Евгений ПОПОВ

Публикуя эту статью, мы отдаём себе отчёт, что некоторые оценки Евгения Попова выглядят резковато. Но в рамках дискуссии, а тем более в канун объединительного писательского съезда считаем важным сохранить свободу высказывания.

Понятие «вредная» или «опасная» книга существует, но жить нужно не по понятиям, а по здравому смыслу. Вредность или опасность книги определяется степенью патологии её читателя. Кому-то и «Три мушкетёра» – похабщина, зато другие считают вполне «допустимым» маркиза де Сада. Настоящая литература как великая русская река Волга. В Волгу на огромном её протяжении впадает всякое дерьмо, но она тем не менее питает Каспийское море и в её устье водятся осетры, стерлядки и лотосы. Мне книга «за гранью допустимого» попасться в руки не может, потому что я её не куплю. А если мне некто предложит прочитать нечто «за гранью допустимого», то я не любопытен. В жизни и без книг полным-полно «за гранью допустимого», чего я вдосталь навидался за 79 лет своего сознательного и бессознательного существования.
Я отнюдь не законник. Однако полагаю, что многие издатели, как и другие «креативные элементы» современной действительности, заботятся большей частью лишь о личной выгоде, что вполне соответствует вечной человеческой натуре. Этот вопрос к ним. По моим наблюдениям, они соблюдают законы РФ лишь тогда, когда их за нарушение этих законов могут поймать и наказать. Всё здесь почти зыбко, и почти все врут. И издатели, поющие о «трудностях», и писатели, жалующиеся на свою несчастную долю. Как будто их под автоматом заставили быть писателями. С ограничениями при издании своих книг я при советской власти не сталкивался, потому что никаких книг у меня, разумеется, тогда не было «по не зависящим ни от кого обстоятельствам». А имелось более 200 ненапечатанных рассказов, отчего и возник в моей биографии альманах «Метруполь» – ТРЕТИЙ путь между СОВКОМ и АНТИСОВЕТЧИНОЙ. Когда я поначалу спрашивал в редакциях толстых литературных журналов, почему мне отказывают, ведь я не пишу антисоветчину типа «долой коммунистов», мне одна умная редакционная баба, которая была парторгом журнала (на букву не скажу какую, а то вычислите имя), сказала: «То, что ты пишешь, это ХУЖЕ АНТИСОВЕТЧИНЫ. Ведь жизнь ярче, светлее и богаче твоих ущербных сюжетов». Она же меня попрекнула потом, когда разразился альманах «Метруполь», утвердительно вопросив: «Что, лёгкой славы захотелось?» Баба потом быстро перестроилась, переобувшись в воздухе, и стала лидером «литературных «демократических сил», развенчивающих чернуху прошлого. Сейчас затаилась, видать, чтоб не записали в «иноагенты». Россия – это, увы, её страна. НО И МОЯ!!! Россия – для меня не «ЭТА СТРАНА», а МОЯ. Как «наша», а не «эта» она была у моих старших товарищей и учителей – Шукшина, Искандера, Домбровского, Битова, Аксёнова, написавшего в послесловии к моей первой книге, вышедшей, опять же, «увы», в Америке, а не в СССР: «33 летний колоритный сибиряк пишет о подлинной жизни современного русского народа со всеми её отчётливыми мерзостями и таинственными воспарениями». Искандер публично возмутился тем, что в советском издательстве «Советский писатель» ухитрились на основе трёх ПОЛОЖИТЕЛЬНЫХ рецензий выдать мне ОТРИЦАТЕЛЬНОЕ редзаключение, а потом удивлялись, что я организовал «Метруполь». Фазиль позволил себе спросить в 1980 году: «Мы что, кем-то оккупированы?» Битов дал мне рекомендацию в СП СССР, откуда меня выперли через 7 месяцев 13 дней. Шукшин написал предисловие к моим рассказам в «Новом мире» (1976), после чего я, извините, проснулся знаменитым.
Вот, кстати, цитата из первого, сделанного безо всякой оглядки на цензуру якобы антисоветского романа Аксёнова «Ожог», сочинённого ещё в 1970 году:
«А я вот люблю свой флаг. Ничего не могу с собой поделать, люблю, да и всё – и трёхцветный, и андреевский, и нынешний красный». Так кто был тогда настоящим патриотом России – он или сочинители «секретарских» романов толщиной в кирпич, столь любезных ЦК КПСС?
Россия – НАША страна, и мы были, есть и всегда будем её детьми и государственниками, не торгуя этим званием.
С упомянутыми «ограничениями при издании книг» я сталкивался и сталкиваюсь, но их успешно преодолел и преодолеваю. Конкретнее говорить об этом не хочу. «Ограничители» злопамятны.
Вопрос о том, где начинается и где заканчивается свобода писателя, чем она может ограничиваться, – это вопрос к каждому из настоящих, а не случайных советских писателей. А все писатели, жившие в Советском Союзе, были советскими писателями. И Бабель, и Булгаков, и Олеша, и Добычин, и Катаев, и Паустовский, и даже Солженицын. Все они великие таланты, и все хотели НАИЛУЧШЕГО УСТРОЙСТВА, ограничивая свою свободу в практических целях – чтобы не убили раньше времени. Ни один из них не лез «с финкой на паровоз», как однажды при мне выразился Фазиль Искандер. И это общий принцип не только для тоталитарных, но и для всех времён. «Раскаяние и самоограничение» – название знаменитой статьи Солженицына.
Разумеется, понятие самоцензуры, самоконтроля существует даже у самых отвязных писателей, включая Юрия Мамлеева или Игоря Яркевича. И соблюдение меры самоконтроля, самоцензуры сильно зависит от таланта и мастерства сочинителя. Это ему необходимо, чтобы не сойти с ума, увлёкшись своими фантазиями. Многие писатели ищут и находят этот баланс, а те, кто не находит, пропадают.
Прописывание требований при подготовке к изданию книг на законодательном уровне противоречит статьям Конституции 13 и 29, запрещающим цензуру и единомыслие в нашей стране. В практике это, конечно же, есть, но никак не афишируется. К тому же, если ты не согласен с такой «политикой», найдёшь другое издательство или, на худой конец издашь себя за собственный счёт. Что было невозможно раньше, хоть какой бы ты ни был подпольный миллионер. Сейчас ЛЮБОЙ может напечатать ЛЮБУЮ книгу, если в ней нет того, что оговорено в соответствующих статьях Уголовного кодекса РФ.
Свинья при желании грязь найдёт всегда, а писатель при необходимости – издателя. Это всё, скажут, в теории, но ведь и практика близка к этому. Так что тот, кто НЕЧТО изымает по якобы цензурным соображениям, а на самом деле по другим, ведомым только ему основаниям, – преступник, заботящийся, скорее всего, о выручке, а не о деле или Родине. И весьма часто – жадный трус, держащий нос по ветру, чтобы начальство не лишило его ПРЕФЕРЕНЦИЙ и не устроило ему «весёлую жизнь», насылая на голову этого БИЗНЕСМЕНА различные комиссии. Ведь раньше даже печатное объявление о танцах в сельском клубе должно было иметь штамп Главлита. Так что ещё раз утверждаю – при Советах, какой бы ты ни был миллионер, без цензуры книжку не напечатаешь. Но из всего этого всегда был, есть и будет выход. Из любой ситуации. Что коммунистической, что посткоммунистической. «Будет совсем худо – в САМИЗДАТ тогда обратно уйдём или электронные книги будем публиковать, которые на порядок дешевле бумажных, – сказал мне когда-то легендарный автор «Невозвращенца» Александр Кабаков, книгу о котором мы только что закончили с Михаилом Гундариным. И добавил: – Настоящий писатель власти всегда неугоден». «Всегда?» – спросил я. «Всегда, – ответил он. – Но и выход есть ВСЕГДА».
И ещё. Сейчас всё литературное сообщество взволнованно обсуждает закрытие АСПИР, хотя никаких документов на сей счёт не существует и даже официальное объявление на сайте АСПИР скромно гласит всего лишь о том, что «больше нет возможности делать то, что мы делали». О прекращении финансирования и звука нет, равно как о том, что начальником литературы станет Союз писателей России во главе с историком Мединским вместо полковника Иванова.
Так что, на мой взгляд, это пока только слухи и пробные шары, аппаратные игры нового поколения литературных функционеров. Начальство вряд ли пойдёт на такой глупый поступок. Вместо, как ни крути, но работающей ассоциации, которой руководит хороший, настоящий писатель и где мирно сотрудничают идейные и мировоззренческие антагонисты – Станислав Куняев, например, и Евгений Сидоров, Михаил Кураев, Владимир Крупин и Леонид Юзефович являются членами президиума, а Сергей Степашин – председателем Наблюдательного совета ассоциации, где регулярно проходят писательские вечера, презентации, молодёжные ассамблеи, создать ТОЧНО ТАКУЮ ЖЕ СТРУКТУРУ могут только дураки, которыми, я уверен, наши начальники не являются. Пудрят им мозги, как обычно, некоторые наши братья-писатели, а они к ним прислушиваются.
И эти глупости, несомненно, пойдут во вред государству и президенту. Ещё четыре года назад мы говорили, что приток графоманов, ничем и никем не регулируемый, окончательно разрушает вкус публики, и без того ужасный. За редчайшими исключениями, массовый читатель выбирает если не худшее, то простейшее. Вряд ли читатель выберет нового Джойса или Платонова, да хотя бы и Трифонова, Твардовского, Белова с Фолкнером… Творческая свобода нужна творцам. А просто свобода – всем желающим опубликоваться. Среди них процент творцов тот же, что и всегда был, а возможность опубликоваться теперь есть у всех: набил текст, нажал две кнопки – вот ты и вышел. Нужно об этом думать, а не о том закрывать или не закрывать АСПИР. И я опять вспоминаю Кабакова. Вот его писательское кредо:
«Я не поддерживаю власть и не борюсь с властью. Я живу сам по себе. Я частный человек, сочиняю тексты. Поддерживать власть или не поддерживать власть – это, в сущности, одно и то же. Я просто доволен, что власть ко мне никакого отношения не имеет, и больше мне от неё ничего не нужно».
И последнее, господа коллеги! Не позволяйте интернету наглеть и управлять миром. Тень, знай своё место! Графоман не должен иметь титул писателя! Писатель – от Бога, графоман – от дьявола.
Посмотрим, что будет дальше.
Источник
За гранью допустимого / Литературная газета (lgz.ru)