Владимир Спектор

* * *

Стихи не убеждают.

Побеждает автомат.

И правда стремительно

теряет силы.

Ты, кажется, верил в победу,

загадочный брат,

Не зная, что память

расстреляна с тыла.

Прицелы не сбиты,

и тлеет огонь баррикад,

Не мёртвые души

идут на погосты.

Живые уходят туда,

и пути нет назад.

И даже в стихах всё

смертельно не просто.

 * * * 
Как горечь стабильна. Оскомина эта надолго.
И всё, как когда-то – на выдохе или на вдохе.
Сквозь небо, сквозь воздух – стального несчастья осколки,
И чувствуют губы знакомую горечь эпохи.

И опыт былых поколений, как чип внутривенный,
Он делит по-прежнему чётко – направо-налево.
И воздуху тесно от старых обид и сравнений,
А горечь оскомины полнится «гроздьями гнева».

 * * *

В душе, и в округе – неравновесие.

Над страной – словно тень мракобесия.

Все законы – на личных контактах,

Аргументы забывают о фактах.

Все естественно и очень странно.

Все глубины – не глубже кармана.

* * *

А в море под названием "война”

Есть остров под названием "любовь”.

Там ночью канонада не слышна

И там под крик "Ура!”

не льется кровь.

Там смерть невероятна, как вчера.

Там жизнь любви равна лишь

и верна.

И, если слышится там изредка

"Ура!”

То лишь от поцелуев и вина.

Но волны все опасней и страшней.

И тает остров в утреннем дыму.

Я знаю – "на войне, как на войне…”

Но сердцем эту мудрость не пойму.

* * *

Вновь жизнь пульсирует, как рана.

И, дернув за рычаг стоп-крана,

Не знаешь – что там впереди.

Какие брезжут перспективы –

Убьют нас или будем живы

И веселы, как Саади.

Глаза пугают, как двустволка,

Язык – колючий, как иголка, –

И это наш с тобой портрет.

А мы себя и не узнали,

Мы просто жали на педали,

Но скорости все нет и нет.

Зато бывают перестрелки,

И это, право, не безделки –

Поникнуть со свинцом в груди,

Где жизнь пульсирует, как рана…

О, боже, помирать нам рано,

Когда еще – все впереди.

* * *

Ружье висит и не стреляет,

Хоть пьеса близится к концу.

По площади сквозняк гуляет,

Как будто тени по лицу,

Вопросы, слышатся, советы –

Куда, зачем, откуда, как…

Как тополиный пух, билеты

По площади несет сквозняк.

Ружье молчит. Молчит зловеще.

Лишь гром грохочет, как в аду.

И как носильщик тащит вещи,

Тащу себя я сквозь беду.

* * *

Утеряна или нет?

Куда ни взгляни – связь.

Куда ни пойди – билет,

Куда ни ступи – грязь.

Может быть, это сон?

Может быть, зря я вплавь?

Но темный как сто ворон,

Вечер мне шепчет: "Явь…”.

* * *

Мои друзья меня не понимают.

Мы говорим на разных языках.

И между нами бывшая прямая

Вдруг превращается в зигзаг.

А раньше был язык мой

всем понятен,

Как дровосек из сказок

братьев Гримм.

Зато теперь как много белых пятен,

Когда мы слушаем и говорим.

Мы говорим: "Куда же нам

деваться?”

А слышим канонады дальний гул.

И, заменив "Товарищи”

на "Братцы”,

Пугает нас все тот же караул.

 * * *

Усталый караул шагает по стране.

Усталый караул – в тебе сидит, во мне.

Усталые мозги, усталая рука –

От лишнего хлопка, от жесткого курка.

Усталый караул, ты нас посторожи

От злобы вековой, а, главное, от лжи.

Усталый караул, ведь ты же не конвой,

Но каждый норовит шепнуть тебе: "Я свой…”

Усталый караул, ты нас не разгоняй,

Перелилась уже усталость через край,

Уже усталый мир склоняется к войне,

Пока наш караул шагает по стране.

* * *

Не подсказываю никому,

Потому что и сам не знаю…

Не пойму ничего. Не пойму.

Начинается жизнь другая.

Может время стихов ушло,

Время прозы суровой настало?

Жизнь, как птица с одним крылом,

Бьется в каменной клетке квартала…

* * *

У доброты – всегда в запасе

доброта,

Ее количество – неиссякаемо.

Но эта истина, хоть и проста,

Увы, так трудно познаваема.

Кулак, наган, ложь или грош –

Вот аргументы нашей злости…

А мир вокруг – по-прежнему хорош,

А мы – по-прежнему

безжалостные гости…

* * *

Бурьян пророс из детства моего.

Я не узнал его.

Он посерел от пыли.

Качаясь скорбно на ветру,

Он шелестит. И шепчет мне:

"Мы были.

И ты играл со мной

В военную игру…”

"И с другом! –

Я кричу ему. –

И с другом!”

И смотрит дочка на бурьян

С испугом.

А он пророс из детства моего.