Игорь     КАРАМНОВ

  ГОЛОС    ЗОЛОТОЙ

Саксофон-романтик,   вечер-босс,

музыка – любимая   до   слёз…

Расцветают   розы   и   миндаль,

сердце – здесь

и – улетает  вдаль!

Вспомнил    зал

почти   совсем   пустой,

саксофона   голос   золотой.

Внемлет   симфонический   оркестр,

как    река,

но   не   с   названьем  «Днестр».

Ханис-цхали   или   сам   Баксан –

вот,  кто   душу   лечит   всю   из    ран,

и,  конечно – розы  и   миндаль,

им   меня   до   содроганья   жаль,

жаль   и   всех   несбывшихся    надежд,

словно    молью   траченых   одежд.

Новые   надежды – словно   сон,

но   я   в   сон,  как   в   музыку,   влюблён!

Слышу   вновь   я   голос   золотой,

всё   пройдёт,   но   он – всегда  со   мной!

5   ноября   2015  г.

           ПАРАД    И    СМЕРТЬ   

           НИКОЛАЯ    КАРАМНОВА

            Вот  он  –  парад  не  Победы!

            Немцы  –  уже  под  Москвой,

            словно  нас  Боженька  предал,

            а  не  грузин  весь  рябой.

            Строго  глядит  с  Мавзолея

            повар  наперченых  блюд,

            а  на  полях  танки  тлеют,

            дети  и  бабы  ревут.

            Как  же  такое  случилось,

            что  даже  стонет  земля:

            «Я  ведь  за  вас  так  молилась,

            а  в  страшных  ранах  поля.

            Как  же  с  фашистским  отродьем

            можно  скреплять  договор?

            Чем  же  он  думал,  негодник?

            сын  семинарий  и  шпор...»

            Гнали  на  запад  составы

            с  хлебом  и  даже  углём,

            эх,  для  фашистской  державы

            ночью  и  радостным  днём.

            Но  вот  сейчас

            с  грустным  ликом

            тучи  –  не  как  изумруд,

            эх,  а  внизу  –  пред  владыкой  –

            люди,  как  пешки,  идут.

            Рота  за  ротой  проходит,

            с  неба  несётся  снежок,

            таять  на  щёках  холодных

            и  забиваться  в  носок.

            Коля  Карамнов,  что  будет

            мне  предназначен  в  дядья

            волей  и  жизней,  и  судеб,

            жив  по  брусчатке  идя,

            жив  и  подробно  напишет,

            как  он  по  площади  шёл,

            и  снег  роскошный  и  лишний

            неприхотлив  был  и  гол.

            Эх,  а  потом   не  до  курев:

            сразу  с  парада  –  на  фронт!

            Умники  гибли  и  дурни

            под  причитанья  ворон.

            Коля  погиб  на  рассвете

            страшного  дня  ноября ,

          снег снова  нёсся,

            согретый,

            как  ледяная  заря.

            Снова,  не  ведая  брэндов,

            пули  свистели

            и  жгли

            снег,  что  с  мечтой  о  Сорренто

            Колю  согрел  для  земли.