Пристально читала выставленный на сайте "Свой вариант" материал Вячеслава Огрызко: "Честь имею: Валентин Пикуль" от 29 июня 2013 года. Прочла мнеожество публицистических статей о Валентине Пикуле. Разных, нередко с большой долей огорчения за судьбу писателя, за трагизм, как становления его на писательском пути, так и становления самого его, что бы там ни говорили, упорным, в течение всей его жизни, трудом самообразования.

               Из воспоминаний его супруги Антонины Ильиничны (встреча с которой произошла в летом в 2009 году в Морской библиотеке им. Лазарева г. Севастополь), меня покорило то, что она отметила особенно важное место второй жены Валентина Саввовича -- Вероники Феликсовны Гансовской и её особенно колоссальную роль в его личной и творческой жизни. Об этом она рассказывала из откровений Валентина Саввовича  Пикуля. Как он сам говорил, что Вероника была для меня всем, всем, всем, чем только можно себе представить, а главное, своим упорством, я обязан именно ей. Травля, которой был я опутан - говорил он - понуждала меня окунуться в мир бездны отчаяния, я по-страшному напивался. Но вовремя и основательно ей удавалось, и, в конце концов, удалось, оторвать меня от такого мрачного загула. Мне становилось невыносимо стыдно, и я впадал в безраздельное рабство работы. Мог начисто забыть о еде, которая меня, как правило, дожидалась где-нибудь в моей комнете, и часто была неожиданностью, ибо я не помнил, когда она была подана или предлагалась мне.
               Еще Валентин Саввович постоянно что-то из книг, репродукций и  портретов выписывал почтой, покупал, заказывал через бибколлектор СССР. Трудно сказать - в каком из городов не было у него формуляра читателя, в том числе и в Севастопольской Морской библиотеке (он выставлен в ней, как музейный раритет). И ему всегда старались отыскать и выслать заказанную им книгу. Инициатором такой его мобильной активности была Вероника Феликсовна. И до конца своих дней жизни Валентин  Саввович таким образом собирал нужные ему материалы, которые все прочитывал, делая необходимые для себя выписки из них.
               В домашней библиотеке Валентина Саввовича насчитывалось свыше 10000 книг, свыше 5000 портретов и репродукций с картин и портретов исторических деятелей  всех членов родословной династии Романовых, и других венценосных лиц иных иностранных дворов, а также членов их дворов; легендарных геров и антигероев всех битв, начиная с до Петровской и с войн Петровской эпохи, и до времён Великой отечественной войны. Всё это было для него необходимо для создания его романов.
               Позднее, он решил, при невозможности обнять необъятное, перейти к написанию цикла "Исторических миниатюр", понимая что состояние его здоровья становится для него удручающим. У В. С. осталось неисчеслимое множество набросков миниатюр так и неоконченных им, как и рукописи не оконченного романа о Сталинградской битве. Об этом романе им было  сказано, что начни он писать его и значительно раньше, и будь у него даже доступ ко всем архивам об этой битве, ему так и не удалось бы закончить его - настолько это объёмный труд, в котором практически невозможно распутать все те военно-политические переплетённые нити, и все подоплёки к их сплетению, как во внешней, так и во внутренней политике воюющих сторон, которая и впредь состояла бы из чёрных пятен. И если «Моонзунд» принёс мне столько проблем и огорчений, то напиши я целиком этот роман, то был бы незамедлительно расстрелян, а книга была бы навечно изъята в анналлы леты.
               Всю свою жизнь, говорит она, Валентин  Саввович (так она называла его, как говорит она сама, при жизни, как и называет теперь) страстно мечтал побывать в Севастополе. И в конце концов уже были куплены авиабилеты, но пришла теллеграмма о гибели сына, и...  Он слишком глубоко воспринял гибель сына, думая, что этого не случилось бы, если бы...  И было бесполезно его переубеждать в обратном.
               Валентин Саввович практическии вёл замкнутый образ жизни, изолировав себя в самой большой комнате квартиры в Риге, заполненной книжными стеллажами, диваном и рабочим столом, из-за которого он мог не вставать едва ли не сутками. Когда он спал, ел, тем паче, встречался с друзьями, немыслимо говорить с определённостью. Последние десять лет он почти отгородился от общения с миром. Да и мир был не очень-то приветлив с ним, судя по бесчисленным критическим статьям в печати, хотя друзей, покровителей и поклонников всё же, не смотря на травлю, оставалось у него немало. А вот после его кончины, их круг расширился, и, даже, те, кто писал о его романах безжалостно и жестоко, вдруг прзнавали его труд и колоссальным, и удивительно многогранным, и так далее, и так далее.
               И самое любопытное в признании Антонины Ильиничны было её откровение, что Валентина  Саввовича - с её слов - я сама женила на себе. Я нашла повод "пробиться" к нему, не смотря на препоны, выставляемые им, и на негостеприимство, якобы с тем, чтобы передать нужные ему книги из бибколлектора. Был он крайне нелюбезен, а в один из следующих разов, он вдруг попросил меня остаться, и попросил стать его женой, на что я с радостью согласилась, будучи страстной поклонницей его романов, а значит и его персоны. Я его любила, не могла не полюбить за его такой непостижимый для меня дар. Мы понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда.

               Теперь я пишу. Пишу о незабвенном Валентине Савоввиче - как об уникальной личности, о его необъятных знаниях, о которых он мог говорить подолгу, в часы редких досугов, о его неподражаемом трудолюбии, о его истинных друзьях и покровителях. И... пытаюсь хотя бы как-то воспроизвести и довести до логического завершения его неоконченные исторические миниатюры, роясь во всех его записях и заметках.
               Кажется, у неё это получится, имея такой запас материалов, собранных В. С. Пикулем. И наверняка, сам Валентин Саввович Пикуль "будет" не против такой импровизации его неоконченных рассказов из серии "Исторических миниатюр". Какие-то её книги уже увидели свет, и, наверное, кто-то уже их читал.