Наум Коржавин (1925-2018)


Дети в Освенциме
Мужчины мучили детей.
Умно. Намеренно. Умело.
Творили будничное дело,
Трудились - мучили детей.
И это каждый день опять:
Кляня, ругаясь без причины...
А детям было не понять,
Чего хотят от них мужчины.
За что - обидные слова,
Побои, голод, псов рычанье?
И дети думали сперва,
Что это за непослушанье.
Они представить не могли
Того, что было всем открыто:
По древней логике земли,
От взрослых дети ждут защиты.
А дни всё шли, как смерть страшны,
И дети стали образцовы.
Но их всё били.
Так же.
Снова.
И не снимали с них вины.
Они хватались за людей.
Они молили. И любили.
Но у мужчин "идеи" были,
Мужчины мучили детей.

Я жив. Дышу. Люблю людей.
Но жизнь бывает мне постыла,
Как только вспомню: это - было!
Мужчины мучили детей!

?
Вариации из Некрасова
...Столетье промчалось. И снова,
Как в тот незапамятный год -
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдёт.
Ей жить бы хотелось иначе,
Носить драгоценный наряд...
Но кони - всё скачут и скачут.
А избы - горят и горят.

1960
***
Пусть рвутся связи, меркнет свет,
Но подрастают в семьях дети...
Есть в мире Бог иль Бога нет,
А им придётся жить на свете.

Есть в мире Бог иль нет Его,
Но час пробьёт. И станет нужно
С людьми почувствовать родство,
Заполнить дни враждой и дружбой.

Но древний смысл того родства
В них будет брезжить слишком глухо -
Ведь мы бессвязные слова
Им оставляем вместо духа.

Слова трусливой суеты,
Нас утешавшие когда-то,
Недостоверность пустоты,
Где зыбки все координаты...

...Им всё равно придётся жить:
Ведь не уйти обратно в детство,
Ведь жизнь нельзя остановить,
Чтоб в ней спокойно оглядеться.

И будет участь их тяжка,
Времён прервётся связь живая,
И одиночества тоска
Обступит их, не отставая.

Мы не придём на помощь к ним
В борьбе с бессмыслицей и грязью.
И будет трудно им одним
Найти потерянные связи.

Так будь самим собой, поэт,
Твой дар и подвиг - воплощенье.
Ведь даже горечь - это свет,
И связь вещей, и их значенье.

Держись призванья своего!
Ты загнан сам, но ты в ответе:
Есть в мире Бог иль нет Его -
Но подрастают в семьях дети.

1959


***
Я в сказки не верю. Не те уж года мне.
И вдруг оказалось, что сказка нужна мне,
Что, внешне смирившись, не верящий в чудо,
Его постоянно искал я повсюду.
Искал напряжённо, нигде не встречая,
Отсутствие сказки всегда ощущая...
Всё это под спудом невидное крылось,
И всё проявилось, лишь ты появилась.

1954
На смерть Сталина
Всё, с чем Россия в старый мир врывалась,
Так что казалось, что ему пропасть, —
Всё было смято... И одно осталось:
Его неограниченная власть.

Ведь он считал, что к правде путь — тяжёлый,
А власть его сквозь ложь к ней приведёт.
И вот он — мёртв. До правды не дошёл он,
А ложь кругом трясиной нас сосёт.

Его хоронят громко и поспешно
Ораторы, на гроб кося глаза,
Как будто может он из тьмы кромешной
Вернуться, всё забрать и наказать.

Холодный траур, стиль речей — высокий.
Он всех давил и не имел друзей...
Я сам не знаю, злым иль добрым роком
Так много лет он был для наших дней.

И лишь народ к нему не посторонний,
Что вместе с ним всё время трудно жил,
Народ в нём революцию хоронит,
Хоть, может, он того не заслужил.

В его поступках лжи так много было,
А свет знамён их так скрывал в дыму,
Что сопоставить это всё не в силах —
Мы просто слепо верили ему.

Моя страна! Неужто бестолково
Ушла, пропала вся твоя борьба?
В тяжёлом, мутном взгляде Маленкова
Неужто нынче вся твоя судьба?

А может, ты поймёшь сквозь муки ада,
Сквозь все свои кровавые пути,
Что слепо верить никому не надо
И к правде ложь не может привести.

Март 1953

Встреча с Москвой
Что же! Здравствуй, Москва. Отошли и мечты и гаданья.
Вот кругом ты шумишь, вот сверкаешь, светла и нова
Блеском станций метро, высотой воздвигаемых зданий
Блеск и высь подменить ты пытаешься тщетно, Москва.

Ты теперь деловита, всего ты измерила цену.
Плюнут в душу твою и прольют безнаказанно кровь,
Сложной вязью теорий свою прикрывая измену,
Ты продашь всё спокойно: и совесть, и жизнь, и любовь.

Чтоб никто не тревожил приятный покой прозябанья —
Прозябанье Москвы, освященный снабженьем обман.
Так живёшь ты, Москва! Лжёшь, клянёшься, насилуешь память
И, флиртуя с историей, с будущим крутишь роман.

1952
Вступление в поэму
Ни к чему, ни к чему, ни к чему полуночные бденья
И мечты, что проснёшься в каком-нибудь веке другом.
Время? Время дано. Это не подлежит обсужденью.
Подлежишь обсуждению ты, разместившийся в нём.

Ты не верь, что грядущее вскрикнет, всплеснувши руками:
«Вон какой тогда жил, да, бедняга, от века зачах».
Нету лёгких времен. И в людскую врезается память
Только тот, кто пронёс эту тяжесть на смертных плечах.

Мне молчать надоело. Проходят тяжёлые числа,
Страх тюрьмы и ошибок. И скрытая тайна причин...
Перепутано — всё. Все слова получили сто смыслов.
Только смысл существа остаётся, как прежде, один.

Вот такими словами начать бы хорошую повесть, —
Из тоски отупенья в широкую жизнь переход...
Да! Мы в Бога не верим, но полностью веруем в совесть,
В ту, что раньше Христа родилась и не с нами умрёт.

Если мелкие люди ползут на поверхность и давят,
Если шабаш из мелких страстей называется страсть,
Лучше встать и сказать, даже если тебя обезглавят,
Лучше пасть самому, — чем душе твоей в мизерность впасть.

Я не знаю, что надо творить для спасения века,
Не хочу оправданий, снисхожденья к себе — не прошу...
Чтобы жить и любить, быть простым, но простым человеком —
Я иду на тяжёлый, бессмысленный риск — и пишу.

1952
К моему двадцатипятилетию
Я жил. И всё не раз тонуло.
И возникало вновь в душе.
И вот мне двадцать пять минуло,
И юность кончилась уже.

Мне неудач теперь, как прежде,
Не встретить с лёгкой головой,
Не жить весёлою надеждой,
Как будто вечность предо мной.

То есть, что есть. А страсть и пылкость
Сойдут как полая вода...
Стихи в уме, нелепость ссылки
И неприкаянность всегда.

И пред непобеждённым бытом
Один, отставший от друзей,
Стою, невзгодам всем открытый,
Прикован к юности своей.

И чтоб прижиться хоть немного,
Покуда спит моя заря,
Мне надо вновь идти в дорогу,
Сначала. Будто жил я зря.

Я не достиг любви и славы,
Но пусть не лгут, что зря бродил.
Я по пути стихи оставил,
Найдут - увидят, как я жил.

Найдут, прочтут, - тогда узнают,
Как в этот век, где сталь и мгла,
В груди жила душа живая,
Искала, мучилась и жгла.

И, если я без славы сгину,
А все стихи в тюрьме сожгут,
Слова переживут кончину,
Две-три строки переживут.

И в них, доставив эстафету,
Уж не пугаясь ничего,
Приду к грядущему поэту, -
Истоком стану для него.

1950
Друзьям
Бог помочь вам, друзья мои.
А. Пушкин
Уже прошло два года, два бесцельных
С тех пор, когда за юность в первый раз
Я новый год встречал от вас отдельно,
Хоть был всего квартала три от вас.

Что для меня случайных три квартала!
К тому ж метро, к тому ж троллейбус есть.
Но между нами государство встало,
И в ключ замка свою вложило честь.

Как вы теперь? А я всё ниже, ниже.
Смотрю вокруг, как истинный дурак.
Смотрю вокруг - и ничего не вижу!
Иль, не хотя сознаться, вижу мрак.

Я не хочу делиться с вами ночью.
Я день любил, люблю делиться им.
Пусть тонкий свет вина ласкает очи,
Пусть даль светла вам видится за ним...

Бог помочь вам. А здесь, у ночи в зеве,
Накрытый стол, и все ж со мною вы...
Двенадцать бьёт! В Москве всего лишь девять.
Как я давно уж не видал Москвы.

Довольно! Встать! Здесь тосковать не нужно!
Мы пьём за жизнь! За то, чтоб жить и жить!
И пьём за дружбу! Хоть бы только дружбу
Во всех несчастьях жизни сохранить.

1949
***
О Господи! Как я хочу умереть,
Ведь это не жизнь, а кошмарная бредь.

Словами взывать я пытался сперва,
Но в стенках тюремных завязли слова.

О Господи, как мне не хочется жить!
Всю жизнь о неправедной каре тужить.

Я мир в себе нес - Ты ведь знаешь какой!
А нынче остался с одною тоской.

С тоскою, которая памяти гнёт,
Которая спать по ночам не даёт.

Тоска бы исчезла, когда б я сумел
Спокойно принять небогатый удел,

Решить, что мечты - это призрак и дым,
И думать о том, чтобы выжить любым.

Я стал бы спокойней, я стал бы бедней,
И помнить не стал бы наполненных дней.

Но что тогда помнить мне, что мне любить.
Не жизнь ли саму я обязан забыть?

Нет! Лучше не надо, свирепствуй! Пускай! -
Остаток от роскоши, память-тоска.

Мути меня горечью, бей и кружись,
Чтоб я не наладил спокойную жизнь.

Чтоб всё я вернул, что теперь позади,
А если не выйдет, - вконец изведи.

1948
***
Я раньше видел ясно, как с экрана,
Что взрослым стал и перестал глупить,
Но, к сожаленью, никакие раны
Меня мальчишкой не отучат быть.

И даже то, что раньше, чем в журнале,
Вполне возможно, буду я в гробу,
Что я любил, а женщины гадали
На чёт и нечет, на мою судьбу.

Упрямая направленность движений,
В увечиях и ссадинах бока.
На кой оно мне чёрт? Ведь я ж не гений
И ведь мои стихи не на века.

Сто раз решал я жить легко и просто,
Забыть про всё, обресть покой земной...
Но каждый раз меня в единоборство
Ведёт судьба, решённая не мной.

И всё равно в грядущем новый автор
Расскажет, как назад немало лет
С провинциальною тоской о правде
Метался по Москве один поэт.

1947
***
Нет! Так я просто не уйду во мглу,
И мне себя не надо утешать.
Любимая потянется к теплу,
Друзья устанут в лад со мной дышать.
Им надоест мой бой, как ряд картин,
Который бесконечен всё равно.
И я останусь будто бы один -
Как сердце в теле. Тоже ведь - одно!

1947
***
Мы мирились порой и с большими обидами,
И прощали друг другу, взаимно забыв.
Отчужденье приходит всегда неожиданно,
И тогда пустяки вырастают в разрыв.

Как обычно поссорились мы этим вечером.
Я ушёл... Но внезапно средь затхлости лестниц
Догадался, что, собственно, делать нам нечего
И что сделано всё, что положено вместе.

Лишь с привычкой к теплу расставаться не хочется...
Пусть. Но время пройдёт, и ты станешь решительней.
И тогда - как свободу приняв одиночество,
Вдруг почувствуешь город, где тысячи жителей.

1945
Русской интеллигенции
Вьюга воет тончайшей свирелью,
И давно уложили детей...
Только Пушкин читает ноэли
Вольнодумцам неясных мастей.

Бьют в ладоши и «браво». А вскоре
Ветер севера трупы качал.
С этих дней и пошло твоё горе,
Твоя радость, тоска и печаль.

И пошло - сквозь снега и заносы,
По годам летних засух и гроз...
Сколько было великих вопросов,
Принимавшихся всеми всерьёз?

Ты в кровавых исканьях металась,
Цель забыв, затеряв вдалеке,
Но всегда о хорошем мечтала
Хоть за стойкою вдрызг в кабаке -

Трижды ругана, трижды воспета.
Вечно в страсти, всегда на краю...
За твою необузданность эту
Я, быть может, тебя и люблю.

Я могу вдруг упасть, опуститься
И возвыситься дух затая,
Потому что во мне будет биться
Беспокойная жилка твоя.

1944
Зависть
Можем строчки нанизывать
Посложнее, попроще,
Но никто нас не вызовет
На Сенатскую площадь.

И какие бы взгляды вы
Ни старались выплёскивать,
Генерал Милорадович
Не узнает Каховского.

Пусть по мелочи биты вы
Чаще самого частого,
Но не будут выпытывать
Имена соучастников.

Мы не будем увенчаны...
И в кибитках, снегами,
Настоящие женщины
Не поедут за нами.

1944

***
Я с детства не любил овал,
Я с детства угол рисовал.
П. Коган
Меня, как видно, Бог не звал
И вкусом не снабдил утонченным.
Я с детства полюбил овал,
За то, что он такой законченный.
Я рос и слушал сказки мамы
И ничего не рисовал,
Когда вставал ко мне углами
Мир, не похожий на овал.
Но все углы, и все печали,
И всех противоречий вал
Я тем больнее ощущаю,
Что с детства полюбил овал.

1944

***
От судьбы никуда не уйти,
Ты доставлен по списку, как прочий.
И теперь ты укладчик пути,
Матерящийся чернорабочий.
А вокруг только посвист зимы,
Только поле, где воет волчица,
Чтобы в жизни ни значили мы,
А для треста мы все единицы.
Видно, вовсе ты был не герой,
А душа у тебя небольшая,
Раз ты злишься, что время тобой,