Юлия Александрова

Сережа любил Леночку больше, чем кого бы то ни было. Он полюбил ее совершенно случайно, на дне рождения у бывшего одноклассника, куда совсем не собирался идти. Но в тот вечер Эля почему-то не позвонила, или позвонила, но как-то неудачно, и поэтому Сережа оказался абсолютно свободен.

У Леночки были большие изумленные серые глаза и копна густых русых волос с милыми завитушками на кончиках. Она забавно морщила носик, когда смеялась, и, рассказывая что-то длинное и интересное, слегка приседала, как будто ей нужно было сходить в туалет «по-маленькому». Все это очень импонировало Сереже, как и то, что Леночка почти не красила глаза и одевалась изысканно и просто. А вкус у Сережи был, можно сказать, художественный.

Вообще, Леночка обладала многими талантами. Она немножко рисовала, в основном, женские силуэты, изящно сидящие у окна или красиво лежащие на поверхности Земли. Писала стихи где-то раз в неделю по вечерам, примерно такого содержания:


Ветер-бродяга застонет печально в трубе,
 Я больше не верю мыслям своим о тебе.


У Леночки также был очень неплохой голос, потому что она пять лет успешно пела в хоре вторым сопрано, когда училась в музыкальной школе по классу фортепиано. Особенно ей удавались старинные романсы «На заре ты ее не буди» и «Белой акации гроздья душистые», которые она вдруг и с большим чувством иногда исполняла а капелла.

В общем, Леночку, безусловно, было за что полюбить, и Сережа сделал это с первого раза. В тот же вечер он провожал Леночку домой. Стояла на удивление теплая майская ночь с пятницы на субботу, разговор шел легко и непринужденно. Леночка много говорила, смеялась и грациозно перегибалась через парапет набережной; Сережа улыбался, сдержанно отвечал и держал руки в карманах, всем своим корпусом как бы выказывая неподдельное восхищение Леночкой и ее талантами.

Где-то в районе разведенного Дворцового моста Сережа вдруг остановился, задумчиво посмотрел на темные невские воды и тихо сказал:

− А ведь меня вообще не должно было быть на этом дне рождения. Я должен был быть совершенно в другом месте с совершенно другими людьми. А я оказался там, и познакомился с тобой. Мне кажется, это судьба.

Сережа долгим пронзительным взглядом посмотрел на Леночку, словно она с прошлого года задолжала ему три с половиной тысячи рублей, и взял ее за руку.

− Я тоже, вообще-то, не собиралась, − смущенно запнулась Леночка. − Как-то в самый последний момент…

Но руку не одернула. Они немного постояли, молча и многозначительно. Ветер-бродяга развевал их волосы, где-то на заднем плане звучала тихая музыка, а щекастый проказник Купидон целился в них прямо из окон Эрмитажа своими коротенькими стрелами с резиновыми присосками. Все складывалось как нельзя лучше.

Неделя пролетела в приятных мыслях, ощущениях и переписке. Сережа чувствовал, что любит Леночку все больше и больше, да и она благосклонно приняла цветы в среду, а в пятницу с нескрываемым удовольствием разрешила себя проводить пешком до Нарвской, где она жила в съемной квартире с большим рыжим котом по прозвищу Вольтер.

Пару раз звонила Эля, и опять неудачно. Один раз Сережа даже не подходил к телефону. Эля очень обиделась: просила не звонить ей больше никогда и написала гневное прощальное послание с восклицательным знаком и нехорошим словом. Надо сказать, что Сережу такое положение вещей устраивало, но он, как человек прямой и честный, все-таки ответил Эле: им, мол, требуется перерыв, чтобы разобраться в себе и подумать. «Я тебе обязательно позвоню», – добавил он в конце и поставил три многозначительные точки.

Эля немного напрягала Сережу, несмотря на свои красивые ноги и неплохие душевные качества. У нее была крайне неприятная привычка отвечать вопросом на вопрос.

− Почему ты мне не позвонила? − к примеру, спрашивал Сережа.

− А ты почему не позвонил? Почему я всегда должна звонить первой? – тут же взвивалась Эля.

Или даже:

− Ты не видела мои ключи от машины? − нейтрально интересовался Сережа.

− А почему я должна была их видеть? – поджимая губы, вскидывала голову Эля. − Я тебе кто, жена что ли, чтобы знать, где у тебя все лежит?

Вполне естественно, что общение с Элей не всегда доставляло Сереже приятные ощущения. Его очень часто расстраивали Элины замечания и претензии. Еще Эля частенько пускала слезы по поводу и без, и при этом ее пухлая нижняя губка капризно дрожала. Сережина ранимая внутренность не переносила женских слез, если, конечно, они не были вызваны романтичностью момента и взаимными чувствами. Поэтому пока Сережа с удовольствием перестал думать об Эле: зная ее характер, он с уверенностью дал себе целую неделю спокойствия.

И вот, в субботу утром Сережа лежал на диване перед телевизором и думал о Леночке. Он прикидывал, будет ли логично позвонить ей сегодня и пригласить в кино, или все-таки следует только позвонить, а в кино пригласить завтра. Не успел он определиться со своими намерениями, как вдруг позвонила Марина.

Марина была высокой приобретенной брюнеткой с раскосыми зелено-желтыми глазами. Ее красивое крупное тело всегда обтягивали разного цвета платья с провокационным декольте, и она любила красить губы ярко-красным. Талантов особых у нее не было, кроме одного, крайне редко встречающегося среди представительниц столь прекрасного пола: она лихо разъезжала в трехдверном красном Пежо и очень ловко умела парковаться.

− Ку-ку! Я тут на твою улицу поворачиваю. Не хочешь прокатиться?

Сережа на мгновение задумался, но решение принял быстро, по-мужски.

− А с удовольствием. Отлично! Через пять минут спущусь.

У Марины было много друзей в разных концах города, что вполне естественно для девушки в облегающем платье с глубоким вырезом. К двум часам дня субботы она получила уже три приглашения: выпить кофе на Крестовском острове, сходить на выставку музея Прадо в Эрмитаж и поехать на шашлыки в Ольгино. Посоветовавшись, они с Сережей решили ехать на шашлыки в Ольгино, тем более, что погода была соответствующая. Они сели в машину и открыли окна: ветер трепал им волосы, они курили и весело болтали о чем-то постороннем.

На шашлыки в Ольгино собралось человек пятнадцать, не меньше. Марине все были очень рады, с Сережей − добродушно приветливы. После второго стакана красного вина Сереже стало хорошо, и он, оглянувшись по сторонам, вдруг заметил Олю. У Оли был очень грустный вид и короткая, почти мальчишеская стрижка вокруг миловидного круглого личика. Как выяснилось, Оля работала дизайнером, а в свободное время занималась фотографией. Марина шепотом сообщила Сереже, что Олю только что бросил ее парень, красавец, конечно, но большая сволочь. Сережа сразу пожалел Олю, потому что натура у него была тонкая и сочувствующая, как Флоренс Найтингейл.

– Очень приятно познакомиться, – тихо и проникновенно сказал Сережа и по-старомодному поцеловал Оле руку.

Оля, кажется, даже немного испугалась, но виду не подала, и лишь моргнула своими большими грустными, как у Буренки, голубыми глазами. Они немного поговорили о приятности погожих ясных дней и их прямой связи с человеческим настроением, пока Марина заливисто смеялась где-то на другом конце дачного участка.

Ближе к вечеру Сереже застенчиво и коротко звонила Леночка. Еще несколько раз долго звонила Инга, настойчивая девица с пирсингом в губе, с которой Сережа познакомился три недели назад, будучи в изрядном подпитии, и какой-то совсем неизвестный номер. Но глаза Марины пронзительно блестели в закатном солнце, а изгиб ее бедра так пружинисто рвался из-под платья, что Сережа решил не отвлекаться на посторонние предметы.

Наутро Марина отвезла Сережу домой.

– Чмоки, дорогой! Будет что-нибудь интересное, я позвоню, – и она махнула ему на прощанье из окна машины своей красивой ручкой с золотыми кольцами и швейцарскими часами.

Выйдя из душа, Сережа позвонил Эле и убедился, что та по-прежнему на него обижается и даже уехала на целую неделю к маме в Зеленогорск. Сережа энергично почистил зубы и позвонил Леночке. Она взяла трубку сразу, но в голосе проскользнули хорошо скрываемые нотки обиды. Да, она тоже рада. Да, конечно, она совершенно свободна сегодня и да, с удовольствием пойдет в кино. Хотя вчера ей было одиноко, а он, видишь, не взял трубку.

Сережа, как мог, успокоил Леночку, был мил и тактичен. Перед выходом он с удовлетворением посмотрел на себя в зеркало, потом вернулся на пару секунд к компьютеру, чтобы найти грустную Олю из Ольгино на каком-нибудь социальном сайте. Оля нашлась очень быстро среди Марининых друзей, и Сережа отправил ей «привет» со смайликом.


* * *
Леночка не думала о Сереже плохо. Она вообще старалась о нем не думать, предпочитая довериться судьбе и никогда ни о чем его не спрашивать. Он был во многих отношениях крайне приятным молодым человеком, и Леночке, безусловно, льстило его внимание. Все обстоятельства складывались самым благоприятнейшим образом. Сережа был мил, деликатен, нетороплив и никоим образом не покушался на ее свободу, которую Леночка очень убедительно ценила. Как любая девушка, она обязательно собиралась выйти замуж и завести детей, но только когда-нибудь в будущем, не сейчас, боже упаси, когда все так непонятно и непредсказуемо. Да и с Сережей она пока не определилась: то ли он тот самый единственный, то ли нет.

В жизни Леночки, как водится, не обошлось без определенной доли трагизма. Был печальный роман с женатым мужчиной, имя которого нельзя называть. Тот, которого нельзя называть, был старше Леночки лет на десять, имел двоих малолетних детей и истеричку-жену, которая не понимала его тонкой душевной организации. Леночка понимала, потому что сама была организована очень душевно. В день последнего тягостного расставания, когда разговор о разводе вновь не получил должного развития, Леночка написала стихотворение следующего содержания:


Слов плетет невидимый узор –
Красной нитью сердце не заштопать.
Волос ляжет на прямой пробор,
Ветер будет тихо дверью хлопать.


Одновременно с Сережей Леночке регулярно улыбался официант из кафе, где она любила пить кофе. У официанта были длинные волосы, серьги в обоих ушах и татуировка золотисто-красного дракона на предплечье. Леночка пока совсем не знала, как зовут этого длинноволосого официанта с драконом, но ей нравился его тихий голос, которым он так мелодично и с подтекстом спрашивал: «Вы уже готовы сделать заказ?» Леночка, будучи девушкой широких взглядов и – несмотря на ярко выраженный творческий потенциал – здравомыслящей, понимала, что красавец-официант с татуировкой улыбался не только ей. Честно говоря, она даже на него не рассчитывала. Она пока оставляла его в разряде эстетических удовольствий, тем более, что, конечно, ей он улыбался всегда как-то по-особенному, не так, как другим.

Был еще худощавый коллега по работе, которого она записала в телефон под именем «Боря Офис». Боря Офис, кажется, тоже любил Леночку: во всяком случае, он часто подходил к ее столу, присылал ей на почту веселые картинки и даже несколько раз заплатил за обед в столовой бизнес-центра. Боре также нельзя было отказать в некоторой доле приятности, хотя он и заправлял футболку в джинсы. Так что, Леночка с удовольствием раздумывала, кого из влюбленных в нее и ее таланты молодых людей предпочесть, но пока не спешила определиться с выбором.

В тот вечер, когда Сережа, занятый Мариной и ее платьем, не ответил на звонок Леночки, чаша весов значительно качнулась в сторону Бори Офиса. В отличие от Сережи, Боря не только ответил на звонок, но и оказался дома, совершенно свободный и открытый для любых начинаний. Они встретились на Маяковской, долго гуляли, разговаривали, потом пили зеленый чай с жасмином, согревая о чашки слегка озябшие руки. В конце концов, дошли до набережной, где Леночка грациозно перегибалась через парапет, а Боря с плохо скрываемым восторгом следил за ее движениями. Леночка даже поцеловала Борю на прощание в уголок губ и после посмотрела на него нежным взглядом. Ветер развевал ее роскошные русые волосы. Глаза Бори светились надеждой.

* * *

Оля из Ольгино находилась в состоянии резко прогрессирующей депрессии. И если буквально неделю назад ее приступы накатывали только по вечерам, то сейчас эта мерзкая худосочная дама карябала Олины внутренности своими острыми ногтями уже с утра. Олин телефон предательски молчал; сообщения приходили только от банка с извещением о заранее одобренном кредите и от ресторана «Папа Джонс», который предлагал купить каждую вторую пиццу с пятидесятипроцентной скидкой.

У Оли не было кота, который бы грелся у нее на коленях, а Олин парень с татуировкой дракона и длинными волосами забрал с собой телевизор, купленный в прошлом году на совместные деньги. Без телевизора, кота, мороженного и с разбитым сердцем невозможно было находиться в квартире. С утра пораньше в субботу Оля положила в сумку фотоаппарат и весь день фотографировала замки в соседнем гаражном кооперативе. Одна из фотографий показалась ей очень удачной: плавный изгиб замка, уходящий в глубину кадра, и завершающий композицию росчерк живописно загнутой жестяной заплатки на двери. Оля сразу назвала свою фотографию «Факсимиле» и, несколько ободренная, поспешила домой.

Дом встретил ее молчаливой пустотой. На фотографию она получила один-единственный отзыв: «Цвета хорошие, но скучно». Олин парень вывалил в сеть кучу фотографий в обнимку с роковой брюнеткой, обтянутой со всех округлых сторон ярко-синим платьем. Телефон не подавал признаков жизни. Симпатичный Сережа с шашлыков так и не объявлялся после того, как прислал свой «привет» со смайликом. Даже мама из Краснодара уже целую неделю не звонила. Оля чувствовала, как в ней скапливается, прессуясь и подступая к горлу, тягостная скрипучая тоска.

В «онлайне» было сто пятьдесят «друзей». Оля, поддавшись внезапному приливу отчаяния, написала на своей странице: «Если в течение получаса никто из вас, сволочи, мне не позвонит, то я выпрыгну в окно!» Сказала так, и действия ее приобрели пугающую осмысленность. Она поправила перед зеркалом прическу, накрасилась, надела свою лучшую футболку и села на подоконник в тревожном ожидании. Сердце провалилось в живот, ухнуло и осталось там.

Вдруг Оля заметила, что старые деревянные рамы в ее съемной квартире заклеены с зимы малярной лентой, и начала судорожно срывать ссохшиеся полоски бумаги. Из-под них сыпалась пыль, сухие чешуйки краски и куски поролона. Наконец, она настежь распахнула окно, встала на подоконнике в полный рост и заглянула вниз. Боже, как было страшно и высоко до асфальта! Оля повисела так несколько минут, вглядываясь в трещины и темные наросты на сером дорожном покрытии двора. Где-то вдалеке раздавался детский смех.

Телефон зазвонил внезапно. Оля разом выпрямилась, ударилась затылком об оконную раму и покачнулась, потеряв равновесие. Правая нога скользнула по карнизу. Оля вцепилась обеими руками в проем окна, в панике нащупывая опору и одновременно опускаясь всей тяжестью тела вниз, к подоконнику. Все, остановилась. «Какая глупость!» – пронеслось у нее в голове. Оля медленно, задом сползла с подоконника и понеслась, спотыкаясь, к компьютерному столу, на котором оставила телефон. Она нащупала кнопку приема звонка, даже не посмотрев на экран:

– Алло!

В ухе у нее зазвучал приятный женский голос:

– Ольга Андреевна? Добрый вечер, это вас из стоматологии «Счастливые зубы» беспокоят. Мы напоминаем вам, что вы записаны в понедельник в девятнадцать тридцать на прием у доктора Ермаковой Юлии Васильевны. Вы придете?

Оля не сразу поняла, чего от нее хочет эта неизвестная женщина с приятным голосом.

– Алло? Ольга Андреевна, вы слышите?

– Да, спасибо, я помню… Я приду.

С последним выдохом слова «приду-у-у» из Оли потоком полились слезы. Спасительные слезы, которые еще долго сотрясали ее тело, очищали разум и смывали обиду.

Ее статус про прыжок из окна собрал тринадцать «лайков».