Юрий Лебедь (1941-2022)

 Глядя в зеркало,
 глубже загляни в душу.

Венок сонетов

I.
Пожалуй, старомодным становлюсь,
когда себя улыбкой привечаю,
в зеркальном отраженье замечая
за блеском глаз запрятанную грусть.

Как оказался я в плену причуд -
пожалуй, до сих пор не понимаю.
Как должное, смиренно принимаю
и то, чего принять я не хочу.

Седой старик стоит передо мной...
Неужто, Боже, это облик мой?
И время покаяния настало...

Что ж ты, дружище, головой поник?
Признайся: износился твой двойник,
как ватное, в заплатах одеяло.

II.
Как ватное, в заплатах, одеяло,
сегодня наш убогий, скудный быт...
Преступно звездно небосвод горит,
но присмотрись - опять звезда упала.

А вон еще... Прощальный шлет привет
пунктиром, замыкающимся смертью...
Что нам останется теперь измерить:
остывший след или померкший свет?

Я к зеркалу с опаской подхожу
И с ужасом себя не нахожу, -
в нем клоуны, уроды, кто попало,

как на базаре, "децибельный" шум...
Чтоб не сойти с ума, свой крик душу:
"Сними меня скорее с "пьедестала!"

III.
"Сними меня скорее с пьедестала!" -
Я женщине любимой говорю.
А сам от боли и стыда горю,
на зеркало набросив покрывало.

Как лошадь, на дверной кошусь проем:
в стекле - я знаю - тоже отраженье...
Кто пулей стал из нас, а кто мишенью,
сейчас неважно. Я один. Вдвоем...

И предстоит нелегкий разговор,
какого не бывало до сих пор.
Нельзя сказать, что к диалогу рвусь...

Как ни крути, его не избежать...
привыкший часто падать и вставать,
я высоты надуманной боюсь.

IV.
Я высоты надуманной боюсь
лишь потому, что перед ней бессилен.
Ты помнишь, как вождей мы возносили,
Есенина читали наизусть?

Магическое что-то в этом есть,
когда судьба за ореолы платит
кому мандатом в высшую палату,
ну, а кому в палату номер шесть.

Двойник, пытаясь что-то мне сказать,
нацелил в образа свои глаза...
Спаси меня, спасительный потоп!

Ной не придет. Дыряв его ковчег...
Вдвоем один. Как холоден ночлег!
Давай мы все оставим на потом.

V.
Давай мы все оставим на потом,
негоже принимать решенье всуе.
Молва - не душ, и душу жжет -
не студит, и нет нужды
запахивать пальто...

Но мой двойник вздыхает, чуть дыша:
- Всегда ли ты других учился слушать?
Ты не забыл, как брызгаются лужи,
когда нелепо остановлен шаг?

Он сетует, что я в конце пути,
советует, как лужи обойти,
остаток дней не запятнав при этом...

Мне менторский его противен тон -
не потому ли, что при всем при том
я не хочу недоброй быть приметой...

VI.
Я не хочу недоброй быть приметой,
а доброй - к сожаленью, не смогу...
Друг перед другом мы в таком долгу,
что даже страшно признаваться в этом.

- Что ухмыляешься, моё второе "я"?
Не нравится своё же отраженье?
Морщины - это шрамы от сражений,
проигранных на поле бытия.

Ехидная улыбка жестких губ
сигналит, что бывал частенько груб,
а седина, как флаг пред новым веком...

Ему на милость боязно сдаюсь,
но все равно, сдаваясь, остаюсь
противным и колючим встречным ветром.

VII.
Противным и колючим встречным ветром
себе в лицо - не каждому дано...
Еще вчера мы бегали в кино
и яблоням выкручивали ветки...

Букеты робко пряча за спиной,
на тайные свидания спешили.
Дарили, отнимали и грешили...
Кто больше - я? А может, тот, другой,

копирующий жесты и движенья?
Зачем передо мной он на коленях?
- А ну-ка встань! Не вздумай! А не то...

...Прошу у Бога за двоих прошенья,
чтобы не стать одной печальной тенью
и, Господи, помилуй! - лишним ртом.

VIII.
О, Господи, помилуй! Лишним ртом
страшнее, чем наемным стать убийцей...
Что предлагаешь мне, мой друг? Напиться?
И прошлое перевернуть вверх дном?

С тобой мы это делали не раз.
Какой же смысл искать покой в безумстве?
А сердце, как рассерженный Везувий,
разверзлось и предстало напоказ...

Смотрите, люди! Видите рубцы?
Оставили вот этот - подлецы.
А этот... Не скажу. Я так боюсь

еще живую рану растревожить.
Не хочется сдирать, как пластырь, кожу,
из минуса пытаясь сделать плюс.

IX.
Из минуса пытаясь сделать плюс,
я с зеркала срываю покрывало...
Передо мною - панорама бала -
улыбки, конфетти и щедрость муз.

Как лебеди, кружатся в забытьи
Каренины, Онегины, Ростовы...
На лучшей в мире женщине - простое
в горошек платье - самый высший стиль.

Ах, этот белый танец при свечах
с ладонями любимой на плечах...
Отдать на суд сценарий не боюсь.

Оценят - можно хоть на эшафот.
...Пока коня седлает Дон Кихот,
я с ветряными мельницами бьюсь.

Х.
Я с ветряными мельницами бьюсь
скорее для бравады, не для фарса.
Ну что, двойник, настало время. Кайся!
Я уступаю. Я не тороплюсь.

Тебе, я вижу, некуда спешить,
коль мнешь в раздумье сивую щетину...
Тогда припомни первую причину,
когда тебе перехотелось жить.

Забыл? Или не хочешь вспоминать?
Не прячь глаза! Их подарила мать -
Она была для нас второй Отчизной...

Отмаялась... А ты остался жить.
Любовь и память сможешь сохранить,
бросая вызов несуразной жизни?

XI.
Бросая вызов несуразной жизни,
смотрю все чаще в зеркало-окно...
Ты помнишь детство? Боже, как давно
в родительском саду ядрились вишни.

Козой Аксиньей пахло молоко,
которого она давала мало...
Мне тяжело. Душа болеть устала.
Да и тебе, я вижу, нелегко...

Ты - соучастник счастья и позора,
измен и незаконных приговоров,
ты - порох, охраняющий свинец.

И ты мешаешь. Я кулак сжимаю,
как будто к поединку призываю...
Неважно, кто ты: трус или боец.

XII.
Не важно, кто ты: трус или боец.
Хрустят, как лед, зеркальные осколки...
Они еще живые все, поскольку
в любом из них - начало и конец.

Медовый пряник, узловатый кнут,
невинный и порочный псевдо гений...
Всего-то нужно: взять совок и веник -
безжалостным движеньем круг замкнуть.

Исчезнет сразу многоликость бала,
где ты со мной невестой танцевала...
На пальцах не окажется колец...

Успеют свечи горестно растаять...
и озарит вдруг истина простая:
билет на жизнь всегда в один конец.

ХIII.
Билет на жизнь всегда в один конец.
И право на раздумье у стоп-крана...
Пошли мне, Бог, во сны живою маму, -
пусть от нее повременит гонец...

И подари, конечно, если можешь,
мне честные и добрые стихи.
Прости мне не прощенные грехи,
и женщине моей любимой тоже.

...А мой двойник, похоже, не слабак,
коль понял, что убить в себе раба
важнее, чем легко расстаться с жизнью.

Дорос я до него иль не дорос?
Завис петлей мучительный вопрос.
И никогда он не бывает лишним.

XIV.
И никогда он не бывает лишним.
Плохое на хорошее делить,
остаток в строгой тайне сохранить -
быть к таинству, хоть чуточку, но ближе.

Еще поближе - верить просто так.
Друзей своих предательством проверить.
...Я обожаю сказки и поверья,
в которых побеждает доброта.

Она как признак равенства и силы.
Волшебный праздник. Яркий и красивый.
Как светлая, возвышенная грусть...

Мне страшно, когда праздники все ближе.
В них зеркала. А я их ненавижу!
Пожалуй, старомодным становлюсь.

XV.
Пожалуй, старомодным становлюсь,
как ватное, в заплатах одеяло.
Сними меня скорее с пьедестала, -
я высоты надуманной боюсь.

Давай мы все оставим на потом.
Я не хочу недоброй быть приметой.
Противным и колючим встречным ветром,
и, Господи, помилуй! - лишним ртом.

Из минуса пытаясь сделать плюс,
я с ветряными мельницами бьюсь,
бросая вызов несуразной жизни.

Неважно, кто ты: трус или боец, -
билет на жизнь всегда в один конец.
И никогда он не бывает лишним.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

XVI.
В окно вползает заспанный рассвет
и медленно на все наводит резкость.
Тобой забытый шарф на спинке кресла
на мой вопрос такой простой ответ.

Стучат о подоконник воробьи...
Откуда столько силы в хрупких лапках?
И хочется восторженно заплакать
от обновленья Утра и Любви.

Мы у Природы все под колпаком.
Она, как мать, прощает и жалеет.
Хранит суть жизни в колосе тугом,

становится доступней и добрее,
коль чувствует: за солнечным клубком
подсолнухи вытягивают шеи.