Вячеслав   Егиазаров

А   В   НЕБЕ    ПЛАЧУТ   ЖУРАВЛИ

 Как горько пахнет алычой

 на мартовской земле,

 и тополь бледною свечой

 качается во мгле!

 Туман стоит, туман ползёт

 почти до самых крон,

 и водорослей терпкий йод

 в тумане растворён.

 И не понять, куда идти,

 не рад всему и рад,

 и только знаешь, что пути

 не может быть назад.

 Вперёд, вперёд

 во тьме ночной

 и в предвечерней мгле.

 Как горько пахнет алычой

 на мартовской земле!

 А на рассвете на мели

 кефаль стоит стеной

 и в небе плачут журавли

 от встречи с ро-ди-ной…

 КРОКУСЫ

 Плющ подбирается к самой макушке

 дуба, объятого ленью,

 жёлтые крокусы, словно веснушки,

 склон облепили весенний.

 Я над строкой, как всегда, терпеливый,

 жду, чтобы образы спелись,

 словно снежинками,

 дикие сливы

 белым цветеньем оделись.

 Ранней весной опьянён уже весь я,

 весел – ну чем не повеса? –

 жёлтые крокусы, словно созвездья,

 светятся в сумраке леса.

 Примулы вдоль ручейка у тропинки,

 зелень воспрянувших почек,

 где-то кукушка ведёт без запинки

 счёт, мне бессмертье пророча.

 И на все беды рукой не махну ли,

 если, все в солнечном дыме,

 жёлтые крокусы в небо вспорхнули

 бабочками золотыми…

ИЗУМРУДНЫЙ   МАЙСКИЙ   ЖУК

Изумрудный майский жук в увядающей сирени,

 солнце в небе голубом и, важнее что, в судьбе,

 а на пляже городском томно первые Сирены

 загорают и влекут взгляды всех мужчин к себе.

 Афродиты тоже здесь! Лето. Ялта. Тень магнолий.

 Под луною по кустам до утра любовный бред.

 Я, как говорил поэт, выпускник советской школы,

 мне эротика по нраву, порнография же – нет…

 На рыбалке катера с лодками дрейфуют вместе,

 косяки ставридки там, зря ль дельфинов кружит рать,

 всё равно с тревогой ждёшь от TV плохих известий:

 как в Донбассе? что ещё хунта станет вытворять?

 Узурпаторы народ за людей в уме не держат,

 соцправа везде гнобят, дали волю стукачам,

 прежний строй, как ни крути, подлецами был повержен

 для того чтоб развязать руки тайным богачам.

 Кто во власти? Как ни кинь – из советских бывших боссов

 Каждый хапнуть пожирней кус от жизни норовит!

 А народ? А что, народ? У матросов нет вопросов!

 Терпеливее народа, может, только лишь гранит.

 Ладно! Хватит! Вот несёт! А ведь начал-то, ведь начал

 с увядающей сирени, с аппетитных женских тел;

 изумрудный майский жук всё опять переиначил

 и в раскрывшийся бутон розы за шмелём влетел.

 Лето. Ялта. Чаек гам. Шум прибоя рядом с парком.

 Мне товарищи милей, но сойдут и господа,

 хорошо, что с нами Бог и лелеют судьбы Парки,

 и в России мы опять, то есть дома, навсегда…

 26-05-2015

 УЖЕ

 Скажи, тебя достало время?

 Хлебнул, как все! От сих до сих!

 Уже роняет тополь семя

 на парашютиках своих.

 Уже платан в саду спилили

 и рядом яблоню – кандиль,

 бутик там будет новый или

 закусочная типа «ГРИЛЬ».

 И значит, что-то пролетело,

 прошло, – пиши там, не пиши,

 уже пощады просит тело

 у неизношенной души.

 Уже на проходящих женщин

 бросаю взгляд не так остро,

 деревьев в горсаду всё меньше,

 всё больше всяческих «бистро».

 Уже дни славы отшумели,

 да сколько их осталось, дней? –

 хоть обижаться, право, мне ли

 на жизнь, – всего хватало в ней.

 Всего хватало, даже с лишком,

 бурлил поток, да вдруг иссяк,

 куда девался тот мальчишка,

 тот юноша, тот весельчак?

 В глазах рябит от красных чисел,

 и сохнет на корню трава,

 и стих, что от меня зависел,

 уже качает сам права…

ИКАР

Современный Икар дельтаплан направляет в зенит,

 проплывают внизу Крым, Урал, Пиренеи, Валдай.

 Угадай, в каком ухе комарик настырный звенит,

 я задумал желание, так что, дружок, угадай!

 Солнцу смелый Икар ни к чему, солнце в дали скользит,

 а погрязнет во тьму, снова утром восстанет из тьмы.

 Скоро, скоро закончится мой в этой жизни транзит,

 и на станции грустной сойду я, как сходим все мы.

 Но пока унывать я особых не вижу причин,

 и в ближайшие дни не несите мне скорбных венков:

 миллионы девчонок полюбят мильоны мужчин

 и продолжится род человечий на веки веков.

 Будет шарик земной плыть в космическом сонме стихий,

 то Нью-Йорк их коснётся, то Вена, Париж или Рим,

 и, конечно же, сотни поэтов напишут стихи,

 потому что стихи создал Бог для общения с ним.

 Будут так же рассветы в закаты нырять, будет тень

 от платанов качаться, над Марксом потешится Кант:

 я на шару хотел испросить у врача бюллетень,

 чтобы съездить к любимой, а он обозвал: симулянт!

 Я, конечно, о Канте для рифмы загнул, с кондачка,

 но уж очень нас мяла, уж очень дурила нас жизнь;

 чтоб идея возникла, порой не хватает толчка,

 кстати, Маркса не жалко, он боком нам вышел, кажись.

 Но зато мой дружок угадал – в левом ухе звенит,

 значит, сбудется всё, что я в этот момент загадал:

 современный Икар дельтаплан направляет в зенит,

 Крым внизу проплывает, Валдай, Пиренеи, Урал…

ГОМЕР  У   МОРЯ   ВЗЯЛ   ГЕКЗАМЕТР   СВОЙ

Ах, сколько в мире изощрённых фраз

 о женщинах, о звёздах, об Отчизне:

 поэзия бывает выше нас,

 но всё же – никогда не выше жизни.

 Пример античный: вот гремит прибой

 и гонит на берег он вал живых чернил всё:

 Гомер у моря взял гекзаметр свой,

 но всё-таки он с морем не сравнился.

 Пейзаж любимый внёс и я в стихи,

 он стал другим, прошло чуть больше года,

 я не учел влияния стихий,

 меняющих обличие природы.

 И снова – тишь. И снова – ураган.

 И снова в быль перетекает небыль.

 Нам строй высокий Слова небом дан

 и, значит, он не станет выше Неба.

 Но всё же слышу звон далёких звёзд

 и шелест сфер ловлю зимой и летом:

 поэтов путь – хлебнул сполна! – непрост,

 но что же делать, коль рождён поэтом…

 ВНОВЬ ПОЭЗИЯ В ЗАГОНЕ

                                             Не продаётся вдохновенье…

                                                                            А.С.Пушкин

 Меркантильная зараза расползлась по белу свету,

 гложет души ненасытно, словно гусеница лист;

 заплати – опубликуем, говорят сейчас поэту,

 он, как девка, уступает, он, к несчастью, альтруист.

 Словно змей, издатель вкрадчив, обещает то и это,

 то он босс высокомерный, то услужливей слуги,

 и бесплатный труд поэта, безысходный труд поэта,

 рабский труд кого-то кормит, вот такие пироги!

 Тут же орды графоманов сразу цены повзвинтили,

 как блины, штампуют книги, дорвались – прощай покой!

 Прочитаешь – скукотища, затоскуешь тихо или

 головную боль получишь от «поэзии» такой.

 Есть талант клепать деньжищи? Что же, с Богом!

 Но к чему же

 лезть в «поэты», подвывая

 в рифму,

 словно в страшном сне?

 Эти хилые мыслишки, эта строчек неуклюжесть

 не возвысят, а унизят, – я не лгу, поверьте мне.

 Муза всё же, извините, не распутная девица,

 вдохновение – не купишь, хоть банкир ты или тать…

 Вновь поэзия в загоне! Вновь поэзия гордится,

 что её, как ни кичитесь, а придётся поискать!..

ВИРТУАЛЬНАЯ   ЖИЗНЬ

                                      Незабвенным прорабам горбачёвской перестройки

 Виртуальная жизнь где-то рядом, в глухом переулке,

 кошки сфинксами дремлют, их любит очкастая Милка,

 в магазин завезли свежий хлеб и вчерашние булки,

 да на кой нам подробности эти, была бы бутылка.

 Виртуальная жизнь – это Боб на крутой иномарке,

 это две малолетки-путаны – сплошные дебилки,

 я с бутылкой сейчас бы пошёл на свиданку к Тамарке,

 да где взять мани-мани, а Томка пошлёт без бутылки.

 Весь в наколках Толян накануне откинулся с кичи,

 средь блатных уважаем, как нынче сказали бы, профи,

 да с братвой побазарил и плюнул на фарт и обычай,

 и пошёл к олигарху из местных охранником в офис.

 Посмотрю: вся ментура на мерсах гоняет и джипах,

 и коттеджи у них, и билеты престижные в ложах,

 и уже на TV в развлекательных шоу и клипах

 не понять кто бандит, а кто мент – так повадками схожи.

 О, крутые, как улочки наши, девахи и парни,

 виртуальная жизнь отменяет и совесть, и души,

 вкусный запах плывёт сквозь открытые двери пекарни

 да с помойки напротив другие всё запахи глушат.

 А на ней, на помойке, бомжи промышляют привычно,

 стеклотарой в пакете гремит полупьяная Рита,

 я с одним из бомжей (тот, что в джинсах!) знаком даже лично,

 до развала страны был учителем в школе закрытой.

 Я пойду, как всегда, через скверик к притихшему морю,

 я вернусь, как всегда, чтобы пива попить или чаю,

 виртуальная жизнь – это папа, обклеивший Борю

 так баблом, что и я в нём души, как путаны, не чаю.

 Виртуальная жизнь – это замки в лесу заповедном

 нуворишей, а парк наш давно уже ими застроен,

 это геев парад и нацистские марши победно

 на Крещатике смрадном орущие: «Слава героям!».

 Виртуальная жизнь – это мирный Донбасс под обстрелом,

 это ужас Одессы (Ты видишь ли всё это, Боже!),

 там безумная мать над ребенка разорванным телом,

 на глазах поседевшая, даже заплакать не может.

 А когда закачается месяц на небе суровом

 и созвездья, что карты, сойдутся в пасьянсе астральном,

 виртуальную жизнь заклеймлю я разгневанным словом,

 а она будет клясться, что вовсе и не виртуальна…