Василь Дробот  

 Неблагодарным делом являются попытки проследить как появилось то или иное произведение, с чем связано его рождение, как определялось его место в книге, и многое другое. Всё это – вопросы второстепенные. А главным есть то, что возникли они сами по себе, в порядке, для них удобном, на темы, для них важные, и во время, для них подходящее. Мне оставалось только их записывать и стараться не нарушить их гармонии, не принести им вреда. Может быть, они зародились во мне, как результат спонтанно сложившейся во мне картины мира – «мелодии души», определяющей моё поведение в разных ситуациях. А может быть, их порождает именно то, чем оно кажется: какая-то информационная волна, идущая сквозь моё мироощущение и обретающая во мне форму выражения, понятийную базу и гражданскую позицию. Не знаю. Все допущения и серьёзны, и смешны в равной степени. Понятным остается одно: начиная с 1981 года, я пишу стихи. И эти стихи есть для меня самое главное в жизни дело, самое желанное занятие, самая большая радость, во что бы ни выливалось для меня их создание.
   Конечно, можно возразить, что те же самые чувства испытывают и графоманы. Но, во-первых, каждый из нас прошел стадию графомании, в процессе отработки техники владения словом. А во-вторых, мягко говоря, похожий на поэта человек это тот, кто уже знает, что нужно уметь писать правду, но ещё не понял, что нужно не уметь врать. Скрыть это умение невозможно – именно оно придает сказанному привкус банальности. Строка должна быть чистой, как дыхание.

   Слово у поэта – то же, что цвет у художника. Если художник уверен в цвете – краски прозрачны и чисты. Если поэт уверен в слове, его фразы прозрачны, чисты и пророчески живые.
   Тогда стихотворение – правда.
   Если стихотворение не есть правда, оно мертво, и никакая техника его не оживит. Ложь порождает трупы или химеры.
   Литератор (прозаик или поэт) может создать только один достойный роман (повесть, рассказ, стихотворение…) и даже сказать только одно достойное слово.
   Но на это слово человечество становится ближе к Богу.

   Поэзия – мой (и не только) способ познания мира. Я рифмой чувствую. На рифму приходят логически точные ответы. Возможно, это связано с общими законами гармонии, но следующий шаг попадает как раз в следующую «гармоническую точку», даже если она лежит вне пределов вероятного, согласно нашему разумению. Просто в этом случае продолжение будет для нас казаться невероятным.

   Любой шаг, самая неприметная черточка бытия есть его суть. В ней могут отразиться не только заметивший её человек, но и мир, не только отношение человека к миру, но и мира – к человеку. Остается немного: увидеть, понять, пересказать так, чтобы поверил сам, потому что поэзия это процесс «осознания своей правоты» (Мандельштам), равновесие между душой и миром, результат нравственного доверия к себе и приятия себя… Но она еще и пластические свойства языка, уводящие в мировую надчеловеческую логику.
   Иначе говоря, поэзия – это пластика слова, гармонизирующая осознанное явление или мир в целом.

  Стихи – не только правда, это – намного больше. Образ – не только конкретен, он намного конкретнее возможности. Он сформулирован, он осмыслен, он – действительность.

   Поэт всегда в начале времен.
   Он – Адам.
   Он видит в мире собеседника и говорит с ним.
   Он называет вещи и явления неопытно, как первый человек. Он говорит образами. Его определения скользят, стремясь передать ускользание сути.
   Он дает названия вещам, и поэтому:
   полутон перетекает из штриха в звук;
   волна – из воды в эфир;
   цвет – из частоты в растение,
   и конца нет этому перетеканию, потому что мир течёт, возвращая поэта к началу времён, к его основному занятию – называнию вещей и явлений, к разговору с миром.
   Бог создал человека не для забавы, а для того, чтобы человек назвал мир, то есть, дал вещам имена, а, следовательно, и логику развития.

   Литература – не истина. Но она – великая и непреложная, страшная и светлая правда. Ложь – не литература. Ложь – идеология. Она принимает за истинное – только одно направление, сознательно игнорируя все остальные, и превращается в тупик.

   Поэт не должен придумывать стихи – он должен просто говорить.
   Стихи – не танец, это – путь, по которому идёшь, который видишь, слышишь, обоняешь и что-то на нём делаешь. И то, что ты о нём говоришь, не должно быть красивыми словами, а должно быть настоящей травой, шелестящим ветром, синим небом, жгучим солнцем, кричащей птицей, колючкой, на которую наступила твоя босая нога, любовью, ненавистью – всем, что ты видишь и чувствуешь. Причём, не написанным на бумаге, а настоящим, именно тем, что тебя окружает и с тобой происходит.
   И поэзия в этом смысле – не самоцель, но средство свободной речи. Тогда это – поэзия. Всё остальное – стихотворчество, «литература», как сказал Поль Верлен.

   Я не умею писать книги. Во всяком случае, я никогда не ставлю перед собой этой задачи. Стихи пишутся сами по себе, непрерывно, но отчётливо, как мартовская капель, звуча неровной дробью и не давая спать по ночам. Сначала этот процесс никак не воспринимается. Он просто есть. Он идёт, и это является способом жизни, изменить который нельзя – это делает меня другим, неприемлемым для себя самого. Скажем, идёт человек по дороге, несёт торбу. Всё, что вызывает внимание, он видит и полученный образ прячет в эту самую торбу. Однажды оказывается, что в ней слишком много груза. Этот груз требует оформления и в торбе ему тесно. Мало того, слова не равны друг другу («Есть в каждом высказанном слове // Все предыдущие слова») – они начинают воздействовать друг на друга, мешать друг другу, относиться к своему месту избирательно, то есть, проявляют характер и требуют внимания. Так они превращаются в книгу. Причём это происходит почти незаметно для меня. Так случилось и в настоящем случае. Я пишу эти строки, не задумываясь, потому что материала всегда больше, чем возможности. Стихи – результат и процесс ориентации в духовном пространстве. Они являются постоянно, и этот процесс бесконечно самовоспроизводится, как в зеркальной поверхности. Только человек – не зеркало, иначе в поэтах не было бы смысла. Он отражает всеобъемлюще, что и делает стихи неповторимыми и живыми.
   Главное в стихотворении – звук. Его логика абсолютно безошибочна: строят звукопись, составляются в аллитерации, приходят в рифму именно те слова, которые там более всего нужны по смыслу. На создание стихотворения у меня уходит не более 10 минут. Основное правило для меня: я должен говорить совершенно открыто, не придумывая благополучных поворотов и не навязывая строке неправды и ещё – идеологических измышлений, то есть, быть абсолютно правдивым. В противном случае строка уйдёт.

   Процесс написания книги никогда не заканчивается. Уже проставлено в конце подходящее стихотворение, уже набрана, заверстана текстовая часть, а стихи все идут и идут. И, каждое утро открывая для себя всё новые и новые сообщения «оттуда», вдруг понимаешь, что в тебе самом есть что-то такое, чего ты можешь не успеть открыть и не успеть сказать.
   Вот тогда и становится больно и страшно за ту живую цепочку, которая протянута между миром и человечеством, в которой участвуют твое сознание и твоя душа, и это участие является едва ли не самой главной причиной твоей жизни и гарантией твоего присутствия в будущем, твоим окошком в рай.
   Не верите? Попробуйте не дышать… Ну, а разве не дыхание – стихи, которые просятся из твоей души на свет, и ты не знаешь, каким будет дитя? Разве сможешь прожить без этого зова в груди, без созвучий, которые притягивают тебя к себе и понуждают пойти по цепочке рифм, с тревогой вглядываясь вперед: что там? кто там?..

   Рассуждают о своевременности и современности в поэзии. Говорят о соответствии или несоответствии поэта эпохе, ее особенностям, ее идеологии, проверяют поэтов на верность идеалам, возникающим после них… Объявляют какие-то стороны жизни святыми…
   Единственное святое явление в жизни – любовь, которая и является предметом поэзии и всего того, что входит в понятие культуры. Она – от Бога. Все остальное – от лукавого. Любая идеология есть преступление против культуры уже потому, что пытается принудить ее выполнять свои заказы, поставить себе на службу, а значит, исказить и подменить. Пытается даже учить людей «правильно» писать. Конечно, отсутствие идеологии – тоже идеология. Но приоритет всегда за культурой. Во-первых, она – мир в котором мы живем. Во-вторых, она – единственный след, который мы оставляем для тех времен, когда о какой бы то ни было идеологии исчезнет даже понятие. Она – наше окошко в рай. Она – явление Сути, которая выбирает носителей, не только способных понять ее, но и по своему уровню способных понятно изложить ее, перевести на человеческий язык. Тогда она приходит к ним в том виде, который ее устраивает. Выбирать форму изложения не нужно. Она – одна из сторон Сути. Эпоха значения не имеет: человек не журналист, а поэт, не зеркало, а творец. А творения души не имеют срока давности.
   Подставные же поэты исчезнут сами. Не верите? Вспомните наших преуспевших поэтов двадцатого века, проверьте, сколько из них оставили след в вашей душе, поскольку стихотворение – дом для души, и оно должно быть написано так, чтобы душа сама захотела в нем жить…

   По роду источника излагаемой информации я различаю два принципиальных подхода к написанию стихотворений:
   – принятие стихотворения таким, каким оно спонтанно приходит в сознание, и подача его на понятном для окружающих языке без искажений. В моем понимании, это и есть процесс поэтического творчества;
   – использование технических приемов для искусного конструирования строф, объединенных какой-либо привносимой снаружи идеей. В моем понимании это – стихотворчество. Даже при условии технического совершенства оно напоминает игру ребенка в строительный конструктор: построен красивый и яркий дом с дверью и окнами, с крышей и забором, а жить в нем нельзя, потому что это – игрушка, подделка, в конечном смысле – подлог, в то время, как стихотворение – действительно дом, в котором должна захотеть жить душа и где ей должно быть удобно. Нельзя, однако, забывать о важной роли в поэзии технических приемов, без владения которыми написать понятное стихотворение просто трудно. Но обходиться только ими, к тому же, давая стихам идеологическую нагрузку, – тоже нельзя. Свободное и органичное владение техническими приемами – абсолютно необходимое, но при этом не достаточное условие для хорошей поэзии – здесь первенство всегда за талантом.
   В число моих знакомых входят люди обоих направлений, и я, как человек, отношусь с уважением к их работе. Но, как читателю, стихи одних кажутся мне интересными, а других – нет.
   При этом, процесс написания моих собственных стихов напоминает мне исполнение джазовой мелодии, выраженное в словах. Это импровизация, и солируют здесь попеременно все исполнители. Мир задал тему, поймал ритм и вытолкнул меня на мой квадрат: «Играй!».
   Пока у меня еще есть какое-то время, я постараюсь…

поэт Василь Дробот