НЕЗАДОЛГО до конца войны Константин Симонов молниеносно, между фронтовыми командировками, как только он один, пожалуй, и умел, написал пьесу «Так и будет». Была эта пьеса (мне в иркутском Драмтеатре посчастливилось увидеть этот спектакль) полна предчувствия скорой победы, но вместе с этим звучала в ней и боль по погибшим, и тоска по тем, кто далёк, и горечь расставания с теми, кому завтра в бой... И ещё была там песня: «Ночь коротка, спят облака, и лежит у меня на погоне незнакомая ваша рука...» Её пела героиня пьесы Ольга Воронцова полковнику Дмитрию Ивановичу Савельеву. Ольга удивлялась: «Неужели раньше не слыхали?»

                                                   ***

ДА, ОЧЕНЬ светлый и одновременно очень грустный этот вальс тогда знали и пели, пожалуй, все. (А я – благо в доме было пианино – даже подобрал его на слух, что случилось у меня вообще впервые в жизни). Написан вальс был в сорок третьем, но история начинается много раньше. Поэт Евгений Аронович Долматовский вспоминал, как ещё первой военной зимой, находясь в войсках под Харьковом и Белгородом, заметил: никакая беда, никакая смертельная опасность не препятствуют всему тому, что всегда было свойственно лишь мирным, беззаботным временам. Стоит воинской колонне остановиться на ночёвку в прифронтовом селе или городке – и вот уже возникают знакомства, и откровенные разговоры, и влюблённость, и всё это носит грустный и целомудренный характер, а рано-рано – расставание, отъезд... И сложилось стихотворение «Танцы до утра»: «Хриплый голос радиолы, // Снег, летящий на порог, // Запах пудры невесёлый, // Топот вяленых сапог. // Танца вечная погоня // Удивительно легка, // И лежит в моей ладони // Незнакомая рука...»

Написано это было в Купянске,  в феврале 1942-го, а через год Долматовский снова встретил своего соавтора по «Песне о Днепре» Марка Фрадкина, который с бригадой артистов кочевал по войскам, завершавшим Сталинградскую операцию. Поэт прочитал композитору «Танцы до утра», и вскоре тот наиграл на трофейном аккордеоне вальсовую мелодию, навеянную этими стихами. Поскольку ритмически стихи и музыка шли вразнобой, Долматовский задумал новый вариант текста. Однако момент требовал иных песен – о победе на Волге.

Когда армия Паулюса была окончательно разгромлена, на Волге наступила тишина – непривычная, даже ошеломляющая. На второй день тишины поэта и композитора пригласили в Военный совет фронта, и Константин Константинович Рокоссовский предложил гостям показать свою работу: командующий интересовался состоянием и действием песенного оружия, находящегося в его войсках.

Песни имели успех. А потом поэт прочитал стихотворение «Танцы до утра», рассказал, что хочет положить его на музыку. Начальник политуправления фронта, уже знакомый нам Галаджев, заметил: «Должно получиться нечто вроде офицерского вальса». В ту пору слово «офицер» в Красной Армии, где недавно ввели погоны, только приобретало право на существование, только проникало в обиход, и поэту это название для будущей песни очень пришлось по душе. А Рокоссовский добавил, что новая встреча состоится на новом участке фронта, который будет дан сталинградским войскам. Что это за участок, какова его география, командующий не разъяснил.

Поэт и композитор вышли из избы – и тут же узнали: надо собираться в дорогу. Ночь застала их уже в пути. Эшелон двигался на север.  И вот там,  в вагоне,  быстро родился давно вынашиваемый «Офицерский вальс»:

«Ночь коротка,

Спят облака,

И лежит у меня на погоне

Незнакомая ваша рука.

После тревог

Спит городок.

Я услышал мелодию вальса

И сюда заглянул на часок...»

Ехали медленно: от Сталинграда до Ельца – семь суток. На всех станциях и полустанках Фрадкин исполнял вальс перед бойцами разных эшелонов: перегоняя друг друга, они спешили от берегов Волги в тот район, который летом 1943-го прогремел 

на весь мир под названием Курской дуги. 

«Хоть я с вами почти незнаком

И далёко отсюда мой дом…»

Под Ельцом песня уже поджидала своих авторов, оттуда и пошла кочевать по фронтам...

«Будем кружить,

Петь и дружить,

Танцевать я совсем разучился

И прошу вас меня извинить.

Утро зовёт

Снова в поход…

Покидая ваш маленький город,

Я пройду мимо ваших ворот…»

Спустя время поэт и композитор заменили «офицерское» (а мы, мальчишки, называли его только так) название: ведь песня уже была и солдатской. Вальс стал именоваться «Случайным». К тому же в строке: «и лежит у меня на погоне...» почему-то «погон» превратился в «ладонь»... Ходили слухи, что – по указанию самого Сталина: мол, прослушав песню, заметил: «Как это девичья рука может лежать на погоне офицера-богатыря? И вообще он должен воевать, а не танцевать!» В общем, до смерти вождя, до самой «оттепели» песня оказалась под запретом...

«Я как будто бы снова

Возле дома родного...

В этом зале пустом

Мы танцуем вдвоём,

Так скажите хоть слово,

Сам не знаю о чём».

                                              ***

КОГДА над городом спускаются сумерки, пожалуйста, поставьте на диск проигрывателя старую утёсовскую пластинку. И вас снова окутает вальс – такой добрый, такой грустный и такой целомудренный, каких сейчас, увы, уже и не пишут...

                                                      ***