынче творится в парламенте, еще бы добавил: «Чтобы ехать хорошо, ребята, нельзя-таки дергать штурвал в разные стороны!»

  Анна Солодкая