Константин Ваншенкин (1925-2012)

Надпись, высеченная на камне в горах

Упаси вас бог познать заботу -
Об ушедшей юности тужить,
Делать нелюбимую работу,
С нелюбимой женщиною жить.

* * *

Терплю удар судьбы,

Чтоб не были видны

Порой его следы

Другим со стороны.

Храню достойный вид.

Но бедная душа -

Как сломанный графит

Внутри карандаша.

* * *

Потрясающий мороз.

Солнце, как в кольце Сатурна.

Белый дым из труб возрос

Вертикально и скульптурно.

Налетели снегири,

И один в снегу бульвара -

Как актриса Самари

На холсте у Ренуара.

Поэзия
Хоть ты свой каждый ход
Цветною ниткой вышей,
Поэзия живёт
Естественностью высшей.

Огромная страна,
Бушующая вьюга.
Обычные слова,
Нашедшие друг друга.

[1991]
 
Лыжня
Ослепительный росчерк лыжни,
Наслажденье от лёгкого бега.
На ходу зачерпни и лизни
Хоть немножко январского снега.

В поле ходит позёмка, пыля.
Время жёсткое многое стёрло.
Но дистанции этой петля
Захлестнула пожизненно горло.

Я подробно её сберегу,
Я на прошлое памятью падок.
Возле школы, на синем снегу,
Роща лыжных бамбуковых палок.

Давней юностью сдунуты с парт,
Нынче смотрим растерянным взглядом:
Оказалось, что финиш и старт
Для удобства находятся рядом.

[1991]
 
***
С неба осыпался звук самолёта —
За горизонтом стихающий зов.
Так осыпается вниз позолота
Старых церквей и осенних лесов.

Две-три чешуйки осталось, не боле,
Воспоминаньем о прежней поре.
Видно сквозь ветви пустынное поле,
Капли дождя на холодной коре.

Это случается даже с богами,
Что временами приходят сюда.
Всех их вперёд выносили ногами,
А ведь считалось: они навсегда.

[1991]
 
Книга полей
Тоскуй или даже болей,
Излечит, живая доныне,
Раскрытая книга полей
С ложбинкою посередине.

Сегодня, а также потом
Не станем её сторониться,
А сызнова мы перечтём
Знакомые сердцу страницы.

Куда бы пути ни вели,
Склон видеться будет отлогий
И эти берёзки вдали —
Участницы всех антологий.

[1991]
 
Музыка из окна
Погода серая
С утра и до темна.
Система стерео
Играет из окна.

Вот так в тридцатые,
И тоже из окон,
Хрипел, досадуя
На что-то, патефон.

Свет, словно оспины,
Тревожил тротуар.
Похожий, собственно,
Звучал репертуар.

И те же маечки
И кофточки в окне.
И те же мальчики
И девочки — вполне.

Как скрепкой сколоты
С судьбою эти дни,
Где были молоды, —
Но мы, а не они.

[1991]
 
Суета
Опять суета
Вас крепко трепала.
Опять занята
Душа чем попало.

Опять всё не то,
И жизнь молодая
Как сквозь решето
Течёт, пропадая.

Отбросьте тщету,
Побудьте немного
На лучшем счету
У Господа Бога.



Тарелки
В военный год, средь снежной дали,
От станции за три версты,
Мать наливала - вмиг съедали,
Тарелки были вновь чисты.

Вставали труженики тыла,
Их обогреть и накормить
Ей нелегко в ту пору было -
Легко посуду было мыть!

Молодые
Они гнездо своё лепили,
Усердно строили жильё,
Но главным образом любили -
Она его, а он её.

В бараке жили, а не в храме,
И привыкали к мелочам,
Порою ссорясь вечерами
И примиряясь по ночам.

1971



Жёны
Есть жёны, что всю жизнь - как дети.
Они капризны и милы,
Они живут на белом свете,
Светясь от каждой похвалы.

И, открывая утром глазки,
Почти беспомощно глядят.
Наивным требованьем ласки
И счастья светится их взгляд.

Они любимые, родные,
Хоть к нам добры не всякий раз...
И жёны есть совсем иные,
Те - словно матери для нас.

Дела, дела до самой ночи,
Всё близко ей в твоей судьбе.
А открывает утром очи,
И в них - забота о тебе.

...Но чёткой грани всё же нету:
С тех пор как стала ты женой,
Поочерёдно то и это
В тебе является одной.




Я люблю тебя, Жизнь
М. Бернесу
Я люблю тебя, Жизнь,
Что само по себе и не ново.
Я люблю тебя, Жизнь,
Я люблю тебя снова и снова.

Вот уж окна зажглись,
Я шагаю с работы устало.
Я люблю тебя, Жизнь,
И хочу, чтобы лучше ты стала.

Мне немало дано:
Ширь земли и равнина морская,
Мне известна давно
Бескорыстная дружба мужская.

В звоне каждого дня,
Как я счастлив, что нет мне покоя! -
Есть любовь у меня.
Жизнь, ты знаешь, что это такое...

Как поют соловьи,
Полумрак. Поцелуй на рассвете.
И вершина любви -
Это чудо великое - дети!

Вновь мы с ними пройдем,
Детство, юность, вокзалы, причалы.
Будут внуки потом,
Всё опять повторится сначала.

Ах, как годы летят!
Мы грустим, седину замечая.
Жизнь, ты помнишь солдат,
Что погибли, тебя защищая?

Так ликуй и вершись
В трубных звуках весеннего гимна!
Я люблю тебя, Жизнь,
И надеюсь, что это взаимно!

ОЖИДАНИЕ СНЕГА
Жду снега, как включенья света —
По вечерам уже темно.
Предполагаемая смета
Не выполняется давно.

Но мы живём с участьем веры,
Порой почти уже моля,
Чтоб разом озарились скверы,
Пустые рощи и поля.

НА УЛИЦЕ
Стало муторно глазу
Безо всякой вины.
Я узнал её сразу —
На ходу, со спины.

Сердце стукнуло гулко,
Будто будет беда.
Боже, та же фигурка,
Как в былые года!

А её что толкнуло?
Безо всяких причин
Вдруг лицо повернула
С тонкой сеткой морщин.

* * *
Вот женщина — поблизости живёт,
Мы с нею абсолютно не знакомы,
Друг к другу совершенно не влекомы,
Но можем поздороваться вот-вот.

РЕНУАР
Майская Сена искрится, слепя,
Нежно воркует влюблённая пара,
Или задумчиво смотрят в себя
Сонные женщины Ренуара.

ЖЕНЩИНА
Нет, я не забыла
То, что с нами было
С самого начала.
Да, я обещала!
Даже поручилась?
Но — не получилось.
До свиданья, милый...
Господи, помилуй!


ЗНАКОМСТВО
Мчит, как конница —
Познакомиться!
А фамилия?
Просто: милая.
Имя? Отчество?
Очень хочется.

УВОЛЬНИТЕЛЬНАЯ
Бывать в этой чаще
Заждавшихся жён и невест —
Чем чаще, тем слаще,
И вряд ли когда надоест.

НЕУДАЧА
Как отнестись к тому свиданью,
Когда обложенная данью,
Она осталась на бобах,
Лишь с поцелуем на губах?

КОНЕЦ СЕЗОНА
Вспомнить осень былую,
Как пиратский набег.
Только знак поцелуя
Остаётся навек.
Губы, вспухшие будто
От укуса шмеля.
Дышет сонная бухта,
Корабли шевеля.

ПОЦЕЛУИ
Но в ослепительном пылу их
Вдруг возникала иногда
Холодных чистых поцелуев
Артезианская вода.


ПЕРЕД ДОЖДЁМ
В дом забежать успели
Перед самым дождём
И безо всякой цели,
Кроме как: переждём.

Но так в окне стемнело,
Что не видать лица,
И застучали смело
Робкие их сердца.

Сброшенной блузки штапель,
Крыши домов во мгле.
Несколько первых капель
На оконном стекле.

КРАСКИ ОСЕНИ
Ещё с поры недавней летней
Река, такая же на вид,
Своей серебряною лентой
Глаза безжалостно слепит.

Но главное в картине общей,
Едва ты вышел из ворот —
Над золотой сентябрьской рощей
Сгущённый синий кислород.

БЛАГОПОЛУЧНАЯ БАЛЛАДА
Два выходца
Из Эстонии,
Чтоб выпутаться
Из истории,
Приехали в Узбекистан.

А два узбека —
Однополчанина,
Желая успеха
Им отчаянно,
Их приобщили к своим местам.

Чинара у входа
Других тенистее.
А через полгода
Была амнистия.
Но не вернулись эсты домой.

Те семьи чудны —
В них словно полосы:
Глаза черны,
Но жёлты волосы
И пахнут Балтикою самой.

КОРАБЕЛЬНОЕ УТРО
Вышел один. А в каюте,
Смутных видений полна,
В том корабельном уюте
Спит молодая жена.

Вышел один. А снаружи
Ветер, чьи шалости злы,
Снова, всё туже и туже,
Вяжет морские узлы.

В этом клубящемся утре
Чётко однако видны
Белые гребни и кудри
Чуть ли не каждой волны.
Чаек небрежная ловкость.
Небо изодрано вдрызг.
И наклонённая плоскость
Палубы, мокрой от брызг.

ЮРМАЛА
— Акростих —
Играет бликами стекло.
Наверное, ещё не вечер.
Но и не день, хотя светло.
Естествен этот миг и вечен.

Густеет дымки полотно,
Однако виден контур корта.
Фасада первое окно
Фланелью тщательно протёрто.
1983

ЗИМНЯЯ НОЧЬ
Свеча горела на столе...
Б. Пастернак

Горела лампа на полу —
Конечно, к месту.
А дальше было всё в пылу
И всё по тексту.

Скрещенье рук, скрещенье ног,
Не жизнь в покое,
А озарённый потолок
И всё такое.

Гудел в ночи метельный шквал,
И длилось это.
Но только правильно стоял
Источник света.

ПРИВОРОТ
Всем прочим, кто шёл к её дому,
Бывал от ворот поворот.
А вот у меня по-другому:
Под самый попал приворот.

И как-то всё сладилось сразу,
Казалось почти волшебством...
И вроде бы не было сглазу,
А кончилось дело вдовством.

Но хочется думать о лучшем,
Чтоб вспомнить дарованный знак,
Который был прежде получен
И длится в сегодняшних снах.


ПРОГУЛКА ПОД ДОЖДЁМ
В неожиданно пасмурном дне,
Норовя утереть себе лица,
Мы стоим в этой роще, на дне,
Ну а дождь нескончаемо длится.

До сих пор я никак не пойму,
Глядя в полупрозрачную плёнку,
Захотелось зачем и кому
Нас оставить на эту продлёнку.

* * *
И сквозь голубые глубины
Заснеженного января
Смотрю как на ветке рябины
Качаются два снегиря.

домино
Страна играла в домино.
Конечно, пиво да вино
Приятней, но бывают реже,
А ощущенья в целом те же —
Сие проверено давно.

Постылые покинув норы,
Сходились хмурые партнёры
К тому дощатому столу,
Где начиналась тут же рубка,
А воздавая ей хвалу,
Вверху попыхивала трубка
Сквозь золотую полумглу.

Под это щелканье костяшек
Путь к коммунизму не был тяжек
В родном проверенном углу.

Однако благостность какая! —
И звон далёкого трамвая,
И вся прелестная мура
Замоскворецкого двора.


НА ВОРОТНИКОВСКОМ
Бессчётно фотографий по стенáм,
На полочках былые безделушки.
Годов застывших полный арсенал,
По нашим нервам бьющий, как из пушки.

За окнами присутствующий куст
Блаженствует в своём цветенье броском.
Когда-то Дом работников искусств
Сперва открылся на Воротниковском.
Займись хотя бы этими двумя,
Чтобы узнать, как в сдержанном азарте
Здесь Маяковский, «явою» дымя,
С Булгаковым сражался на бильярде.

Парад удачно выпавших мастей —
Писатели, актёры и актрисы...
Сейчас это похоже на музей,
На сцену, на гримёрку, на кулисы.

ПЕЙЗАЖ
Речное высохшее дно,
Совсем потрескалось оно,
Лишь странный слабый ручеёк
Течёт, как жиденький чаёк.

Течёт, взамен прозрачных вод.
Зато поблизости завод,
А рядом с ним универсам...

Как этот мир лукав!
И дико видеть небесам
Реки пустой рукав.