Олег Дегтярёв

Мне отчего-то вспомнился Есенин...

Родился день. Изменчивый, осенний.
В душе неизъяснимая печаль.
Мне отчего-то вспомнился Есенин.
Нам никогда не встретиться....А жаль!
А то зашли бы с ним в кабак московский,
И штоф Смирновской взяли на двоих.
И захмелев с вчерашнего, по-свойски
Вели бы речь о странностях своих
И так всю ночь, смеясь, а после - плача.
Ни чёрта и ни Бога не боясь,
Мы пили б водку. Как ещё иначе
 Забыть что в мире существует грязь!

В штыковую поднимется первым

Городишко убог и неряшлив.
Догорает разграбленный храм.
Содрогаясь в убийственном кашле,
Бьют мортиры по серым домам.
До предела натянуты нервы
И знамён развевается шёлк!
В штыковую поднимется первым
Поредевший корниловский полк.
И не будет ждать больше Мессию
Добровольческой армии рать!
Нам, сберечь не сумевшим Россию,
Грянул срок за неё умирать.
Городишко убог и неряшлив...
Но сейчас - в нём Отчизны судьба!
Нас ликующе, звонко и страшно
 Поднимает в атаку труба.

Может быть через пару столетий....

Сна обрывки уносит ноябрьский ветер.
Сквозь ружейный прицел виден красной лавины поток.
Помолюсь про себя, может быть через пару столетий....
Не допустит войны никогда, опечаленный Бог!
И упав от смертельного выстрела в шею,
Прямо на руки верных друзей боевых.
Свой последний приют, я найду в Перекопских траншеях.
И меня больше нет в удивительном  списке живых.
Не услышать  твоих причитаний мне вдовьих,
Не увидеть дочурки беспомощный взгляд....
Через несколько дней Крым наполнится кровью,
Комиссары устроят несчастным оставшимся ад!

Сердца сроднились с огненной бедой

Над головой шатёр из чёрных ив.
Мотив реки высок у переката.
Наш ротмистр - угрюм и молчалив,
Как отблески осеннего заката.

Хранимые вечернею водой,
Мы отдыхаем перед новым боем.
Сердца сроднились с огненной бедой.
В России нынче нет нигде покоя.

От запаха душистых диких трав,
плутает память, в ветках застывая.
Понять сейчас, кто прав, а кто не прав
уже не в силах изгнанный из рая.

Земля, я слышу ненависть твою –
шумят надрывно сабельные рощи.
И Русь самоубийцей на краю
в кровавой бездне волосы полощет.

День завтрашний таит свою корысть.
Ему к лицу свинцовая работа,–
шрапнелью искалеченная высь,
под исповедь слепого пулемёта.

Один у Правды есть судья и страж.
Неужто, Он, так к красным  благосклонен.
Но шепчет ротмистр молитву "Отче наш"
 Сжимая крестик бережно в ладони.

Меня давно уже чекисты расстреляли.....

А всё же батенька, Вы гений!
Кому ещё дано, так обмануть народ.
В кремлёвском кабинете думал Ленин,
С икрой белужьей доедая бутерброд.
 *****
В России голод, люди умирают.
За хлеб продать ребёнка? Без проблем!
Насилуют монахинь. Лозунги взывают
"Кто был никем, тот станет всем"
 *****
Террор, разруха, тиф. И брат на брата
Идёт.....Гражданская война!
Выходит перед Богом виновата
От зверств уставшая страна.
 *****
Ты возразишь читатель: Нынче каждый судит!
А смог сказать тогда бы всё! едва ли....
Я промолчу в ответ, с немого не убудет.
Меня давно уже чекисты расстреляли.....

Посвящается светлой памяти В. О. Каппеля

Наколото небо на  ветки сосны.
                            И, кажется гривы лесные,
под вьюгой вселенской не помнят весны.
                            Не помнит её и Россия.
Здесь ад кумачовый кроят палачи -
                            жжёт истина эта простая.
Уснуть не даёт в леденящей ночи
                            пронзительный крик горностая.
 
Надрывно таёжная смотрит заря.
                             И шепчутся вечные дали.
Но Каппель в седле вспоминает царя
                             и Бога, что прежде распяли.
Не ропщут полки,- под погоном плечо.
                             Безвременья   ветхие  торбы
их шаг не крадут... Ныне смерть нипочём,
                             На  лицах уставших нет  скорби.
 
Однажды кресту присягнувший – не трусь!
                            Страшись малодушных засилья.
Ведь мы из Харбина вернёмся на Русь
                             на белых, стремительных крыльях! 

  Совместное творчество с Валерием Ясовым-http://www.stihi.ru/avtor/waljasoff





"В селении Барга Каппеля внесли в теплую, большую избу, быстро сняли шубу и, с трудом разрезав, стащили примерзшие к ногам бурки. От колена до ступни ноги были белые и одеревенели. Пока разыскали врача, шедшего с какой-то частью, несколько человек оттирали снегом отмороженные ноги. Каппель метался в бреду, что-то приказывал, что-то требовал. Наконец запыхавшийся доктор прибежал и мгновенно определил:

- Пятки и часть пальцев сейчас же ампутировать.

Но операцию было нечем произвести - все инструменты пропали где-то в походе.

- А иначе? – спросил Вырыпаев.

- Иначе гангрена и конец, - шёпотом отозвался врач, взглянул на лежавший на столе кухонный нож, взял его в руки, осмотрел, задумался, а потом привыкшим к приказам в госпиталях голосом распорядился:

- Спирту - скорее.

В топящейся печке докрасна прокалили нож, протерли спиртом, и доктор склонился к ногам Главнокомандующего.

Каппель пришел в себя через сутки и спросил тихо:

- Доктор, почему так больно?

 Узнав об операции, он на минуту задумался, а потом, приподнявшись на постели, приступил к организации порядка движения, вызывая к себе начальников частей и отдавая необходимые приказания. Так прошел день, больному становилось то лучше, то хуже, но сознания он не терял. На другое утро, наладив движение и убедившись, что большая часть армии уже прошла Баргу, Каппель решил двинуться дальше и сам. В Барге, у богатого

мехопромышленника, нашли большие удобные сани, в которые хотели уложить больного генерала. Услышав это, он удивленно взглянул на окружающих:

- Сани? Это напрасно - дайте мне коня.

Все переглянулись, думая, что он снова бредит, но, повысив голос, тоном строгого приказа Главнокомандующий повторил:

- Коня!

Сжавшего зубы от боли, бледного, худого генерала на руках вынесли во двор и посадили в седло. Он тронул коня и выехал на улицу - там тянулись части его армии и, преодолевая мучительную боль и общую слабость, Каппель выпрямился в седле и приложил руку в папахе. С закутанными одеялом ногами генерал продолжал свой последний путь. Стоять и ходить он не мог. На ночлегах его осторожно снимали с седла и вносили на руках в избу, где чуть обогревшись, Владимир Оскарович, лежа в кровати, приступал снова к своим обязанностям Главнокомандующего, вызывая отдельных начальников, отдавая приказания, направляя движение. Через неделю ему стало хуже: усилился жар, участились обмороки. Ни термометра, ни лекарств не было, и врачи, сосредоточившись на обмороженных ногах, упустили развившуюся у генерала пневмонию.

 А армия, умиравшая от тифа, холода и ран, устилавшая каждую пройденную версту мёртвыми телами, продолжала верить в своего генерала. Ф. Мейбом вспоминал: «Последние запасы консервов кончились. Стали есть падшую конину; хлеб кончился, перешли на заваруху (смесь муки со снегом, получается клейстер). Кончились спички, не стало костров. Спали на снегу, и многие, засыпая, уже не просыпались. Сотни вёрст  глубокого снега, тысячелетние гигантские деревья и непроходимый кустарник. Без дорог, по таёжным тропам, наша Белая армия шаг за шагом шла без всякого ропота за своим вождём генералом Каппелем…»-из эссе Елены Владимировны Семёновой"Белый Витязь Сибири" https://www.stihi.ru/avtor/etna28

Русский реквием

 Предательства не терпят даже крысы.
 А нас штабные ввергли в западню.
 Спектакль кончился,  и порваны кулисы,
 и ветер набивается в родню
               *
 Слова иссякли, стреляные гильзы
 на кладбищах, на папертях. Ну, что ж!
 Мы в царство мёртвых получили визы, -
  И их, увы, обратно не вернёшь.

               *
 Полям, привыкшим к залпам и атакам,
 без русских песен жить невмоготу.
 А тишина достанется собакам,
  что чуют запах смерти за версту.

               *
Безверие, разор - конец устоям.
Жаль юнкеров, мальчишки - им бы жить!
И в мир иной войдут солдатским строем.
Все те, кого уже не воскресить.

               *
Расстрелян царь, княжны, наследник. Кровью
написано - "Империи конец!"
Восстав над Верой, Совестью, Любовью.
 Картавый демон на себя надел венец.

                *
Пришлось вкусить всю скорбь  земной юдоли.                                             
Господь!  Прислушайся к озябшим голосам. 
Жизнь прославляет жаворонок в поле.
Стремясь всё выше, к самым небесам.
                *

 ***
Здравствуй Мама! Сейчас передышка.
Как прекрасен осенний рассвет...
Все меня называют мальчишкой,
за мои двадцать с хвостиком лет.
 ***
Знаешь Мама! Скучаю по Насте.
Скоро станет невестой сестра.
Дай ей Бог и здоровья и счастья!
И судьба к ней пусть будет добра.
 ***
Помнишь Мама! Отец перед смертью
Повторял: О покое забудь!
И сейчас в этой злой круговерти
Каждый выбрал свой собственный путь.
 ***
Верь мне Мама! Мы встретимся скоро.
Этот день вижу Я наяву.
Разобьём большевистскую свору!
Нас Деникин ведёт на Москву.

 (Из письма рядового Добровольческой армии Алексея Трофимова Матери)





(Подходя к Москве, Деникин был остановлен. Октябрь стал роковым для генерала и Белой армии. Стал октябрь роковым и для А.Трофимова. Он погиб в начале ноября под Мценском. Трагичной оказалась судьба его Матери и сестры. В 1920 году они были  арестованы и сосланы в исправительный лагерь, где и умерли от болезней, голода и непосильной работы)

Стихотворение это я  написал когда мне  было 16 лет, мог ли я подумать, что СССР распадётся, хотя сейчас у власти всё те же, просто они перекрасились, как хамелеоны, попрятали свои партбилеты, стали ходить в церковь, грехи замаливать.

  http://www.realmusic.ru/songs/494032/

Пронизан воздух тонким ароматом

Пронизан воздух тонким ароматом
Лесного разнотравья. Исповедь дрозда
Чарует! И про себя ругаясь матом,
Спешит грибник к усталым поездам.
На елях шишки серебрятся. Мухоморы
Таинственны. Прохладен ветерок.
Как жаль, что возвращаться в город скоро.
 И там отсиживать свой долгий  зимний срок!

Город вымыт дождём

Город вымыт дождём, тихим ветром причёсан.
Начинается день, как обычно, с утра.
Обречённо вздохнув, просыпается осень.
Просыпаюсь и я, позабыв про вчера.
Да и что вспоминать? шорох листьев опавших?
Плач ребёнка в метро? Жигулей виражи?
Или лица людей равнодушных, уставших
От пустых обещаний, от сплетен и лжи!