Леонид Млечин — о свержении по-советски
60 лет назад, 14 октября 1964 года, в стране сменилась власть. Впервые после 1917 года приближенные свергли своего начальника бескровно — отправили на пенсию. Некоторых участников тех событий была возможность расспросить: почему они выступили против Хрущева и не жалели ли потом? Не жалел, по их словам, никто. Хотя ключевые фигуранты заговора вскоре сами оказались в опале и лишились даже тех должностей, которые имели. О причинах отставки Хрущева говорили по-разному, в основном упирали на то, что он стал «опасен» для страны. Вызревало это ощущение «опасности» постепенно, по мере того как затеваемые Первым перемены задевали разные группы интересов в близком окружении Хрущева, в партийно-хозяйственной и «силовой» номенклатуре. Хотя имелись и очевидные просчеты, которые легли в строку. О достижениях Хрущева при этом не вспоминали, а ведь их было немало, они очевидны и теперь, спустя годы. О том, что в итоге «предъявили» Первому и о чем умолчали при сведении счетов,— в публикации «Огонька».
Летом 1964 года первый секретарь ЦК КПСС и председатель Совета Министров СССР Хрущев вдруг позвонил опальному маршалу Жукову, которого в октябре 1957 года убрал с поста министра обороны. По политическим соображениям: не желая видеть рядом популярного, решительного и амбициозного маршала. Теперь Хрущев фактически извинился перед ним:
— Знаешь, мне тогда трудно было разобраться, что у тебя в голове. Но ко мне приходили и говорили: Жуков — опасный человек, он игнорирует тебя, в любой момент он может сделать все, что захочет. Слишком велик его авторитет в армии.
Жуков укорил Никиту Сергеевича:
— Как же можно было решать судьбу человека на основании таких домыслов?
Хрущев даже не стал оправдываться:
— Вернусь с отдыха — встретимся и по-дружески поговорим.
Помощник первого секретаря записал распоряжение Хрущева: после отпуска в Пицунде запланировать встречу с маршалом. Никита Сергеевич, чувствуя, что теряет поддержку в стране, решил опереться на национального героя. Хотел вернуть маршала в политику, а точнее, призвать его себе на помощь. Не успел…
Что он сделал?
Почему мы вообще вспоминаем Хрущева? Что он сделал для страны?
Первая заслуга Никиты Сергеевича — создание ракетно-ядерного потенциала, который защищает нас и по сей день. Хрущев первым поверил в ракеты и дал возможность работать выдающимся конструкторам Сергею Королеву и Валентину Глушко, которых при Сталине чуть не сгноили в лагерях. Хрущев отправил Юрия Гагарина в космос. И ничего более славного наша страна в ХХ веке не сделала.
Второе. Он накормил страну. Британскому премьер-министру Уинстону Черчиллю приписывают фразу о Сталине: «Он принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой». Черчилль никогда этого не говорил. Сталин «принял страну» не с сохой, а в период расцвета НЭПа, когда Россия не только сама себя кормила, но и экспортировала хлеб. А вот Хрущев принял у Сталина страну полуголодной. При Сталине каждый год тот или иной регион голодал. Статистика свидетельствует: десять лет, когда страной управлял Хрущев, лучшие в советской истории. Вторая половина пятидесятых — время феноменальных достижений советской экономики. А дальше началось затухание экономического роста.
Третье. Он начал строить жилье. При Сталине не было гражданского строительства, кроме возведения отдельных домов для начальства. Хрущев выводил людей из землянок, из бараков, из общежитий, из огромных коммуналок и переселял в квартиры. Строились детские сады, поликлиники, школы.
Четвертое. Он создал в стране атмосферу, которая способствовала невероятному духовному подъему. Хрущевские годы — время расцвета литературы, искусства, кинематографа, живописи, театра.
И, наконец, есть ключевой, я бы сказал интегральный, показатель. При Хрущеве средняя продолжительность жизни в нашей стране приблизилась к американскому уровню. А при Брежневе началось снижение продолжительности жизни у мужчин, и разрыв стал быстро нарастать.
«Социализм есть, а картошки нет»
Хрущев был, пожалуй, единственным человеком в советском руководстве, кто сохранил толику юношеского идеализма и веры в лучшее будущее. Пребывание на высоком посту не сделало его равнодушным:
— Я беседовал с рабочими. Они говорят: лука нет, цингой болеем. Ну как это может быть, чтобы лука не было? Шпинат. Вот, говорят, стоит 10 копеек по старым ценам, и теперь тоже 10 копеек. Или там сельдерей. Что это? Мелочь. Я же помню: в Донбассе болгары снабжали. Бывало, у болгарина мать или жена покупают картошку, так он сельдерея пучок бесплатно дает, потому что это мелочь. Так что мы будем теперь приучать людей, что коммунизм, и вы кушайте суп без сельдерея, без петрушки, без укропа?! Социализм есть, а укропа нет, картошки нет и прочего нет…
Побывав за границей, Хрущев всякий раз возвращался пораженный увиденным. Не понимал: почему в Советском Союзе нет того, что в изобилии в других странах?
Хрущев попытался упростить жесткую систему управления народным хозяйством, предоставив производственникам больше прав. Он распустил многие министерства и передал управление предприятиями на места — региональным совнархозам. Исчезли лишние бюрократические звенья, и во второй половине пятидесятых это принесло весомый экономический эффект.
Никита Сергеевич хотел, чтобы чиновники, оставив столицу, отправились работать непосредственно на предприятия, в шахты, в деревню:
— У нас огромное количество лишних людей в обкомах, в сельскохозяйственных управлениях, в облисполкомах. А райкомы партии — все ли у нас там в порядке? Нет.
Министерская бюрократия отчаянно сопротивлялась! Недоволен был и партийный аппарат. Совнархозы обрели самостоятельность и фактически вышли из подчинения обкомам. Иначе говоря, партработники теряли контроль над производством. Если бы хрущевские реформы продолжились, партаппарат вообще остался бы без дела.
Николай Луньков, посол в Норвегии, вспоминал визит Хрущева в Осло. Во время прогулки Хрущев, его зять главный редактор «Известий» Алексей Аджубей и главный редактор «Правды» Павел Сатюков ушли вперед. Когда Луньков их догнал, Хрущев оживленно говорил входившим в его ближний круг Аджубею и Сатюкову:
— А что если у нас создать две партии: рабочую и крестьянскую?
Луньков понял, что надо отойти. Он на ухо пересказал Громыко услышанное. Министр иностранных дел осторожно заметил:
— Да, это интересно. Но ты об этом никому не говори.
25 апреля 1962 года на сессии Верховного совета Хрущев сказал, что Конституция 1936 года, сталинская, устарела. Он предполагал предоставить большие права союзным республикам, ввести в практику референдумы (общесоюзные, республиканские и местные), ограничить срок пребывания чиновников на высших постах, чаще собирать сессии Верховного совета, сделать его комиссии постоянно действующими, а членов комиссий освободить от иной работы, то есть превратить в настоящих парламентариев.
Обсуждались идеи суда присяжных, отмены паспортной системы. Хотели ввести положение о том, что арестовать можно только с санкции суда, и закрепить пункт о судебном обжаловании незаконных действий органов государственной власти и чиновников. После отставки Хрущева все эти идеи похоронили.
Репутация Хрущева была подорвана денежной реформой 1961 года, повышением цен. Забастовка рабочих Новочеркасского электровозостроительного завода в июне 1962 года переросла в настоящий рабочий бунт. Он был спровоцирован постановлением ЦК и Совета Министров о повышении цен на мясомолочные продукты. Рабочих разогнали войска Северо-Кавказского военного округа под командованием дважды Героя Советского Союза генерала Иссы Плиева. Солдаты стреляли в мирных людей. Двадцать три человека были убиты. Четырнадцать судили, половину расстреляли, половину приговорили к длительным срокам заключения. А Хрущев утратил ореол «народного заступника» от бюрократов и чиновников.
Огромный партийно-государственный аппарат не в силах был обеспечить страну даже хлебом. Он лишь мешал нормальной организации жизни.
Между тем на серьезные политические реформы Хрущев не решился. Не мог себе представить реальную демократизацию и рыночную экономику. Если бы он дал стране экономическую свободу, то мог бы осуществить то, что позже удастся в Китае Дэн Сяопину, поклоннику советского НЭПа. В деревне еще оставался крестьянин, умеющий и желающий трудиться. А в городах — искренне верящие в социализм молодые люди.
Но Хрущев не переступил через социалистические догмы. И шанс был утрачен, а потом почти два брежневских десятилетия напрочь отбили желание двигаться вперед.
Клизмы для начальства
У высшего эшелона были личные причины не любить Хрущева. Чиновники, достигшие вершины власти, жаждали покоя и комфорта, а Хрущев проводил перманентную кадровую революцию. Он членов ЦК шпынял и гонял как мальчишек. Обращаясь к товарищам по президиуму ЦК, в выражениях не стеснялся:
— Дурак, бездельник, лентяй, грязная муха, мокрая курица, дерьмо…
Хрущев на президиуме ЦК рассказывал о большой поездке по стране:
— На Украине перед моим приездом испортился водопровод, перебои были с водой. Так киевляне говорят: «Почему, вы думаете, не было воды? Руководителям республики клизму ставили!»
В зале опять засмеялись, хотя там сидели и руководители Украины.
— То есть едет Хрущев, и уже клизму ставят! — довольно разъяснил первый секретарь.— И ведь сами не отрицают, что у них плохо.
Хрущев продолжал разносить начальников:
— Вот тамбовский секретарь Золотухин все хотел, чтобы его пороли, чтобы сняли штаны и пороли. Какое удовольствие! Все виноватым себя признавал и приговаривал: да, товарищ Хрущев, надо штаны снять и меня выпороть. Он это три раза повторил. Я уже не вытерпел и сказал ему: «Что это вы все штаны хотите снять и зад нам показать? Вы думаете доставить нам удовольствие?» Какой это секретарь?
Характерная деталь: Хрущев высмеял тамбовского секретаря, но снимать не стал. Золотухин позже возглавил более крупный Краснодарский край, а потом и вовсе стал министром заготовок СССР.
Всех настроил против себя
Хрущев умудрился настроить против себя партийный аппарат (разрушая привычную систему управления), армию (сокращая офицерский корпус), КГБ (хотел снять с чекистов погоны, превратить комитет в гражданское ведомство). Добился принятия на ХХII съезде в октябре 1961 года нового устава партии, который требовал постоянного обновления руководящих партийных органов.
— Буржуазные конституции,— произнес Хрущев крамольную мысль,— пожалуй, более демократично построены, чем наша: больше двух созывов президент не может быть. Если буржуа и капиталисты не боятся, что эти их устои будут подорваны, когда после двух сроков выбранный президент меняется, так почему мы должны бояться? Что же мы, не уверены в своей системе или меньше уверены, чем эти буржуа и капиталисты, помещики? Нас выбрали, и мы самые гениальные? А за нами люди совершенно незаслуженные?..
Кому из тех, кто сидел в зале и слушал первого секретаря, могли понравиться эти слова? Неужели им придется расставаться с должностями просто потому, что больше двух сроков нельзя занимать высокое кресло?
— Если каждый будет знать, что он будет выбран только на один срок, максимум два,— продолжал фантазировать Хрущев,— тогда у нас не будет бюрократического аппарата, у нас не будет кастовости. А это значит, что смелее люди будут выдвигаться, а это значит, демократизация будет в партии, в народе, в стране.
Наверное, Никита Сергеевич рассчитывал на поддержку молодых кадров, которым омоложение аппарата открыло бы дорогу наверх. Но логика молодых аппаратчиков была иной: они, как и старшие товарищи, больше дорожили стабильностью. Вот почему чиновники ненавидели Хрущева и поддерживали Брежнева, который позволял им занимать свои кресла по пятнадцать лет.
Подвела самоуверенность
Кто был движущей пружиной заговора?
Против Хрущева выступили две группы.
Одна — влиятельные члены президиума ЦК, прежде всего секретари ЦК Леонид Брежнев и Николай Подгорный, которые руководили партаппаратом. Они смертельно устали от постоянного напряжения, в котором он их держал.
Вторая группа — молодые выходцы из комсомола, объединившиеся вокруг председателя комитета партийно-государственного контроля Александра Шелепина и председателя КГБ Владимира Семичастного. Без Семичастного выступление против первого секретаря ЦК в принципе было невозможно.
В составе оперативно-технического управления КГБ существовал второй отдел, занимавшийся прослушиванием телефонов и помещений. Самым опасным было дурно отзываться о первом секретаре.
Но сводок от второго отдела не поступало.
Вероятно, Никита Сергеевич, обладавший недюжинным политическим чутьем (иначе бы не выжил), все-таки что-то неладное чувствовал. Перед отъездом в отпуск прямо спросил Подгорного:
— Идут разговоры, что существует какая-то группа, которая хочет меня убрать, и вы к этой группе причастны.
Подгорный с деланным удивлением переспросил:
— Откуда вы, Никита Сергеевич, это взяли?
Хрущев рассказал, что о заговоре его сыну Сергею поведал бывший начальник охраны Николая Игнатова, из секретарей ЦК передвинутого на безвластный пост председателя президиума Верховного совета РСФСР (обиженный на Хрущева Игнатов действительно активно участвовал в подготовке заговора). Никита Сергеевич показал Подгорному письмо, переданное сотрудником КГБ Сергею Хрущеву:
— Вам что-нибудь по этому поводу известно?
Подгорный, не моргнув глазом, ответил, что ничего не знает.
Перед самым отъездом в Пицунду Хрущев вдруг появился на обеде в честь президента Индонезии. Вошел в зал со словами, не сулившими ничего хорошего:
— Ну что, мне места уже нет?
И произнес неожиданно откровенную речь:
— Я недавно приехал из отпуска, а все меня уговаривают, что я нездоров, что мне надо поехать подлечиться. Врачи говорят, эти говорят… Ну ладно, я поеду. А когда вернусь, я всю эту «центр-пробку» выбью.
И он показал на сидевших тут же членов президиума ЦК:
— Они думают, что все могут решить без меня.
Откровенные обещания Хрущева разогнать президиум ЦК сплотили его противников. Самоуверенность подвела Никиту Сергеевича.
https://www.kommersant.ru/doc/4111484?utm_source=ogonek&utm_medium=email&utm_campaign=newsletter
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.