Владимира Фёдорова многие коллеги, писатели России, порой называют человек-оркестр за талант сочетать в себе самые разные творческие ипостаси. Драматург, просветитель, фотохудожник, журналист, редактор… Но в первую и главную очередь - известный российский лиро-эпический поэт. Причем, поэзия для Владимира Николаевича не жанр, а состояние духа и души. Не так давно Владимир Федоров выпустил новую книгу стихотворений «Небесные тетради». Она и стала поводом поговорить о нем. Приятным поводом.

       Многие писатели в разное время считали, что именно поэзия лежит в основе почти всех видов литературного творчества. Поэтому если кто-то скажет, что поэтические сборники Владимира Федорова "Автограф души", "Красный ангел", "Формула любви", «Небесный пилигрим», "Восьмигранная Ойкумена" и другие являются первоосновой его, как писателя разножанрового, с этим не поспоришь. Не хотелось бы приумалять его, как автора известных на всю Россию драматургических произведений и повестей  «Скрипка», «Гражданин №1 навсегда исчезнувшего города»". Ведь драматургия во многом стала началом его литературного пути,  но об этом позже. Но поэтическое начало всего, выходящего из-под пера Федорова, очевидно, и в доказательствах для тех, кто знаком с его произведениями, не нуждается.  И как просветитель,  автор многих  научно-популярных эссе о традиционных верованиях северных народов, Федоров духу поэзии не изменяет. Взгляд поэта помогает с  художественной зоркостью и меткостью достучаться до читателя.

       Возможно, как драматург Владимир Николаевич известен больше: театрами Якутии и России поставлено немало его пьес для самого разного возраста.  Есть постановки у него знаменитые. Так постановка драмы "Одиссея инока якутского" удостоена звания лауреата на международном фестивале "Благая весть". Премьера   исторического спектакля «Апостол государев» состоялась во Московском Художественном театре  Чехова в Москве в 2007 году. А в 2012 году в Москве, Санкт-Петербурге и Якутске прошла премьера его музыкальной исторической драмы «Созвездие Марии», которая, Бог даст, в скором времени станет художественным фильмом. С «Созведия Марии», с этой истории уникальной по верности любви, и начался путь Владимира Николаевича в большую литературу. Спектакль «Парижские дни. 1814» (по книге Федорова «Такова судьба гусарская)  поставил московский Молодёжный театр. А год назад там же прошла  премьера другого романтического поэтического спектакля "Африканское сафари".

        Несмотря на то, что Владимир Федоров является лауреатом многих престижных литературных премий, в том числе Большой литературной премии России, совершенно особую значимость в его  творчестве имеет недавно присужденная ему Всероссийская премия им.Николая Гумилева – такого же поэта-романтика и искателя приключений, как и Владимир Федоров.  Даже там, где Федоров, словно продолжая гумилевские традиции, пишет стихи об Африке или рассказывает нам о казаках-первопроходцах Арктики,  он, подобно Гумилеву, остается русским поэтом. А русский поэт – это русский взгляд на мир, неважно, африканский или арктический. Плюс всемирная отзывчивость русского сердца, а сердца поэта – в особенности.  Еще в одном созвучны эти поэта - Николай Степанович Гумилев и Владимир Николаевич Федоров. У обоих сильно чувство ратного духа и подвига.

      Не так давно у офицера запаса и есаула Якутского казачьего полка  Владимира Федорова вышла книга  «Такова судьба гусарская». Это книга о жизни и судьбе рядового героя-ротмистра Отечественной войны 1812 года. За эту книгу Русская Православная церковь наградила автора медалью, посвященной 200-летию Отечественной войны 1812 года. И эта же книга была признана лучшей на  Всероссийском литературномконкурсе «Твои, Россия, сыновья!».

     Чувства сына и защитника-ратника России помогает Владимиру Николаевичу в тяжкой писательской профессии. Это чувство невольно заставляет быть не почивателем на заслуженных лаврах, но подвижником и литературным собирателем России. Я о работе Федорова на посту главного редактора «Общеписательской литгазеты». Помогает строже спрашивать с себя, хотя  порою странно читать в его стихах строчки, которые, казалось бы, не может написать человек со столь внушительным перечнем творческих побед:

     «Свистят, не тронув, стрелы Аполлона, // Не жжет огонь до третьих петухов.//Взъерошенные рифмы, как вороны, // Сидят угрюмо на столбах стихов. // Я над листом бессильно горблю спину. // Не разорвать сегодня звездных пут…// А где-то надо мною гордым клином // Стихи других в бессмертие плывут.

      Или вот такое откровение, какое возможно только в устах настоящего поэта, нестяжателя по своей природе. Ведь нельзя одновременно стяжать небесное и земное:

     «А что ему надо, поэту? // Чтоб строчкой достать до звезды? // Немного бумаги к рассвету. // К закату – немного еды. // Немного удачливой доли. // Но больше – тернистых дорог. // Где вдоволь смятений и боли. // С избытком – утрат и тревог».

       Утрат и тревог у поэтов всегда с избытком. Они, наверное, и являются побудителями творчества. Именно они лежали и лежат в золотом основании настоящей поэзии, всегда устремленной к небу. А небушко русское далеко не всегда радует ясным солнышком,  куда как чаще оно грозовое или ночное, освещаемое редкими  звездами.  Чем талантливее поэт, тем больше он способен увидеть везд и больше поэтов живут в его душе. Говорят, что в каждом из нас живет частица Пушкина. А в каждом, кто вырос в русской глубинке, как Владимир Николаевич, я думаю, живет и частица Есенина. Насельники русской глубинки, волею судьбы ставшие горожанами, так и не сумели порвать родовую «пуповину» связи с родной почвой. И хорошо, что не сумели.

        «В парке осень – обычная осень. //Серый полдень на кронах завис. //Но сквозь тучи проклюнулась просинь //И потоками хлынула вниз. //Я сражен чародейством осенним, //И мне кажется: лишь захочу – //Вдруг шагнет из аллеи Есенин //И взъерошит свой солнечный чуб. //И мы вспомним о женщине в белом, //А потом о другой – в голубом. //Мы в осеннем лесу переспелом //Долистаем до корки альбом. //И щемящая радуга эта //До хрустальности высветлит взор - //Как подарок судьбы для поэта //И смертельный ему приговор».

       «Что без страданий жизнь поэта? И что без бури океан?» - вздохнул как-то один из наших классиков, словно предрекая эту вечную трещину, что неизбежно пройдет через сердце человека, если он поэт. И всем остальным своим творчеством, своей жизнью поэт будет стараться срастить в себе, в своих строчках, земное с небесным. Эти строчки есть незримые, но прочные нити, что только и способны, подобно молитвам, соединить  несоединимое. Поэзия тем и хороша, что существует помимо борения двух правд – небесной и земной. Существует, как искра, высеченная их столкновением.

        Это присутствие в нашей жизни двух реальностей – житейской-земной и поэтической-небесной очень явственно ощущаешь в писательском поселке Переделкино, где мне выпадает счастье время от времени бывать. Вот каким оно предстает в стихотворении ПЕРЕДЕЛКИНО, которое на самом деле вовсе не о поселке, а именно об этих двух правдах человеческой нашей жизни:

     «А названье говорящим было… //Вновь законы высшие поправ, //Переделать власть творцов решила, //Ласково под крылышко собрав. //Дав им рай, где вольно скачут белки, //Слепят росы и пьянит сирень, //Механизм глубокой переделки //Запустили в тот же самый день. //Им страна в счастливой дымке снилась, //Мнились им небесные права, //Но над ними  колесо крутилось, //Приводя в движенье жернова. //И творцы, увы, не замечали //В гениальной детской простоте, //Как они под жернов попадали. //И рождались вновь – уже не те. //С той поры – вглядись или послушай – //В грустных птицах, тенях, голосах //Их неупокоенные души //Реют в переделкинских лесах. //Посмотри в ту темную аллею: //Видишь, как спасаясь от молвы, //Опустив глаза, идет Фадеев //И поднять не может головы. //Сколько с ним истерлось и сломалось //Громких судеб и имен больших… //Но частица малая осталась //Сонмом переделкинских святых. 

Непраздный вопрос, а как, собственно, становятся писателями.  Единого ответа тут нет. У каждого из нас свой путь к Богу и в литературу. Однозначно одно: писательство – профессия, которая сама вольна выбирать или не выбирать человека. Так  писательская профессия выбрала когда-то молодого  корреспондента популярной газеты «Молодежь Якутии» Владимира Федорова. Выбор был сделан, что говорится, по любви. Осенен историей  красивой и трагичной любви Марии и Василия Прончищевых, которая  до того захватила молодого журналиста, что под его пером стала поэмой.

Потом фрагмент этой поэмы был опубликован в газете и заинтересовал главного режиссера   Русского театра драмы в  Якутске, где жил в то время Владимир Федоров. Режиссер попросил молодого автора сделать на основе поэмы драму, чтобы поставить ее в театре.

Молодость безоглядна, и, хотя Владимир  Федоров  понятия не имел, как пишутся пьесы, но дерзнул.  В итоге пьеса привела  молодого автора на Всесоюзное совещание молодых драматургов в Юрмалу. И познакомила с руководителем драматургического семинара, знаменитым Алексеем Арбузовым. Мэтр советской драматургии признал несомненный талант Федорова, но отметил, что молодому автору надо постигать законы ремесла.

         Судьба пьесы «Созвездие Марии» сложилась непросто, но в конечном итоге удачно. Она стала радиоспектаклем, попавшим на  на Всесоюзный фестиваль радиоспектаклей в Москве. «Созвездие Марии» получило второй приз и  было  дважды прокручено на всю нашу, огромную страну СССР!

        Я думаю, что литературная фортуна была благосклонна к герою моего эссе. Еще много-много лет назад, в делеком 80-ом году поэтическое творчество Федорова отметил и оценил наш выдающийся поэт-классик Юрий Поликарпович Кузнецов. Вот что он сказал о молодом поэте на страницах журнала «Литературная учеба»: « На берегу студёной Лены я познакомился с Владимиром Фёдоровым... Есть в его стихах некое поэтическое предзнаменование… Обратимся к стихам. Да, они угловаты. То там, то сям прорывается детская непосредственность. Чувствуется, что стихи писала размашистая, но легкая рука. Рифмы самые обычные, но по первую пору это не так страшно. Хотя стоит и напомнить, что на рифму может не обращать внимания только тот, кто ею владеет в совершенстве. Фёдоров осязает то, что осязать невозможно… У него редкий дар: осязать поверхность недосягаемых вещей. И как при этом расширяется объем стиха! Несомненно, тут кроются большие потенциальные возможности. Он свежо видит цвет… Обладает внутренним зрением, которому открыты уже не оттенки и виды, а видения. Одно из лучших его стихотворение «Сон» («Чёрные лошади, чёрные лошади, белые вспышки подков…») – это видение. Не каждому дано такое… Но перейдем к эпитету. Эпитет – самый верный показатель духовного уровня. Каков мир поэта – таков и его эпитет. Скуден мир – скуден и эпитет. Богат мир – богат и эпитет. Молодым талантам обычно присущ свежий, взрывной, эмоциональный эпитет, зачастую возвышенно-расплывчатый. Эпитеты  Федорова на уровне ощущений… Порывы есть, но они не закреплены отчетливым эпитетом. Это придёт со зрелостью.  Смелей, поэт! Хоть босиком, но вперед! А теперь о главном. Это память. Не детская, а такая, которая преодолевает детскую и вообще идет дальше рождения и смерти отдельного человека. Такая память называется народной. Она живет в каждом из нас, но подспудно. Если с ней утратить связь, то человек дичает,  глохнет и, как перекати-поле, обречён блуждать по мертвым просторам духовного космополитизма. Владимиру Фёдорову дано её ощущать. Его поэтическая память вызывает из могилы прадеда, она же вызывает из небытия перезвон гуслей. Она же присутствует в других стихотворениях. В такой памяти живо всё. И никогда не умирало, никогда не умолкало. И прорвалось во Владимире Фёдорове. Для молодой русской поэзии такой прорыв – предзнаменование. А что будет дальше, покажет время.

       Юрий Поликарпович не просто похвалил поэта, но указал ему пути его движения: «Смелей, поэт!». А главное, признал в Федорове поэта. А что такое похвала из уст самого Кузнецова? Редкость! Время показало, что творчество Владимира Федорова стало очень заметным явлением современной литературы – свой ярко узнаваемый голос он вплел в оркестр поэтов России, где у каждого своя – выстраданная, не заемная тема.

        Не только великий русский поэт Юрий Кузнецов, но и ведущий  критик Русского зарубежья Вячеслав Завалишин отметил это видение Федорова-поэта, предварив его публикацию  в Нью-Йорке следующими словами: «Его слух ловит символ. Природа такого слуха способна слышать запредельное… У него редкий дар: осязать поверхность недосягаемых вещей… Он свежо видит цвет. Такая изобразительность уже не пустяки, но Фёдоров способен на большее. Он обладает внутренним зрением, которому открыты уже не оттенки и виды, а видения…».

        Вот с тех пор и поныне ходит Владимир Федоров по родной земле, образно говоря, босиком, чтобы ощущать силу родной земли:

        «Перелетные души уплывают под звезды, //Оставляя планете бренность сброшенных тел. //Перелетные души, перелетные грезы, //А ведь я не однажды в вашей стае летел.//Невпопад я рождался в окаянном столетье, //Невпопад погибал я в самых глупых боях. //И слепило до боли эпох разноцветье, //Но никак не встречалась эпоха моя. //Оставлял я потомкам завещаньем на небыль //Арбалетные стрелы, эшафотную кровь, //А душа уплывала с надеждой на небо, //Забирая с собою лишь добро и любовь…».

        И хотя в России поэт всегда рождается невпопад и не ко времени, не выбирая времен и мест, но современники да слышат, потомки да запомнят слова  поэта о любви, добре и верности – слова, не всегда сказанные стихами, но всегда остающиеся поэзией.  

Эдуард Анашкин, член Союза писателей России, Самарская область