ВЕНОК ОКТАВ

СВЕТЛАНА КУРАЛЕХ


Автор 6 поэтических сборников для взрослых, 5 книжек для детей, инсценировок и пьес, рецензий, творческих портретов художников, писателей, артистов, музыкантов, соавтор популярных песен, песен к спектаклям и др.
Публиковалась в альманахах и сборниках: "Соцветье", "Рукопожатие друзей" – Донецк,"Добрые всходы", "Молодые голоса" – Москва, "Антология современной русской поэзии Украины" – Харьков, "Антология современной русской поэзии Украины "Киевская Русь" –Мюнхен, "Легкое дыхание", сборник произведений участников литературного конкурса им. И.А. Бунина –Гютерслоо ; периодических изданиях "Смена", "Студенческий меридиан", "Веселые картинки", "Гусельки" – Москва, "Нева" – Ленинград, "Радуга", "Украинский театр" – Киев, "Фонтан" – Одесса,"Крещатик" – Мюнхен, "Семейка" – Вупперталь и др.
Заслуженный работник культуры Украины.
Член Национального Союза писателей Украины.
Член Национального Союза театральных деятелей Украины.
Живет в Донецке.


ВЕНОК ОКТАВ
 (попытка биографии)


1.

Дорога до-ре-ми, дарованная мне…
Расстрелянный рояль, разбросанные ноты.
Растерянная скрипка. Сводки о войне.
Прощальные гудки – охрипшие фаготы.
Там, в маминой утробе, в самой глубине


Венок моих октав нашептывал мне кто-то,
Насвистывал сквозняк в саратовском поселке.
Ребенок, Новый год и запах первой елки.

2.

Ребенок, Новый год и запах первой елки.
Куранты полночь бьют, и сын кричит мне: "Я-а!"
Зажатый кулачок моей коснулся челки,
Ребенок просит грудь – бери, душа моя!
Смешались на столе пеленки и заколки,
Конспекты и стихи. Счастливая семья.
Мы весело поем, мы на одной волне…
Миг сказочной любви – недолгий свет в окне.

3.

Миг сказочной любви – недолгий свет в окне.
Тяжелые плоды родительского сада.
Ах, надо б написать мне книгу о родне,
Я обещала маме – надо, надо, надо.
Что было, то прошло. Кто был, того уж нет,
И только старый сад и новая ограда.
Опавшая листва, засохшие метелки.
Фаянсовый кувшин, разбитый на осколки.


4.

Фаянсовый кувшин, разбитый на осколки.
Где родина моя, там сердце пополам.
Ушел двадцатый век – остались барахолки
И кукольный сезон, похожий на "сезам".
А я – поэт без слов, я – нитка без иголки,
Я – цирк без шапито, я – гордая мадам.
Собака спит в углу, а муж в другой стране.
Соль, сжатая в щепоть, и чайник на огне.

5.

Соль, сжатая в щепоть, и чайник на огне.
Жизнь ближе к эпилогу, время ближе к маю.
Стихи, как мотыльки, порхают в тишине.
Не стану их ловить – вдруг крылышки сломаю…
Бомжи металлолом приносят на спине,
Но вывеска в окне: "С утра не принимаю!"
Сочувствуют бомжам бабульки-балаболки.
Лязг брошенной подковы, грязные футболки.

6.

Лязг брошенной подковы, грязные футболки.
Я памяти своей кручу калейдоскоп:
Галдеж на ипподроме, толки-кривотолки,
А я забыла страх, а я живу взахлеб.
Я растворяюсь в шелке лошадиной холки,
И лошадь подо мной пускается в галоп.
Пегас – мой верный конь, жокей – мой лучший друг.
Симфония весны захватывает дух!

7.

Симфония весны захватывает дух!
Масличная гора и звуки песнопений.

Святой Иерусалим – залитый солнцем луг,
В котором проросли библейские ступени.
И это ничего, что день горяч и сух –
Есть чистая вода и тень густых растений.
За стайками детей, за стайками пичуг
"До" рвется в небеса, рождая новый круг.





8.

"До" рвется в небеса, рождая новый круг,
Сплетаются октавы, как молитвы в храме,
И тысячи ладов перебирает слух,
Чтоб музыка сливалась с вечными словами.
Есть музыка внутри, есть музыка вокруг,
Есть музыка от нас, есть музыка над нами.
И есть среди дорог в небесной вышине
Дорога до-ре-ми, дарованная мне.

9.

Дорога до-ре-ми, дарованная мне…
Ребенок, Новый год и запах первой елки.
Миг сказочной любви – недолгий свет в окне,
Фаянсовый кувшин, разбитый на осколки.
Соль, сжатая в щепоть, и чайник на огне,
Лязг брошенной подковы, грязные футболки.
Симфония весны захватывает дух!
"До" рвется в небеса, рождая новый круг.


***

Все холоднее на ветру,
и время все неумолимей.
– Вы где?
– Мы в Иерусалиме.
– А Вы?

– Мы там, где кенгуру.
А убиенные – в раю,
а незабвенные – в Нью-Йорке.
А я одна в глухом краю,
все стерегу свои задворки.
Ушла ночная электричка,
и кажется, что все ушло…
Я – бабочка-шизофреничка,
бьюсь о вагонное стекло.


ПРОВОДЫ В ГЕРМАНИЮ

Пахнет садом Гефсиманским...
Не целуй через порог.
Может, с паспортом германским
будешь счастлив. Дай-то Бог.

Передай привет мой Гейне –
мне ирония сродни.
Что теперь топить в портвейне
наши прожитые дни.

Стул непроданный изломан
и затоптан половик...
"Herz, mein Herz, sei nicht beklommen
und ertrage dein Geschick". *


ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

Дни человека – как трава...
Псалом 102

"Постой!" –
и холодок по коже.
"Постой!" –
и оборвется бег.
...Трава была нам брачным ложем
и на себя взяла наш грех.

Там, где довольно было взгляда,
ты все подыскивал слова,
а я подумала – не надо:
дни человека – как трава.

Травинку горькую кусая,
я знала все твои права
и по траве ушла босая...
Дни человека – как трава.


* * *

Воспоминанье в стиле оригами...
Бумажный олененок на окне.
Мне восемь лет. Я прижимаюсь к маме.
А мама прижимается ко мне.

Воспоминанье в стиле оригами...
Я рву стихи. Я пробую свести
все счеты и обиды между нами.
А мама шепчет: "Господи, прости".

Воспоминанье в стиле оригами...
Куда же ты пропал, олений след?

Как холодно. Я свечку ставлю маме.
Мне страшно быть должно.
А страха нет.


НИНО

Грохочут времени литавры.
Хлопочет кадрами кино.
Там, где резвились динозавры,
поет блаженная Нино.

Раскаты счастья стонут в песне,
звенит гитара между строк,
взмывает голос в поднебесье,
перекрывая джаз и рок.

"Зачем века так быстро мчатся?" –
кричит Нино, целуя миг,
как будто можно докричаться
до диких пращуров своих.


* * *

Сквозь яркую зелень – то синь, то сирень,
какое цветов и тонов наслоенье!
Но если пейзаж повернуть набекрень,
то станет понятно мое настроенье.

Я жду, я меняюсь в лице каждый миг,
я злюсь, я стараюсь от слез удержаться,
но вот на аллее ваш образ возник
и стал постепенно ко мне приближаться –

и стал постепенно бледнеть антураж…
А сердце мое наполняется светом
по мере того, как прекрасный пейзаж
становится вашим прекрасным портретом.

***

Вот листья, и цветы, и плод на ветке спелый…
Поль Верлен

Ах, этот первый шаг – какой-то оробелый.
Ах, этот соловей – какой-то сам не свой.
Но листья, и цветы, и плод на ветке спелый
приветствуют с утра визит мой гостевой.

Да много ли для счастья надо человеку –
Чтоб солнце поднялось и плыли облака…
Войдем еще разок в одну и ту же реку,
а завтра что нас ждет – пусть думает река.


ОСЕТИНСКИЕ НАПЕВЫ

В том замке, старинном, огромном,
хозяин невесел бывает.
В собрании пьес многотомном
он все мои письма скрывает.

То в кресле он дремлет нескладном,
то к ужину мрачно выходит
в том замке, старинном, громадном,
где кошка сиамская бродит.

Там воздух пропах мандарином,
что зреет, на солнце пылая.
В том замке, огромном, старинном,
всего-то однажды была я.

Там горный пейзаж исполинский
от Бога пролег до порога...
Там к ужину сыр осетинский
я б резала тоньше немного.


ПОРТРЕТ ХУДОЖНИКА

Художник – пилигрим, а может – шут бесстыжий...
"Да, живопись – свобода", – мне он говорит.
Но Господом к нему приставлен ангел рыжий,
который часто сам не знает, что творит.
И путается в красках замысел славянский,
а в доме нет еды уже четыре дня,
и кажется, вот-вот взорвется конь троянский,
и вспыхнет на холсте пурпурная резня.
На площади толпа гудит, как ипподром.
Нет, избранный сюжет не кончится добром.
На свежем полотне подрагивает охра...
Не трогайте рукой – Эллада не просохла.


ЛЕТНЯЯ ТРАПЕЗА

Простая кружка и простая ложка.
Краюшка хлеба, рыбья голова.
И солнечная узкая дорожка
подсвечивает все едва-едва.

Но вот полоска света растянулась
На целый стол, а может, на века,
И кажется, что скатерть шелохнулась
от легкого сквозного ветерка.

Сияет слива слева, груша – справа,
И яблоко способно взволновать.
И живописец обретает право
обычный завтрак трапезой назвать.


ДЕБЮТ

Кукла живет и танцует по кругу,
так привязались с актером друг к другу,
что не понятно, кто водит кого:
куклу – актер или кукла – его.
Только запутались тонкие нити,
куклы по воздуху ножками бьют,
встали-упали – уж вы извините,
не забывайте, что это – дебют.

Жизнь моя тоже танцует кругами,
не замечаю земли под ногами –
кто-то за ниточки сверху ведет,
перемешались паденье и взлет.
Что-то хотела, куда-то спешила,
ангелы в небе все ближе поют.
Накуролесила, наворошила…
Боже, прости меня! Это – дебют.


* * *

Пять лет прошло. Здесь все мертво и немо.
Анна Ахматова, 1910

Сто лет прошло, и век другой ступает.
Другая жизнь. Другие корабли.
Вулкан исландский пеплом посыпает
израненную голову земли.

Меняется шуршанье легких юбок
на жесткое шуршание банкнот,
но шум и гам из капитанских рубок
серебряных не заглушает нот.

Оранжевый закат или пунцовый
непоправимым облаком плывет.
Какой ты, век наш? Цинковый, свинцовый?
Пускай потом потомок назовет.

Века друг к другу тесно припадают.
К каким бы ни пристали берегам,
нас по приметам вечным разгадают:
по музыке, картинам и стихам.




Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.