Во мне, из меня, от меня...

Анисимов Юрий Альбертович (1963 – 2002)

 


Поэт, прозаик. Один из наиболее заметных литераторов-неформалов Житомира 80-90-х годов. Участвовал в политической жизни, занимался журналистикой, бизнесом. Творческое наследие литератора не упорядочено. В сборник включены стихи, воспроизведённые по аудиозаписи выступления поэта в клубе «Квант» (1987), опубликованные в газете «Пульс» (1995), вошедшие в антологию избранной любовной лирики поэтов Житомира «Відчуття небес» (2014).

                                                       Редактор Сергей Дунев                                   
***
И будет мир так несказанно нов,

И так исполнен трели и рулады,

Что тигры убегут из зоосадов,

Зауссурийских в поисках снегов.

 

Такие ночи будут коротаться

В бреду простерших стебли камышей...

И матери, лаская малышей,

Научатся святыми оставаться.

 

Почтенный гуру преподаст урок

Быть средним и великим человеком.

И мы простимся с уходящим веком

И прочитаем правду между строк.

 

________________________________

* – помечены стихи, воспроизведённые по аудиозаписи, сделанной в клубе «Квант», 1987

 

ТЕЛЕФОН*

 

Телефон, спаситель вдовьих душ,

Заходи в дома, где нет удачи,

Где хозяин от тоски собачей

Голову свою суёт под душ.

 

Заходи в вагонное депо,

Где играют в карты робинзоны,

В чьих зубах застряли камни зоны,

Как восторг новел Эдгара По.

 

Забредай в притоны под мосты

И проси звонить отцам и мамам,

Как эмирам, мировым имамам,

Вечным ветеранам темноты.

 

Заползай сквозь щели в КПЗ,

Где продрогли рыси и собаки,

Душу отводя в процессе драки

Со студентом, чтившим Маркузе.

 

Залезай в линолеумный рай

Наших голубых реанимаций,

Где звонок – спасительнее акций,

Связи с Богом людям помогай.

 

Нам нужны полночные звонки,

Нам нужны сигналы «ожидайте».

Ты ведёшь нас, как Вергилий – Данте,

К той земле, где дети нам близки.

 

 

ВЕСТНИК ФЕВРАЛЯ*

 

Однажды ты войдёшь без стука,

Вся словно вестник февраля.

Но ждать его – такая скука.

Как простынь, стелется земля.

Тоскует, стонет, изнывает.

Всё не течёт, и стынут льды.

Гудят морозы, как трамваи,

Врываясь в мёрзлые дворы.

 

Уже садовники скучают,

И предлагая кипы роз,

Они девиц не искушают,

А тянут жизнь из папирос.

Уснуть – известная наука,

А после всё начать с нуля,

Чтоб снова ты вошла без стука,

Вся словно вестник февраля.

 

КАТАРСИС*

 

Моим стихам читаться в кабинетах

Не суждено. Ну что же, наплевать!

Моя страна нуждается в поэтах,

Которым на неё не уповать.

 

Пускай нас пожалеют наши девки,

Что улыбнутся ласковей Джоконд,

Плевки стирая с лиц уставших в давке,

Где каждый третий голосит: «Рот Фронт!»

 

Где лозунгуют лживые кастраты,

Любители возвышенных словес.

Но родина для них – поля и хаты,

Для нас она – духовность и прогресс.

 

Враги Советов так в советах ловки,

Что нам они оставили в удел

Не торжество печати, а тусовки,

Не власть, а отстранение от дел.

 

Какая ломка – смена поколений,

Я эту боль почувствовал нутром.

И вновь глядит с полотен В. И. Ленин,

Написанный бездарным маляром.

 

АМНИСТИЯ*

 

Уже нам вдосталь белого вина,

Уже в зрачках от снега побелело,

Но долго ждёт амнистии весна

И о свободе молит неумело.

 

Ещё так ночи наши холодны,

И мы лежим по-прежнему в сугробе…

Февраль продлён на мартовские дни,

В которых нам тревожно, как в ознобе.

 

Правительство природы в немоте,

Наверно, и оно окоченело.

Мы шлём депеши узникам, но те

К решёткам приближаются несмело.

 

И с ними нам свиданья не дано –

Начальство запретило эти встречи.

Но к нам весна нагрянет всё равно.

Как снег на голову.

Нет, как капель – на плечи.

 

ПЕРИОД*

 

Когда говорят про период застоя,

Я счастлив пропеть про период запоя.

И мне даровали священную милость,

Уже мне сказали, что всё изменилось.

Страна алкашей оживает не с двух,

Народ наш богат и могуч его дух.

Пить чистую водку – не всем по карману,

И пусть я не нищий, но тоже не стану.

Иду я в читальню, где умные книги

Глядят мне в лицо, как весёлые фиги.

А сколько поэтов хороших и новых!

Набокова вижу среди Ивановых.

Стоят Гумелёв, Пастернак и Кручёных.

Плеяда пошла молодых и зелёных…

Я многое видел, и в прошлом я флотский,

Но что за Иосиф с фамилией Бродский?

Иосиф, конечно, известное имя, –

Страну, как корову, держало за вымя.

О нём современники пели с любовью,

Надои в застенках взымалися кровью.

Потом ещё были различные люди.

Ах, как хорошо, что их больше не будет!

Страна не раскормит такого бутуза:

Для Мао – чугун, для него – кукуруза.

А после такая пошла свистопляска,

Доили страну, как дарили Аляску.

Страна превратилась в трибунов обитель,

Явился оратор, притом долгожитель.

Потом в центрифуге эпоха вертелась,

И долго царить никому не хотелось.

Затем заглянули, как в чистую воду,

Ан глядь, в государстве-то куча народу…

Вот я всё и путаю: что же такое

Период застоя, период запоя.

Мы снова мечтаем и грезим запоем,

Читаем запоем и верим запоем.

В запое заслуги вернули героям,

В запое глаза нашим детям откроем.

Как долго ковчег создавали для Ноя.

Да здравствует светлый период запоя!

 

 

ИСААКИЙ В ЛЕСАХ*

 

Когда над нами вырастал Исаакий,

Всё ближе с каждым шагом и темней,

В его тени мы встали, в мягком мраке,

И ты ко мне придвинулась плотней.

 

Во всём предзимье праздновало бал,

И было зябко каменным фигурам.

Нам ветер губы холодом обдал,

И покатился над Невою хмурой.

 

А я бы сам катился над Невой,

Над той водой, наполненной чернила.

И по ночам я прятал норов свой

В Исаакия железные стропила.

 

 

МОНОЛОГ.

ЧИЛЛА АНДРЕА МОЛЬНАР*

 

Мне нет больше жизни: и справа, и слева

Я слышу: «Глядите! Идёт королева!»

По чём красота – мне назначили цену,

И я выхожу под прожектор на сцену.

 

Изгибы бедра и высокие груди.

Мы куклы-девчонки, мы больше не люди.

Когда красоту вы с лотка продадите,

Тогда и любовь вы продать захотите.

 

Я стать не желаю венгерскою Евой.

Как трудно, как трудно мне быть королевой!

А взгляды самцов так нахально не кротки,

В них вечный вопрос – 

                              сколько стоят красотки?

 

В журналы, где я улыбаюсь лучисто,

Маньяки глядят и глядят онанисты.

Того и гляди, они спросят при встрече,

Кому свои ноги я вскину на плечи.

 

Мне нечем дышать. Багровеет от гнева,

Как спелая вишня, во мне королева.

Моя красота мне воистину в тягость,

А пресса всё ждёт, с кем в постель я улягусь.

 

Моя красота, как ночная рубашка,

Под утро мне в ноги срывается тяжко,

Как будто рубашка – железные латы…

Я стану завидовать бабам горбатым,

 

Я буду завидовать встречным уродкам

Сильней, чем они – проходящим красоткам.

И я не себя убиваю, я знаю,

С собой королеву я уничтожаю.

 

___________________________________

* – Королева красоты Венгрии, покончила с собой

в 1986 г. в возрасте 17 лет.

 

СРЕДИ УБОГИХ ДЕКОРАЦИЙ*

 

Среди убогих декораций

Блуждают скверные актёры.

Бездарные жестикуляции

И обезумевшие взоры.

 

Они вас покоряют голосом,

Погромче покорить стараются.

И все без исключенья – Толоком

Официально восхищаются.

 

Врываться вам не посоветую

В их разговоры кулуарные.

Те разговоры все – не светские,

А исключительно базарные.

 

Перемывают кости ближнему,

Жизнь в оперетту перетрубируя.

Когда-то пели оду Брежневу,

На «Землю» право узурпируя.

 

Теперь у них дела «арбатские»,

Чингизу плаха там готовится…

Ах, почему театры странные

У нас в стране не переводятся!

 

БОГЕМА*

 

Ушла богема, я остался здесь.

Ну что же, обсуждайте, теребите.

Стихи обнажены, и вот я весь.

Раздели, но попробуйте – возьмите!

 

Редактор, не ломайте мне костей,

Боюсь полесцев, подносящих дáры.

Вставай, братва, и дай накал страстей,

А там – плевать, за правду – и на нары.

 

Не русская поэзия? Thankyou.

Я патриот? Нет, это мне не внове.

Я сам противоречия люблю,

Но не маньяк, и не желаю крови.

 

Что, много матерщины? Русский сленг

 

Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.