Ольга КАМАРГО
Название нового романа Леонида Подольского заставляет вспомнить про одноименную книгу американского писателя Теодора Драйзера. Но это не ремейк. Эти две книги мало похожи одна на другую, разве что и там, и там речь отчасти идет о финансах. Но не только и даже не столько о финансах. Роман Подольского значительно шире, он о взаимоотношениях людей, о любви, о кризисе постсоветского общества, о том, как после 70 лет социализма (псевдосоциализма, этатизма, русской системы, как утверждает писатель), мы шагнули обратно в дикий бандитский недокапитализм, из огня да в полымя. Чувствуется, что
Подольский очень хорошо знает предмет, он досконально разобрался, как происходила смена общественного строя в России после развала СССР, как строилась новая экономика. Он не только видел все это собственными глазами, он в этих процессах участвовал. Леонид Подольский известный писатель-прозаик, но не менее важно, что он является свидетелем эпохи.
«Финансист» - это исторический и философский роман о России, о ее нелегкой и противоречивой истории. Устами профессора Клейна, историка и философа, недавнего участника «Московской трибуны», Подольский подводит к мысли о неразрывности истории, о том, что настоящее и будущее зависят от прошлого, что надисторический скачок невозможен, что невозможно начать все с чистого листа. В своих размышлениях он неоднократно возвращается к 1917 году, это важнейшая рэперная точка в российской истории. – «То, что произошло, безвозвратно, - говорил профессор Клейн. – Россия оказалась в тупике. У истории нет гладкой обратной дороги. Помните, у Достоевского: «тысячу лет понадобилось России, чтобы вырастить свою лучшую тысячу». Тысяча лет потребовалась, а разбазарили за один день…».
Многие считали (и считают) события 1991-1993 годов новой революцией. Но так ли это? Нет простого ответа. – «Революция, если то, что свершилось, можно назвать революцией, или – хаос, крушение, распад, - оказалась у роковой черты. Распад – продолжался. Распадалась вся прежняя жизнь. Все конфликты, противоречия, ненависть, злоба, все, что раньше было тщательно скрыто, - выходило наружу. Жизнь менялась, но старое – не хотело умирать. Старое мимикрировало. Переплеталось с новым. Да и что это – новое? Миллионы людей сидели у телевизоров, смотрели, пытались понять…»
… Герой «Финансиста» Игорь Полтавский, в прошлом врач, ученый, кооператор и участник демократического движения, пытается развивать созданный им бизнес (финансовую компанию). Но проходит, казалось бы, совсем немного времени, с 1992 по 1993 годы (меньше календарного года), а опыт получается длиною в целую жизнь. – «Он ненавидел социализм, или то, что так называлось и мечтал о капитализме. И вот капитализм пришел, дикий и жестокий, с бандитами, коррупцией и рэкетом, и пробудил в людях самые низменные чувства. А он оказался не готов к капитализму, не востребован. Нужно толкаться локтями, отбросить все человеческое, а у него, кажется, не хватает хамства и наглости».
Бандиты, рэкет и криминал долго диктовали условия и чинили разборки, стреляли друг в друга, выясняя, кто главнее. Те, кто пробовали силы в бизнесе в то время, хорошо помнят про «пацанов» и «крышу». Любой самый малый предприниматель нуждался в защите одних бандитов от всех остальных, чтобы кто-то мог вести с ними разговор «по понятиям». Это и называлось «крыша» и, естественно, за крышу надо было платить. И никаких гарантий. Не просто так недавно «выстрелил» фильм «Слово пацана», это все о том же. И еще сильно перекликается роман «Финансист» с романом Юлия Дубова «Большая пайка». Там тоже бизнес и тоже бандиты, только значительно более крутые. Крупняк.
- “Homo soveticus” – это особый тип, семьдесят лет его выводили сталинские садоводы, потребуются десятилетия, чтобы создать человека цивилизованного, нового, иного. Человек – самое консервативное звено перестройки… Нельзя лечь спать коммунистом, а назавтра проснуться демократом…»
Так и внедрялся рынок, с нуля, скорее вопреки, чем благодаря усилиям властей. Да и кто по-настоящему мог проводить реформы? Кто из хваленых «молодых реформаторов» имел практический опыт? И кто из «крепких хозяйственников» понимал, что такое рынок?
Игорь Полтавский – из тех, кто принимал перемены как необходимые и желанные. Именно поэтому в конечном итоге он оказался сильно разочарован. А многие люди и сейчас рассматривают 90-е годы не как хаос, но время свободы и возможностей. Да, противоречивое время… Противоречива российская история… «Бизнес в России – это езда на «Мерседесе» по минному полю. Это в лучшем случае». Не лучше обстоят дела и с демократией и свободой. – «Демократия в России – это хождение по лезвию бритвы между хаосом и диктатурой». Тут очень важен человеческий фактор. Но: «Повторяющиеся циклы, все более короткие… Выздоровление не будет ни скорым, ни легким… Дело не только в макроэкономике, в отношениях собственности, в конкурентоспособности, в технологиях… Дело, прежде всего в людях». – Это говорит профессор Клейн. А вот что говорит сам писатель: «… Революция 1991-1993 годов вовсе не была народной, это была номенклатурная революция, переворот, совершенный номенклатурой под демократическими лозунгами, сопровождаемый народной массовкой. Сотни тысяч, миллионы людей на время действительно поверили, что происходит настоящая революция и совершается она ради них. Но пройдет совсем не много времени и многие из этих людей возненавидят и Ельцина, и реформаторов. Они поймут, что их надежды не сбылись, что возникло вовсе не социальное и не народное государство, но – слишком поздно».
Между тем, отношения в стране перестраивались кардинально и болезненно. В «Финансисте» много «новых» людей – в сущности, это «прежние» люди, но время выпукло вычертило в них прежде скрытые черты. Это и откровенные мошенники, и бандиты, и липовые страховщики, и безнадежные прожектеры… Среди них Олег Хорошавин, совершенно не приспособленный к бизнесу, и хищник и картежник Липский, и иудушка Хвоинский, который за деньги и мать родную продаст, и обаятельный циник, делец и политик Марущак, и распутный карьерист Глушенков, сочетающий в себе Вольфа Мессинга и Хлестакова, и харизматичный чиновник Чичков, как две капли воды похожий на нового московского мэра, очень длинная галерея «героев» и «антигероев». Представлены в романе и самые разные виды бизнеса, о них Подольский рассказывает с хорошим знанием дела, и неотъемлемые «маркёры» тех лет – наезды, разборки, невозвраты кредитов, попытки пересидеть за рубежом или спрятаться там навсегда, шантаж, похищения людей… «Финансист» - роман остросюжетный, но Подольский не придумывает остросюжетные повороты, их создает сама жизнь. А он только записывает.
«Финансист» - это настойчивое стремление разобраться в происходящем в экономике и в политике, но и в людях тоже, понять сильные и слабые стороны реформ. В Москве герою было не до того, но оказавшись на время в Израиле, он встречает интересных собеседников. Это, конечно, бывшие россияне. – «Рыночная система не есть что-то застывшее. Есть монетаризм, но есть и кейнсианство. Экономика – это очень серьезная наука. А наши реформаторы все решили свалить на рынок. Хотя, это всего лишь фигура речи. У них есть только одно очень серьезное оправдание: они оказались в цейтноте, когда получили экономику в совершению расстроенном состоянии и абсолютно пустую казну. Но они передергивают: говорят, будто только они одни демократы, хотя речь идет, в сущности, о квалификации», - так считает кандидат экономических наук, бывший советник Верховного Совета Гуревич.
В декабре 1993 года была принята новая Конституция РФ, действующая и поныне. В романе немало строк и мнений посвящено противостоянию вокруг основного закона. Собственно, это и был главный нерв непримиримой борьбы между парламентом и президентом.
Роман «Финансист» многогранен и глубок, много интересного найдут в нем и те, кто хочет глубоко разобраться, как рождалась и определяла свой путь новая Россия, и те, кого мало интересует политика. Но и тем, и другим станет понятно, что и поныне в очень большой степени действуют правила и законы, заложенные и вошедшие в нашу жизнь в лихие девяностые. Что у нынешнего времени прямая связь с тем.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.