В серии "ПОЭТЫ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ" вышла книга "ПРОСТРАНСТВО ВЫТЕСНЕНИЯ"

Её можно приобрести на сайтах "РИДЕРО" и "АМАЗОН". Адреса указаны ниже.

О книге "ПРОСТРАНСТВО ВЫТЕСНЕНИЯ"

http://www.super-izdatelstvo.ru/product/literaturnoe-obedinenie-mittrlfeld-gannover

СЕРГЕЙ ВИКМАН

1

Все то же легкое скольженье

ресниц и глаз 

преодоленное сомненье

в который раз

взбегают пальцы от запястий 

до сникших плеч

преодолением несчастий                                 

и прошлых встреч

ты держишь паузу в движении

замолкнув вдруг

несостоявшихся прощений 

порочный круг

5

Что вы что вы все это безделица

так граница о жизни до не

это снег наметает метелица

засыпая на вашем окне

что вы что вы все это лишь шутка

так под утро похмельная блажь

это ветки качаются чутко 

принимая налипший багаж

что вы что вы все это насмешка

так скользящая тень фонаря

это снова пытается пешка

хоть чуть-чуть походить на ферзя

12

Мы были до уныния угрюмы

дождя лежали ломаные пальцы

вода шипела в скошенные буны

туман висел натянутый на пяльцы

вдали стонал от застарелой боли

у мыса умирающий маяк

вокруг бродило тенью чье-то горе

и выход не могло найти никак

18

Пливе у сутинках година

спить парцелянова ріка

у мушлю старого вікна 

ліхтар зеленим сяйвом лине

бузка похнюпились кущі

мов капуцини при дорозі

що заблукали й невзмозі

на кляштор шлях собі знайти

між пусток вулиць де година

у темнім часі тихо лине

і з неба жовтая бурштина

у вікон сутинки пливе

29

Вскинулась рука

словно ветру вслед

скошенных волос 

изменился цвет

складка губ слегка

отражает свет 

фонарей наркоз

как зимой рассвет

все твердит пока

неизменно нет 

на любой вопрос

но дрожит в ответ

как крыло рука

словно ветру вслед

35

Вечерами горячо молились

глядя в лики черные икон

то неистово то благостно крестились

клали за поклонами поклон

в ветхой рясе холодом подбитой

в темных кельях летопись вели

пели жидким голосом псалмы

Богородицами стены покрывали

с кроткими прозрачными глазами 

по ночам друг друга убивали

и покорно в плен татарский шли

41

На берегу заросшего ручья

в жаровне остывающей угли

стихи перебирают Бо Цзюйи

обнявшись захмелевшие друзья

в потрескавшемся столике следы

попоек прошлых отражает лак

кувшин пустой две чашки и луны

качается на небе пьяный знак

МИХАИЛ АРАНОВ

Черный пролёт

Если б было, чем дорожить. 

А тревогу раздать домам.

По уютным их окнам – глазам

полоснуть от щеки до щеки.

Захлебнутся в крике звонки.

И ступени под сотнею ног

задрожат, как изломы строк,

как под синею жилкой пульс.

Лишь в последний момент не трусь,

когда крикнут: «Бери, он наш!»

Вот пролёт и последний этаж.

Сам себе говорю: «Не жить».

Если б было, чем дорожить...

Этот приговор  – наповал.

Но я хлеб у детей не крал.

И не крал я цветы с могил.

И у нищих не крал пальто.

Может, Бог бы меня простил,

если б было за что.

И в смятении, в желтом бреду

сам не знаю, куда иду.

И на чью-то беду. И на чью-то беду.

На кого-то такого же вдруг набреду.

Поминальная молитва

 Памяти О. Л.

Мы лишь космическая пыль

в потоках солнечного света.

В степи заброшенной ковыль

позёмкой медленной одета.

Кружится снежная крупа…

И гул протяжный над землёю.

Куда ведёт меня тропа

своей железной колеёю?

Турецкий рынок, синагога,

убогий православный храм.

И к Богу долгая дорога

по неисхоженным следам.

Стремглав промчались ввысь стрижи,

как клочья воинской хламиды.

И сквозь цветные витражи

сияет свет звезды Давида.

Закрытый чёрный гроб. И кантор.

И древние как мир слова.

В них отзвуки священной мантры*.

От них светлеет голова.

И в памяти печальный миф:

то ль посох Ксении Блаженной,

то ль меч воителя Юдифь,

иль тени падших в дни сражений.

Как в час затишья после боя

помянем. Бог и с ней, и с ним.

А завтра  –  встретимся толпою, 

но с горькой чаркой погодим.

.
 *Священный текст.

Предчувствие войны

Сижу в кафе на улице под тентом.
И замер мир. Недвижна тишина.
И горький вкус зелёного абсента
пролился в сумрак серого окна.
Фигуры движутся, размыты, как во сне.
И виснет шаг их плавно на полтона.
И лица опрокинуты во мгле,
как будто ждут открытия кингстона.
Чтоб всё снесло. И всё пошло на дно.
Чтоб крик о помощи завяз в тягучей вате.
Моих стихов прокисшее вино
нальют в стаканы к этой знатной дате.

ВИТАЛИЙ ШНАЙДЕР

Вещунья

Ю. П.

Она вещунья: может предсказать

Событий ход, развитие сюжета,

Продолжит ли свой путь извечный

Лета,

Иль повернет она теченье вспять.

Девчонке доверяет тайны Клио,

Урания ведет беседы с ней

О странах, что лежат на дне морей,

И о луне, играющей с приливом.

Понятен с детства ей язык цветов,

И шелест листьев, и дождя шуршанье,

Собачий лай и гнома бормотанье,

Живущего средь розовых кустов.

* * *

«Мы крепко связаны разладом...»

Арсений Тарковский

И. З.

В твоей судьбе нет места для меня.

Любовь ушла, исчезла безвозвратно,

И бесполезно звать ее обратно,

Во тьме ночной или при свете дня.

Спасаясь от губящего огня,

Мы разошлись по жизни безоглядно.

Нас чернь с тобой судила беспощадно,

И мучила тебя твоя родня.

Все кончено, лишь пепел да руины.

И путь в кабак по улицам недлинный,

Где заливаю водкою я боль.

Мы были крепко связаны разладом.

Тебя мне видеть издали позволь,

Теперь мне, право, большего не надо.

* * *

И. К.

Цветы, бокалы, белая стена,

я это вижу в призме дней так ясно,

вот в дом мой входит женщина одна,

раскована, игрива и прекрасна.

И, театрально застывая у окна,

со всем, что есть во мне, она согласна,

слегка касается щеки моей, бледна,

в глазах ее горит огонь соблазна.

О, выжигающий сердца огонь,

что оставляет только серый пепел.

И снова, как тогда, дрожит ладонь,

и рой воспоминаний тих и светел.

Пойду за их веселой чередой,

и след в пространстве растворится мой.

* * 

Как и встарь, веришь лживым речам сиповки.

Вечер входит в синем плаще, как незваный гость.

И чешутся руки пальнуть в нее из винтовки,

Но «не убий» в башке застряло, как в горле кость.

И потягивая свой эль в английском пабе,

Водишь перстом по лбу, как стилом по листу,

И диву даешься, как в этой блудливой бабе

Мадонну сумел узреть, склонившуюся к Христу.

Попытка романса

Мир без нее как будто потускнел –

С него содрали лак и позолоту.

Прошла контроль и вышла к самолету,

Не помню точно, в среду иль в субботу,

А я курил и долго вслед смотрел.

И потянулись россыпи ночей

Тоскливо-долгих, темных, одиноких.

И понял я, что счастлив был лишь с ней

Средь суетности и мерцанья дней,

Теперь таких немыслимо далеких.