Виктор Шендрик (1956-2021)

***

Из нашей «Кулинарии» вышла тётка. С огромной сумкой в одной руке и только что купленным пирожком в другой. Перекусить решила на ходу – спешила, видимо, на базар.
И упала. Споткнулась, раззява, на ровном месте и лежит, здоровенная, поперек тротуара, прохожим мешает.
Я ж, джентльмен безнадёжный, бросился поднимать. Вернее, помочь подняться. Пока добежал…
Такого я ещё не видел – клянусь! Пока я добежал, она три раза от пирожка откусила!

***

Разговор затеялся интересный. Учёные, мол, откапывают целые могильники вымерших животных: ящеров, мамонтов и всяких там саблезубых тигров. Эти, получается, знали, где и как правильно умирать. Умные, короче, были твари.
Восьмидесятилетний Щукин, бывший директор завода шампанских вин, согласно кивнул.
– Ага! – подытожил. – Не то, что мы. Где советская власть застала, там и убила.

***
Стою я как-то в среду на улице. Подчёркиваю, в среду – это важно.
А мимо меня шествует мужчина лет шестидесяти. Одет чисто и выглядит заурядно – ничего особенного.
Поравнялся и прошёл уже было мимо, и вдруг, вполоборота, спрашивает:
– Извините, а какой сегодня день? Воскресенье?
Я так и подался к нему, проникшись участием.
– Боюсь, что придётся вас огорчить, – говорю. – Сегодня среда.
– О-ё! – дёрнулся он и пошествовал себе дальше, не оборачиваясь.
Уж не знаю, в каком воскресенье он находился, – в том, что было перед средой, или в том, что предстояло, – но я восхитился и позавидовал. Три дня туда, три дня сюда – широкая натура!

***
Помню, Анка очень любила стихи. Нередко, легко взлетев на пик алкогольной экзальтации, она заводила с должным придыханием:
– Ты спрашивала шепотом:
"А что потом?
А что потом?"
Надо признаться, благодаря ей, я и познакомился с евтушенковским эротическим шедевром. Хотя в голове у Анки царила невообразимая путаница, и автором «расстеленной постели» она почему-то считала Степана Щипачёва.
…Мы шли с Серёгой по вечернему городу, когда нам встретилась Анка, уже изрядно под шофе. Радость она продемонстрировала безграничную – только и слышалось заливистое: «Ах, мальчики… и без наручников… в кабак!»
Уже и к тому времени мне довелось пообщаться с разными типами отечественного народонаселения, но и поныне не встречал я никого, кто был бы занудливее и опаснее, чем пьяная женщина. Впрочем, к Анке это относилось, пожалуй, косвенно. В каком бы состоянии она не пребывала, скука в радиусе пятнадцать метров исчезала как понятие.
Сложность в тот вечер заключалась в другом – мы с Серёгой для того и ушли в город, чтобы поговорить о чём-то важном без свидетелей. О чём – теперь я уже и не помню. Может быть, что-то неладное происходило в нашей компании, может быть, ещё что, но разговор намечался серьёзный и не допускающий отлагательств. И на тебе – Анка!
Тут-то и вспомнил я о её пристрастии.
– А ну-ка, Энн, расскажи стишок!
Ждать себя она не заставила.
– …Но вот идешь по городу,
несешь красиво голову,
надменность рыжей челочки,
и каблучки-иголочки…
Мы с Серёгой продвинулись на полшага в решении своих проблем.
– …"А что потом?
А что потом?"…
– финально выдохнула Анка и возопила: – Ну, выпьем мы сегодня пару бутылок дрянного вина или нет?!
– Ань, а давай ещё стишок!
С ефрейторским усердием она затараторила, но, не успели мы обменяться и парой фраз, завершила:
– …Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.
Впервые мне не понравилась простота, ясность и краткость в изложении мысли.
– Ну? Так мы будем кутить сегодня? «Аист» ещё открыт! – она буквально трясла нас за грудки.
И тогда я нашёлся:
– Слушай, а поэму ты какую-нибудь знаешь?
– Знаю. «Сын артиллериста».
– Давай!
Анка вдохнула воздуха и начала:
– Был у майора Деева
Товарищ – майор Петров,
Дружили еще с гражданской,
Еще с двадцатых годов…
Далее можно было наблюдать такую картинку: мы с Серёгой шагаем по тротуару, беседуем, лбы наморщены - сосредоточены мы, в смысле, а в метре позади нас, несколько шатко, следует девушка, и по ночной улице разносится:
– …Понял меня? – Все понял.
Разрешите идти? – Иди! –
Майор остался в землянке,
Снаряды рвались впереди…
Одним словом, поговорили мы тогда вполне спокойно и очень обстоятельно. А к Симонову я и раньше относился неплохо, а уж после того случая…