Нина Евгеньева

***

Быть в себе вновь и вновь,

Как в плетёнке гнезда.

В холодах голосов

Камни слов с «нет» и «да»

Брать и греть под крылом,

Пряча, словно грехи,

Разминать… А потом,

Ощутив предстихи,

Всё гнездиться в себе

С парой чистых листов,

С тридевятых небес

Всю поэзию слов

Зазывать, как всегда,

В задушевье гнезда,

Чтобы таяли впрок

Камни пластикой строк.

В век пик

 Объяснение в любви

Я в любви с Украиной

Объясняюсь на русском

Под воспетой калиной,

Словно маминой хусткой ,

Греясь небом… Над всеми

Свод его с плеч отныне

Не сорвало бы время,

А согрело бы сына.

Я в любви с Украиной

Объясняюсь стихами.

В ней и доли – долины

C тихим голосом мамы;

В ней и реки речисты –

Не крикливое вече,

А в течениях истин

Нет заторных наречий.

Я в любви с Украиной

Объясняюсь исконно

От купели крестинной

До ступеней амвона.

Со стихами и с сыном

До греха многословья

Я с моей Украиной

Объясняюсь любовью.

Стихоэсэмэски городу

1

Перекликаются в мажоре

Ретро-трамвай и авто-стиль.

Так времена-кликуши спорят,

Что я смакую эту пыль.

И солнце, видя всё, хохочет.

Мой город, ты – в его смешках,

А я в пути до новых строчек –

Возможно, даже в двух шагах.

Так увлекай меня по следу

В солнце-кружение голов.

Перекликайся и беседуй

Для эсэмэс моих стихов.

2

Пусть спорит с классикой и мини

Кого-то кликающий китч,

Грозясь брутально, как доныне

Церковной маковке Ильич.

Я различаю меж крестами

Златоверховности времён

(Где хохот солнца в птичьем гаме

Ещё никем не превзойдён)

Смешинку завтра. Вечным спорам

Желая бороды постричь,

Шлю эсэмэс тебе, мой город,

С новинкой строк на ретро-клич.

3

Перекликайся, юный город.

Из разностроя ж – ни стеной.

Пускай в тени деревьев спорят

Кирпич с бетонной новизной.

В квартале макси – мини-стены.

А греет душу ретро-дом,

Где стала бабушкой степенной

Девчонка с солнечным смешком.

В застой-миноре всё же веско

Звучит твой юный строй-мажор.

Прими же слог по эсэмэске,

Внедренный шаг за шагом в спор.

4

Так, здравствуй, город мой, в улыбках!

Возьми на счастье и мою,

С твоих путей надёжно-зыбких

Не прогоняя, как ничью.

Пусть будет время умолимо

И неразлучником вокзал.

Хочу запеть тебя, любимый,

Чтоб ты любовью отвечал.

Где спорят яви до гротесков

На перекличках всех смешков,

Возьми улыбку – эсэмэской

Счастливых слов моих стихов!

В век пик

Всё меньше праведных, как было до потопа.

Всё реже знаки обещанья в виде радуг.

Всё мельче взгляды, цели, грешных мыслей стопы

В пути на левой полосе, ведущей к аду.

Всё больше мир боится эконаводненья.

А может, это страх библейского потопа?

Витает он в слезах Всевышнего терпенья

И в твердокаменных словах живых Эзопов.

Всё хуже климат: нестабильно, сыро, грозно.

Всё тише справа – в рай, а слева грешный топот.

И будто плачет Бог дождём. Пугают слёзы.

Боюсь, не сдержит слово – смоет всё потопом.

Всё жду, что выплачется всё-таки Всевышний;

Век пик покажет время радуг миру снова;

И всё же праведников громче будет слышно

Под ясным небом в знак обещанного слова.

***

 По-моему, жизни без поиска нет,

Как нет невесомости близких планет.

Я с жизнью своею, как все, тет-а-тет,

Ведь я её поиск, она – мой ответ.

***

 В борьбе за всё – не без ошибки,

Предмет сражения двояк:

Где есть надёжность – там и зыбкость…

Где нет души, там тело – враг.

 Молитва

Мне, не вторит ли осень листвою

Здесь, в приходе алтарного неба?

Словно молятся клёны со мною.

Я не зрелищ прошу и не хлеба,

А хочу, чтобы выросли души

У, утративших их, будто кроны

Те стволы, что мертвы, над чем тужит

Слог, похожий на тучи-иконы.

Верю: слово сильнее, чем драка,

А молитвы мои многословны.

Где же добрые знаки, однако?

Как терпение неба безмолвно!

Окровавленный лист обострённо

Режет раны, что были глазами.

Не за нас ли так молятся клёны

Золотыми своими словами?

У Голгофы

Вновь рядом с правдой ложь. Толпа –

Подобье брёвен, сбитых крестно –

Опять безумна и слепа.

Она, и чтя святое место,

И совершая новый грех, –

Иль прежний во сто крат умножив,

Не ждёт ли, чтоб на ней за всех

Вновь умер Иисус и ожил?

Как прежний Иерусалим,

Прощают зло, не бьют Варавву.

Как прежде, тот, кто прав, судим

Толпой, где слева даже Право.

Опять распятым был бы тот,

Кто назван миру сыном Божьим,

Воскресшим с именем Христос,

Кто умер, всех любя, и ожил.

Ожидание

1

Православно, право слово,

Церковь святочно ждала,

Раздувая в свет-алькове

Парусами купола.

Отовсюду к ней по снегу

Приближались сотни душ,

Словно к Ноеву ковчегу:

Кто здоров и кто не дюж.

Старики, что век грешили,

И детишки без грехов;

Те, кто слаб, и те, кто в силе,

Шли на свет от куполов.

Кто сгребал себе всё с мега,

Несмотря на мини-лоб,

Подражающий ковчегу

Освятиться тоже грёб.

Ждал народ и веры остов –

Людоход, как ледоход,

Воду вскроет и апостол

Всех вот-вот крестить начнёт.

2

Православно в свет-алькове

Начинался крестный ход

От молитвенного слова,

Чьих-то возгласов: «Идёт!».

На проторе я застыла

Людоходным валуном.

Словно парус, сердцу милый,

Из ковчега – на святом –

Крест апостольской десницы

Появился надо мной.

Помолилась: «Да святится…»,

Освящённая водой.

Капли тёплыми стекали…

Тая, будто, я, валун,

Становилась телом в шали.

Мир, что стыл, пошёл к теплу.

У ковчега свет-алькова

Души грела благодать

Всепрощения Христова

Церкви той, где могут ждать.

Недобрый вечер

Звёздно-каменную соль

На окне рассыпал вечер.

Но её стереть мне нечем.

Не сомкнуть глаза настоль,

Чтобы смерти чёрный глаз

На моё окно не падал

Ни из рая, ни из ада;

Ни отсюда, где сейчас

Будто время сладкий хлеб

Солит звёздами, на столик

Положив и кус поболе:

Неба чёрный кус. А мне б

Даже крох его не есть.

Выпить только чашку чая.

Но в неё я наливаю

Пересол – под злую весть.

Вечер мой не добр, как боль.

Угрожая недосыпом,

Всё бы сыпал он и сыпал

Звёздно-каменную соль…

***

 Как подпал, осязаем

Мой опальный сакрал,

Где меж адом и раем

Не звезда, а страз пал.

Мой ожог – недотрога.

Отстонать бы…аминь,

Хоть и вечность до Бога.

Не святее святынь

Сотворение страза –

Слову лишний падеж…

А падёж хуже сглаза.

Чтоб сокрыть в небе брешь,

Сотворяем…А надо ль?

Ведь опять свысока

Рухнет стразная падаль

Жечь, как раны строка.

 Жду

Я спец по ожиданиям.

Всё жду, и жду, и жду…

Когда ломают здание –

Своё же, на беду, –

Я жду, что все опомнятся:

На месте, где развал,

Вновь переперестроятся.

(Ну, кто не начинал?)

Я жду, что строить сызнова

Начнут, и новоСтрой

Все будут звать Отчизной, а

Не соц., не капстраной.

Я клетка державопороза

Я – клетка, но всё ж стволовая,

Бьюсь пульсом строки с болью в темя

Державы, ядром ощущая

Её воспалённое время!

Куда это вновь – за Психеей?

И что так стучит аритмично?

Ах, сердце? Как быстро пустеет.

Где ж клетки, знакомые лично?

Чьё круче порозили тело?

Ау, где же вы, миллионы?

Цепляюсь, наверное, смело,

За нерв обострённой держзоны.

Болезненно шишки раздулись,

Достав до ядра, к сожаленью.

Хоть пунктик здоровья найду ли?

Не много способных к деленью…

А кто же восполнит потери

Подобных себе? Так ведь скоро

Останутся – страшно поверить –

Без нас, без живых, только поры.

Стихами кричу истерично

Я, клетка. Имею ведь право.

Но даже сказать неприлично,

Что может со мною держава…

Осень державы

Мысли листаю, как свой календарь.

В поиске память: не то…не о том

Снова страница. А рыжий фонарь

Солнца черкает всё рыжим лучом:

Дуб, отживающий с криками птиц –

Он, словно недодержавный предел;

Окна домов с ожиданьем бойниц

(Хоть бы никто их ничем не задел);

Те втормашины, следы их заплат

С явным намёком на уровень цен;

Граждан идущих и тех, что стоят,

(Может, застыли и ждут перемен?).

Мысли страниц – не из календаря,

Рыжих, как осень державы, сама

Я бы швырнула под луч фонаря.

Холодно мне, а страну ждёт зима…

Знаково ль осень бросает опять

Лист, но не рыжий, а красный взамен?

Луч всё черкает. Ему ль понимать:

Всюду не то…и не тех перемен…

О пустяках

Как деньги из воздуха делать? «Пустяк», –

Сказал он и не был к тому ж голословен.

Решенья вопроса и этак и так

Веками искали жрецы, посуровей.

А он – без семи пядей где-то во лбу –

Имея лишь кресло в своём кабинете

И совесть, лишённую всяких табу,

Как тормоза дела, справляется с этим.

Чиновник от слова чинить? Ну, уж нет,

Хотя обладает железною хваткой

И может сломать бесконечный предмет…

Тому ль не владеть безразмерною взяткой,

Кто так всё устроит, запишет всё так,

Не выйдя за рамки с часами приёма,

Что вы отдадите, почти что пустяк:

В нём полкошелька, пол себя и полдома?

Судьбою оставшихся вам половин

Займётся сидящий за дверью условно,

В условных берущий другой господин

С призваньем ломать, но по званью чиновник.

Ломайте потом свой оставшийся ком –

Башку в положенье отчаянной дуры,

Задавшись вопросом – таким пустяком:

Как вам не из воздуха делать купюры?

Плен эр зависти

Срок годности – вечность у яда,

Который был отдан Сальери

Прадухом Дедала , на ладан

Не дышащим в венском пленэре.

Сальери трагично минорен.

Тупик лабиринта сознанья.

Душа в минотавровом жоре –

А. Моцарт – её наказанье…

Но вот Амадея не стало.

Убийца – блистательный тризник…

Тот яд, что помимо бокала

Просыпал коварный завистник,

Внучатый злодей собирает –

Плен эр- то не святопрестолен.

Потомок в душевном раздрае:

Ведь чей-то бокал славы полон.

***

 За все ценности в мире извечно

Отсыпают песок золотой.

Только слово сверкает беспечно

Ахиллесовой голой пятой,

Для Парисов являясь мишенью.

Окуните хоть в Стиксе печать,

Золотят не слова, к сожаленью,

Но в них метят и будут стрелять.

Мысли, жар-птица

И. Ковалёвой

Кажется: мысли твои обратились

В крылья жар-птицы.

Новые солнца зажглись от них или

Прежние лица?

Взмахом крыла твоего над блокнотом

Брошены перья

Слов для гаданья на что-то, кого-то:

Верю – не верю.

В сотнях полётов с пылающим взглядом,

Следом построчным

Каждому слогу важным быть надо,

Первым и точным.

В женско-мужском беспорядочном ходе

Межотношений

Брошены перья твои – эти коды

Стихосложений.

Их да обрящут и преобразятся

Прежние лица

В новые солнца, чтобы подняться.

Мысли жар-птица…

Рецепт стиховаренья

Из слов существительных, сочных

Брать те, что ложатся построчно.

Добавить глаголов, наречий

И прочих частей нашей речи.

Сбор ягодных слов греть не жменей,

Чтоб он не стекал по прочтеньи,

А только душой по рецепту

(Забудьте про газ и про Цептер).

Снимайте пером непременно

Ошибки, дающие пену.

В душе проварив до кипенья,

Получите стиховаренье.

Постскриптум: все пробы – не фанам…

Рискуйте сначала… гурманам.

***

 До петли удушлив нервный горизонт,

До слезы кишит интригами бомонд.

Как бы вырваться – подальше от греха?

Как подняться…хоть на пёрышке стиха

До небесного зрачка под бровь луны,

Где бомондовы интриги все смешны…

Но с петлёю кто-то носится опять

Там, где я с идеей: как над ней поднять

Мне всего лишь точку зренья, хоть на треть,

И начать на всё селеново смотреть…

Это спорт

Снова ловим победу и снова

На пределе сердечных аорт,

Став с Олимпом одной группы крови.

Это спорт. Это спорт. Это спорт.

Путь к победе – в мозолях столетий,

Сотой кожей болезненно стёрт.

Но все мышцы как ловчие сети –

В сто узлов. Мы идём на рекорд.

На открывшемся сотом дыханье

Нам дойти и победу поймать.

Жизнь свою – лишь одну – снова в дань ей.

А кто больше сумеет отдать?

Если неба, а может быть, нимба

Вымпел снова коснётся, всерьёз

Не сдержать слёзы счастья Олимпа:

Мы одной группы крови и слёз.

Мышцы солнцесплетения спорта

В сотнях нас. Кто, скажите, не горд?

В ритме кроветворенья аорты

Лов побед. Это спорт! Это спорт!

Это спорт!

Под напряжением в грачах

 На закате

Такой закат, что дождь ослеп.

Слепой…А разве мог быть зряч

Иль тих и глух? Вопрос нелеп,

Как в гамме счастья чей-то плач.

Дождю вослед не лечь не мог

На ноты радуг новый стих.

До слепоты мне, видит Бог,

Хотелось быть одной из них,

Чтоб время, жмурясь на свету,

Слепым дождём пошло назад

Держать тот взгляд, улыбку ту,

Которой так грозит закат.

Под напряжением в грачах

Ток птичьих линий светопередач.

По небу проведён лебяжий клин.

И в проволочный куст влетевший грач

Заряжен знаком плюс – не он один.

Стою под напряжением в грачах.

Как бьётся током новый слогорифм.

Хватаю оголённый сгоряча.

И вот весенний ток уже внутри.

Похожи птичьи линии, точь-в-точь,

На график напряжённости сердец.

Все минусы зимы клин клином прочь…

А плюсы вместо них… Ну наконец!

Снежный балет

Премьера. Балет снегопада зимы.

Сюжет – из либретто-прогноза.

Поэзия в нём (как в судьбе: я – из мы)

Светла (после тьмы, после прозы).

Теперь белый город – блестящий декор.

Меж пышными пачками снега

Мелькает софитовый луч. Он так скор:

Не схватишь, хоть прыгай, хоть бегай

Глазами за ним – за смешком декабря.

Судьбе бы такое либретто,

Где строчки на белом – не чёрным, не зря

Сейчас, до и после балета.

Снег – в небе над городом сцены времён –

Танцует легко бесконечность.

Навстречу идущий, как я, покорён:

Черты восхищенья на встречном.

Он, может, поэт, а вокруг мастер-класс

И падает снег словопадом?

Поймать бы снежинки-слова про сейчас,

Открытое сердцем и взглядом

В природе ещё доклассических па

Маэстро зимы. Жаль, не вечен

Мгновения след – не на камне стопа–,

Но кажется стихопредтечен.