Сергей Степанов

27 февраля года 1918-го, в большой аудитории московского Политехнического музея своего «монарха» выбирали русские поэты (еще не успевшие понять, что они уже советские). Первое место и мантия Короля поэтов достались Игорю Северянину, второе и третье места заняли Владимир Маяковский и Василий Каменский.

ФУТУРИСТИЧЕСКИЙ ГОРОД
Удивительно: не Петербург, не Москва, а провинциальный Нижний Новгород стал в 1911 году столицей эгофутуризма – нового направления в художественном творчестве. Именно здесь сделал первый шаг к своему триумфу, правда, кратковременному, Игорь Северянин, объявленный «королем поэтов».
Как это всё начиналось
Родоначальником футуризма стал итальянский поэт Филиппо Маринетти. В своей поэме «Красный сахар» и опубликованном в феврале 1909 года «Манифесте футуризма» он сформулировал его цели и задачи: культ будущего, пафос разрушения и взрыва, воспевание войн и революций, динамики, скоростей, дискриминация прошлого вместе с настоящим, «телеграфный» стиль, отказ от традиционной грамматики, право на свою орфографию, словотворчество.
В России первыми футуристами стали братья Давид, Владимир и Николай Бурлюки – художники и поэты. Давид Бурлюк основал в своём имении колонию футуристов «Гилея». Среди тех, кто исповедовал идеи Маринетти, были Владимир Маяковский, Велемир Хлебников, Леонид Пастернак, Елена Гуро, Алексей Кручёных, Бенедикт Лившиц и другие, менее известные литераторы. Но они были столь непохожи друг на друга своей манерой письма, что вскоре российский футуризм распался на кубофутуризм, эгофутуризм, неофутуризм и другие направления типа «ничевоков».
Эгофутуризм, который вообще-то выходил далеко за рамки Северянина. Он сильно комплексовал из-за того, что в отличие от своих собратьев по перу не может никак добиться признания. Начал с серии ура-патриотических стихов – их встретили довольно холодно: русско-японская война оборачивалась одним поражением за другим. Попробовал юморить – та же реакция. Не снискала лавров и лирика. Её приходилось печатать за свой счет в тощих брошюрах, которые никто не покупал.
Всё решила случайность. Лев Толстой, которому Северянин подарил свои опусы, прочитал их и разразился руганью. Он нашел стихи Северянина пошлыми и «совершенно ничтожными». Это был такой пиар, о котором поэт и не мечтал. Как вспоминал он потом, «всероссийская пресса подняла вой и дикое улюлюканье, чем и сделала меня сразу известным на всю страну! С тех пор каждая моя брошюра тщательно комментировалась критикой на все лады, и с легкой руки Толстого, меня начали бранить все, кому не было лень. Журналы стали охотно печатать мои стихи, устроители благотворительных вечеров усиленно приглашали принять в них участие».
Нужно было развить успех, и Северянин вместе со стихотворцем Константином Олимповым (сыном поэта Константина Фофанова) основывают кружок «Эго», который знаменовал собой новое, автономное направление в футуризме – эгофутуризм. В этот кружок вступали те, для кого основополагающим в творчестве стало самоутверждение личности. Выражаться это должно было в поисках новых образов, эпитетов, метафор и другого поэтического инструментария. Но Северянин и Олимпов лукавили. Всю программу эгофутуризма они строили под себя, при этом постоянно ссорились, считая самого себя любимого единственной и неповторимой личностью. И, поскольку никаких теоретических новшеств эгофутуризм не содержал, он был обречен на неизбежный распад. «Это было какой-то смесью эпигонства раннего петербургского декадентства, доведения до безграничных пределов «песенности» и «музыкальности», какого-то салонно-парфюмерного эротизма, переходящего в легкий цинизм, и утверждения крайнего эгоцентризма, - писал литературный критик С. Авдеев. - Это соединялось с заимствованным у Маринетти прославлением современного города, электричества, железной дороги, аэропланов, фабрик, машин (у Северянина и особенно у Шершеневича). В эгофутуризме, таким образом, было все: и отзвуки современности, и новое, правда робкое, словотворчество («поэза», «окалошить», «олилиен» и так далее), и удачно найденные новые ритмы для передачи мерного колыханья автомобильных рессор»... Кроме Игоря Северянина (вскоре от эгофутуризма отказавшегося) это течение не дало ни одного сколько-нибудь яркого поэта».
Северянин действительно производил впечатление. Но вокруг него группировались люди не вполне адекватные. Олимпов страдал каким–то непонятным психическим заболеванием, Степан Петров – манией величия. Он взял себе псевдоним Грааль Арельский. Александр Блок назвал это «кощунственным», поскольку грааль — это святая чаша, куда, как рассказывает легенда, собрали кровь Иисуса Христа. Георгий Иванов хотел взять псевдоним Жорж Цитерский...
Иван Игнатьев
15 июля 1911 года в Нижнем Новгороде вышел первый номер ежедневной газеты под названием «Нижегородец». Это было довольно любопытное издание, во многом отличавшееся от других. В нём освещались не только жизнь ярмарки и текущая политика. Здесь печаталась такая эксклюзивная информация, какую нигде больше прочитать было невозможно: списки гостей города, неплательщиков, банкротов, перечень поступающих в продажу товаров, находок, недоставленных писем и посылок, новости навигации и многое другое. Постоянными рубриками были криминальная хроника, юридические консультации, театральные рецензии, спорт. Публиковались также литературные произведения как нижегородских авторов, так и маститых прозаиков и поэтов.
Газета просуществовала недолго - всего три года. Главным образом потому, что её редактор и издатель Вячеслав Павлович Успенский придерживался демократических взглядов. У него то и дело возникали какие-то проблемы с цензорами. Однажды даже был наложен арест на весь тираж. Стихотворение А. Гомолицкого «Русь» сочли крамольным. Автор писал так:
«... Русь - широкие просторы,
Где гуляет Произвол,
Средь обуглившихся сел.
Русь - без удержу веселье
На последний свой пятак,
Ежедневное похмелье
Поневоле натощак.
Русь - красивое преданье
О замкнутых теремах,
Жуткий чад воспоминанья
О замученных рабах.
Русь - спокойное движенье,
О свободе светлой сны,
Колебанье, неуменье
И... дырявые штаны».
Цензор счел это «распространением заведомо ложных сведений о деятельности правительства с целью возбудить к нему враждебное отношение в населении». Нарекания вызвало и стихотворение нижегородца Бориса Садовского, который опубликовал его, когда еще учился в седьмом классе гимназии. Вот эти строки, которые никакой крамолы вообще не содержат:
«Спокойно дремлет сад тернистый,
Широкий пруд заснул давно,
И только месяц серебристый
В резное смотрится окно.
Да соловей, не умолкая,
В саду рокочет и поет,
И звезды сыплются, мигая,
И месяц медленно плывёт...».
С редактором «Нижегородца» был дружен молодой поэт Иван Казанский, писавший под псевдонимом Игнатьев. На какой почве возникла эта дружба, история умалчивает. Как утверждали современники, они были дальними родственниками.
Игнатьев водил дружбу и с Северяниным. Он тоже издавал газету - «Петербургский глашатай». В ней печатались стихи эгофутуристов. Выпускал он и альманахи под звучными названиями - «Орлы над пропастью», «Стеклянные цепи», «Оранжевая урна», а также книги своих приятелей Рюрика Ивнева, Георгия Иванова, Василиска Гнедова, Грааль-Арельского. Его перу принадлежит и рецензия на стихи Игоря Северянина, опубликованная в «Нижегородце»: «Мне и нравится и не нравится заголовок тетради. Пусть он нов. Но стиль содержания испрашивает другого, столь же стильного наименования. Северянин кропотливую работу свою совершает как крот, невидимо, неслышимо, лишь изредка напоминая о себе небольшими кусочками земли — плодом собственного травайливания. Зато кусочки-тетради чистый чернозем, ароматный, густой, жирово-растительный».
24 декабря 1911 года в «Нижегородце» публикуется стихотворение Северянина «Городская осень»:
«Как элегантна осень в городе,
Где в ратуше дух моды внедрён!
Куда вы только ни посмотрите -
Везде на клумбах рододендрон...

Как лоско матовы и дымчаты
Пласты смолового асфальта,
И как корректно-переливчаты
Слова констэблевого альта!

Маркизы, древья улиц стриженных,
Блестят кокетливо и ало;
В лиловом инее - их, выжженных
Улыбкой солнца, тишь спаяла.

Надменен вылощенный памятник
(И глуповат! - прибавлю в скобках...)
Из пыли летней вынут громотник
Рукой детей, от лени робких.

А в лиловеющие сумерки, -
Торцами вздорного проспекта, -
Зевают в фаэтонах грумики,
Окукленные для эффекта...

Костюм кокоток так аляповат...
Картавый смех под блесткий веер...
И фантазёр на пунце Запада
Зовёт в страну своих феерий!».

Как вспоминали современники, стихотворение это было навеяно воспоминаниями поэта о поездке в Нижний Новгород летом того же года. Впрочем, вскоре Игорь заявил, что не имеет к эгофутуризму никакого отношения. Он получил желанное признание. «Ассоциацию эгофутуризма» возглавил Иван Игнатьев. Однако и он лидерствовал недолго. На следующий день после своей свадьбы взял и перерезал себе бритвой горло. Перед этим написал такое стихотворение:
«Я пойду сегодня туда, где играют веселые вальсы,
И буду плакать, как изломанный Арлекин.
А она подойдет и скажет: — Перестань! Не печалься! —
Ho и с нею вместе я буду один.
Я в этом саване прощальном
Целую Лица Небылиц
И ухожу дорогой Дальней
Туда к Границе без Границ».

На этом эгофутуризм как направление прекратил свое существование.
Богемные страсти
Эгофутуристы, как и многие художники, литераторы, музыканты начала ХХ века, были люди, что называется, без вожжей, склонными к эпатажу, крайне неразборчивыми и нечистоплотными в своих взаимоотношениях. Богема в ту пору шокировала публику желтой кофтой Владимира Маяковского, напомаженными губами Николая Гумилева, пушкинскими бакенбардами Осипа Мандельштама, гармошкой Сергея Есенина. Иван Игнатьев накануне своего суицида издал книгу стихотворений «Эшафот» с эпиграфом: «Моим любовникам посвящаю». Все они были перечислены поименно. Из 20 человек впоследствии пострадал только Грааль Апрельский, которого отправили в лагерь в 1934 году после того, как в Уголовный кодекс была включена статья, предусматривающая наказание за гомосексуализм. Статья эта была принята, когда Сталин узнал о такого рода связях между министром иностранных дел Г. В. Чичериным с поэтом Михаилом Кузминым. Впрочем, многие любители однополой любви уходили из жизни сами. Например, свояк Валерия Брюсова поэт Самуил Киссин.
Поэт Георгий Иванов женился на танцовщице «Габриэль Тернизьен, интимной подругой которой была сестра другого поэта Георгия Адамовича Татьяна. Самих же поэтов тоже связывала постель. Вскоре с Татьяной познакомился Гумилёв и вспыхнуло одно из самых сильных сильнейших увлечений его жизни. В это время Анна Ахматова, будучи женой Гумилева, завела роман с Модильяни...
Перечислять можно долго. Писательница Татьяна Щепкина-Куперник прославилась своими скандальными романами с коллегой по перу Марией Крестовской и ее мужем Евгением Картавцевым, с актрисами Марией Зелениной (дочерью Марии Ермоловой) и Лидией Яворской, Александрой Коллонтай, с Антоном Чеховым и другими известными людьми того времени. Марина Цветаева сожительствовала с поэтессой Софьей Парнок. Валерий Брюсов воспевал скотоложство:
«Повлекут меня со мной
К играм рыжие силены,
Мы натешимся с козой,
Где лужайку сжали стены...».
Другой поэт, Вячеслав Иванов, создал «тройственный союз», в который входили он сам, его супруга Лидия Зиновьева-Аннибал и художница Маргарита Сабашникова – первая жена Максимилиана Волошина. После смерти Зиновьевой-Аннибал Иванов женился на её дочери Вере Шварсалон...

Но недаром говорят, что все повторяется. Сегодня многие наши звёзды эстрады, артисты, литераторы, музыканты ведут, к сожалению, такую же разгульную богемную жизнь, стараются чем-нибудь да удивить россиян. И невольно приходится сожалеть об отмене некоторых статей Уголовного кодекса. Атмосфера вседозволенности в сексуальных отношениях порождает хаос, который может привести к вырождению.

И.Северянин;А.Модильяни;В.Иванов с падчерицей и женой; Иван Игнатьев (сидит),стоят - Г.Иванов,Г.Апрельский, В.Гнедов; К.Олимпов; М.Сабашникова;С.Парнок;Т.Щепкина-Куперник.

https://www.facebook.com/groups/podlinnik/permalink/627618524043431/