При Харьковском областном отделении КЛУ и МСПУ вот уже три года работает литературная студия «Поэтический факультатив».

(Заседания проводятся в четвертую субботу каждого месяца,
место проведения — библиотека им. Короленко, начало — 14:30.)

Когда более года назад нашу студию пригласили в Днепродзержинск на встречу нескольких студий со всей Украины, я выступила там с «Вступительно-оправдательным словом на тему "а на фига нужны литстудии?!"»

Возможно, это будет интересно более широкому кругу читателей.



Сегодня очень многие пишут стихи... Но можно ли назвать всё то, что имеет форму стихотворения, — поэзией?

...В свое время мне посчастливилось посещать студию под руководством Марка Богославского. На ее основе и было создано творческое объединение ТРЕТИЙ ЦЕХ, членом которого я называю себя с известной долей гордости. За шесть лет существования студии мы многому научились, и сейчас, ведя свою студию, я в основном придерживаюсь того понимания поэзии и творчества вообще, которые исповедует Марк. Можно спорить с конкретными определениями, терминами, но по сути разделять или не разделять точку зрения. Вот, например, его градация тех, кто пишет стихи: рифмоплет, поэт, стихотворец. (Повторяю, это всего лишь терминология.)

Под рифмоплетами он, видимо, подразумевает тех, кого принято называть графоманами. То есть тех, кто считает, что если зарифмуешь то, что хотел СКАЗАТЬ — это и будет стихи. Или опишешь увиденную картинку природы... Или выразишь чувства словами по типу "люби меня, как я тебя". И т. д.
Поэт — тот, кто смотрит на мир особым, поэтическим, взглядом — взглядом художника, но свои чувства, ощущения еще не умеет уложить в слова так, чтобы это было ПОЭЗИЕЙ. Потому что поэзия — это тоже ремесло, которым нужно овладеть, одной "душой" настоящие стихи написать нельзя. Эмоциональное состояние еще не гарантирует сотворение предмета искусства!
А вот тех, кто овладел всеми премудростями "ремесла", — он именует стихотворцами. (Повторяю, можно менять названия — но суть остается!)

Для того-то и необходимы всяческие литературные студии, чтобы ПОЭТ стал СТИХОТВОРЦЕМ. А вот РИФМОПЛЕТУ никакие студии, как правило, не нужны, — он ведь "и так все умеет"!

Конечно, есть суперодаренные люди, которым вроде бы и учиться не надо... Но недаром Гумилев приводил в пример Лермонтова, который в 16 лет написал своего гениального "Ангела" — но и только. Остальные стихи этого периода довольно посредственные, хотя в них и чувствовался талант. А вот через 10 лет, когда Лермонтов овладел всеми "тайнами" — практически все его стихи были на уровне "Ангела".
Но начинать РАБОТУ над стихотворением в тот момент, когда вас "посетила Муза" — уже поздно. Не овладев заранее определенными навыками, "озабочиваться" именно в этот момент, какой же ножкой из сорока наступить, можно просто "упасть", потеряв вдохновение. Пианист "разрабатывает" руки, играя гаммы или этюды; художник сначала учится выписывать все детали, пропорции с натуры (или как там у них принято?); начинающий хирург вряд ли начнет с операции на сердце... И т. д. Словом, как говорил Делакруа: "Надо неустанно изучать технику своего искусства, чтобы не думать о ней в минуты творчества".

Я не очень хорошо знаю историю поэзии, но вот Марк — литературовед, преподаватель истории литературы в институте культуры — не раз повторял, что нет ни одного известного поэта, который так или иначе не прошел поэтическую школу. Тот же Пушкин, учась в лицее, общался с талантливыми сверстниками, многие из них стали потом тоже известными поэтами — т. е. у них тоже был свой поэтический "кружок. А Серебряный век и вовсе отличился тем, что почти каждый известный сегодня поэт того времени входил в какое-нибудь объединение. Помните символистов, акмеистов, футуристов?

Если вы помните, где-то в начале века Гумилев основал так называемый "Цех поэтов". Потом он распался, и через несколько лет он создал еще один — "Второй цех поэтов".
Кстати, название нашего объединения — ТРЕТИЙ ЦЕХ — как раз к этим "цехам" и восходит. У нас и свой МАНИФЕСТ есть!
Полностью приводить его нет смысла, — но основополагающие моменты хочу привести — своими словами.

1. Народ как нация перестанет существовать, если умрут его культура и язык. А поэзия — квинтэссенция языка. Так что в ее необходимости сомневаться не приходится.
2. Стихи на первый взгляд может писать каждый. Но некие истины, придуманные в процессе дотворческого мышления и ритмически изложенные с помощью известных приемов поэтики, еще не стихи. Если пытаться "выразить мысль", "подбирать слова" для передачи образа — получится убожество.

На эту тему я недавно прочла статью "МЕТАФИЗИКА ПОЭТИЧЕСКОЙ КУХНИ" Сергея Гандлевского. Вот цитата:
"Автора-новичка смущает беспринципная лёгкость, с которой на потребу литературному изделию меняется тема стихотворения, скажем, безответная любовь — на страх смерти, а тот в свою очередь — на трудности писательского ремесла. Это смущение проходит, когда понимаешь, что стихам виднее. Те редкие случаи, когда усилием воли заставляешь себя следовать избранному предмету, приводят к созданию не полноценного стихотворения, а перевода — зарифмовыванию мысли, как правило, довольно плоской.
На первом этапе работы как раз важно поменьше "работать", не пороть горячку, не мешать стихотворению самому себя написать. Наконец оно в общих чертах образовалось. Сейчас можно дать волю трудолюбию, аккуратности и версификационному навыку, снова идти по трупам собственных намерений, на сей раз — в интересах размера и рифмы. Но эти жертвы редко искажают замысел до неузнаваемости, потому что стихотворение уже существует, и его смысл и пафос, как правило, перевешивают изменения, вносимые последующей правкой.
 Дело сделано. С приятным удивлением ты обнаруживаешь, что, несмотря на превратности сочинительства, стихотворение имеет смысл, и смысл этот на порядок глубже и великодушнее того, что ты обычно думаешь и говоришь".

(Вернемся к МАНИФЕСТУ).
3. Сегодня уже нельзя писать так, как писали классики. Их поэзия самодостаточна, — нет никакого смысла, подражая им, писать нечто похожее. Получится вторично, а потому — обязательно хуже. Это то самое ЭПИГОНСТВО, которое нужно в себе истреблять так же беспощадно, как и виршеплетство.

4. Все, что нас окружает, можно так или иначе выразить словами. Но то, что мы описываем (неважно — предметы, явления и взаимосвязи мира, весь чувственный исторический опыт человечества, накопленный в языке), трогает по-настоящему читателя только тогда, когда преломляются через линзу ЛИЧНОСТИ поэта. Если нет в стихотворении вот этого личностного отношения к изображаемому, нет лирического "я" — читатель останется равнодушным.

5. И еще важный момент — о форме и содержании в поэзии. Одни считают главным в поэзии "смысл", "искренность", а форму — вторичной, другие провозглашают голый формализм, "искусство для искусства". Но бесформенность и бессодержательность — две стороны одной медали. Надо помнить, что та самая вибрация — тот почти неуловимый критерий качества стихов, рождающий со-творчество читателя — заложена именно в форме; форма сама по себе — это уже идея. Но без содержания форма — как пустой графин. Как бы красива и качественно она ни была — без наполнения конкретными словами, передающими суть и соль высказывания, она мертва. Словом, надо все время помнить, что содержание и форма в поэзии — это одно и то же, они не существуют друг без друга.

И закончить хочу главным моим убеждением: все надо делать по возможности профессионально. Когда кухарка начинает править государством или слесарь вырезать аппендицит — известно, чем это заканчивается. И поэзия — не исключение.