Виктор МЕЛЬНИКОВ
ВОСПОМИНАНИЯ О ДВЕНАДЦАТОМ ГОДЕ
Две сотни лет… Какие перемены
Видала ты, родимая земля!..
Закат кровавой тенью лёг на стены
Коломенского древнего кремля.
То полыхает невдали столица
Иль вся страна войной обожжена? —
Лажечникову юному не спится,
Хотя в усадьбе дремлет тишина.
У образов — лампадок самоцветы,
В угрозу вражью — верится с трудом.
Но вопреки отцовскому запрету,
Наследник покидает отчий дом!..
Вся жизнь промчалась — будто сновиденье,
Запечатлелась на страницах книг.
В час призраков невидимою тенью
Блуждает у кремля седой старик.
В морщинах лоб… Печален отчего-то.
Там, за чертой, — он молится за всех.
Его гнетут грядущие заботы —
Так неспокоен двадцать первый век!
Провидит в нашей жизни — перемены,
И оттого тревожится не зря:
Опять закат коломенские стены
Окрасит алым, как придёт заря…
ПУШКИНСКИЙ ТРИПТИХ
1. Весна в Михайловском
Небо светлеет с зарёй.
Луг — будто нитью расшит.
По небу лёгкой мечтой
Облако-ангел летит.
День просыпается, тих,
И расплетается мгла.
Веет неведомый стих
Лёгким полётом крыла.
В окна струится рассвет,
Даль перед взором — близка.
Музе певучей в ответ
Вольно струится строка!
А лепестки, словно снег,
С вишни осыплются вниз…
Слиты мгновенье и век:
Время… цветение… жизнь.
2. Оленька Калашникова
В имении теплятся свечи.
Над лугом, притихшим вдали,
Стал ветер свежее и резче,
Туманы уже отошли…
Но радость, как день, убывает,
Морщинка легла вдоль чела,
И снова кольнёт, оживая,
Любовь, что как будто прошла.
Те звёзды сияли недолго
Сиреневой юной весной.
Она, черноглазая Ольга,
Была лишь его крепостной.
Но метку на сердце оставил
Ожог непонятных светил…
И сын их единственный, Павел,
Недолго на свете пожил.
А Ольге — желанной, любимой, —
С немилым-то жить каково?
И вздрогнул Поэт… Словно дымом
Подёрнулись очи его…
А листья, как дни, улетали,
Кричали над ним журавли.
Но в памяти вспыхивал сталью
Осколок далёкой любви.
И в час его жизни прощальный,
Пред тем, как душа отбыла,
Тот образ, покорный, печальный,
Неслышно вздохнул у чела…
3. Чёрная речка
Невесёлый бег коней.
Лес чернеется вдали…
Бьются мысли — всё о ней:
Натали, Натали…
Рядом чёрный человек —
Боль лихая и беда.
Отогнать — иль лечь на снег
Навсегда, навсегда.
Жутко глянул пистолет,
И Поэт на снег упал.
Что же выстрел твой навек
Запоздал, запоздал?
— Что, Данзас, нахмурил бровь?
Вот и всё?.. Кончен век?..
Застывая, каплет кровь
Алой вишенкой на снег.
ЛЕРМОНТОВ. ПОСЛЕДНЯЯ ДУЭЛЬ
Пролётка спешит, как судьба, по отлогому склону,
То вниз, то взлетая по горной дороге кривой.
Июльский нахмурился день пред грозой раскалённой,
И сыплют деревья, как осенью, жёлтой листвой.
И солнце багряное с неба спускается ниже.
Как яростно ал, будто щит боевой, его круг!
А кони спешат… С каждым шагом становится ближе
Гора роковая с названием вещим: Машук.
Уж всё решено… И намечено место дуэли,
Огонь его жизнь оборвёт, будто слабую нить.
Как страшно, что мчится свинец к точно заданной цели,
Как больно, что нам этот путь не дано изменить!
_________________________________
И боль полыхнула в груди окровавленным комом,
И ангелы душу его к облакам понесли.
И охнул июль над землёю заоблачным громом,
Как звук Бородинского боя в далёкой дали.
А дождь поливал… Неподвижный, покинутый всеми,
Лежал онемевшей России великий Поэт.
Рыдало в горах почерневшее небо, и Время
Над ним зажигало бессмертья немеркнущий свет.
ВЕЧНЫЙ ПАМЯТНИК
И на скале, замкнувшей зыбь залива,
Судьбой и ветрами изваян профиль мой.
М.Волошин, «Коктебель»
Ах, Россия… Судьбой положено:
Дышит будущее — во мгле.
И сияет профиль Волошина
Ветром времени — на скале.
Век двадцатый… Заря кровавая…
Но мужал его крепкий стих.
Знал Поэт своё дело правое —
И молился за тех и других.
Полыхали огнём пожарища,
Алой кровью текла вода.
А стихи его знали — «товарищи»,
И читали их — «господа».
Он не прятался в мутной замяти,
Не стрелял по своим во мгле,
И за то ему — Вечный Памятник
Дан Природою на земле.
Мчит Россия конём взъерошенным,
Окровавлен трёхцветный флаг.
Горько смотрит профиль Волошина,
И молчит гора Карадаг.
НА ВЕЛОСИПЕДЕ ПО КОЛОМНЕ
Сияют очки, как на солнце колёса,
Звонок дребезжащий не смолкнет никак.
На велосипеде, как ветер, пронёсся
Весёлый, игривый, задорный Пильняк.
Весна и знамёна над бурной Россией,
Эпоху, как плёнку, не пустишь назад.
И рыжим костром его кудри лихие
Летят… Гимназисток робеют глаза.
А он только ловит смущённые взгляды,
За шутками слыша девчоночий смех,
Бугрит мостовая… Да, видно, так надо:
Такой у него — и России — разбег!
Напишет строкой необычной, как время,
И канет во времени — юный, живой.
Запомнят его вековые деревья
Да старый булыжник седой мостовой.
А где-то под залпами падают люди.
И горькая выпала доля ему.
О, сколько в России талантов убудет —
Сгорит и провалится в вечную тьму!
Над ними на кладбищах шепчут деревья,
Молитва под небо летит, высока…
А в древней Коломне клубятся поверья
И птицей проносится тень Пильняка!
АХМАТОВА В СТАРКАХ
Тишиною наполнился вечер
У церковных обветренных стен.
Благодатью заветной отмечен
Древний берег, что чужд перемен.
И как будто видением странным,
На закате вечерней порой
Снова бродит Ахматова Анна
Москворецкой высокой тропой.
Жар сменился дыханием росным,
И собрались над волнами вод
Вековые песковские сосны,
Словно рать — в Куликовский поход.
В этом летнем покое окрестном
Ты, пожалуй, поверишь едва,
Что в чуме бесконечных арестов
По ночам догорает Москва.
А во флигеле княжеском — снится:
Жаркий полдень у Пятницких врат,
И Маринкиной башни темница,
И рябой пильняковский Арбат…
И ложится в напевную память
В перехлёст наших дней и веков
Ароматное пряное пламя —
Обагрённый шиповник Старков!
ВАЛЕРИЮ КОРОЛЁВУ
I
Были радости, были беды
В перестроечной кутерьме.
Наши дружеские беседы
Часто видятся мне во сне.
Мы, Валера, летим с тобою —
Догонять журавлиный клин…
В небо вешнее, голубое
Ты ушёл без меня — один.
Ты — в обители вечной, новой, —
По земле там не тосковал? —
Помнишь крепкий чай «трёхслоновый» —
Как он души нам согревал!
Захожу я в своё жилище,
Не спеша зажигаю свет.
Будто сердце кого-то ищет,
Друга ждёт… А его уже нет.
А раскроешь твои страницы,
Точно дверь в окоём живой —
И надежда сверкнёт зарницей —
Словно слышу я голос твой.
Недокуренной сигаретой
Вешний вечер вдали погас…
Будто взглядом твоим согретый,
Жду улыбку знакомых глаз.
Эх, Валерий… Года лихие,
И неведомо, что нас ждёт…
Ты молись, молись за Россию —
Может быть, Господь и спасёт.
II
Я помню: май за окнами расцвёл.
Плыла заря, по-летнему алея.
А ты, мой друг, в небытие ушёл —
До первого не дожил юбилея.
Текла беседа. Души грела нам.
Казалось: мы летаем над Россией.
Но ты один поднялся к небесам,
Да и остался в их далёкой сини.
Стал вешний день на сумерки похож,
А ты ушёл в цветущем ярком мае.
Всё вижу: вот — в фуфаечке идёшь,
Тоску полей всем сердцем принимая.
Какая даль нам виделась во мгле,
Какие встанут впереди рассветы? —
Как без тебя родной твоей земле,
В твоих твореньях много раз воспетой?
АБАКУМОВСКИЙ ФЕВРАЛЬ
Умыта ветром солнечная даль,
А снег — как холст разостлан придорожный.
Сегодня — абакумовский февраль,
Нам словно улыбнулся сам художник.
Шумят ветра у птиц над головой,
Тревожа дали трепетными снами.
И кажется, что Мастер — здесь, живой,
Коломною проходит вместе с нами.
Его рябины снова ждут весны,
Озябшие персты на солнце грея,
И будут жить, на холст нанесены,
Не увядая вечно, не старея.
Асфальт подсохший солнцем разогрет,
Ручьёв и птиц струятся отголоски.
Что ж, Абакумов был большой поэт
Провинциальной красоты неброской.
Мазки его — что ливень грозовой:
Когда прольётся благодать на землю,
Наш город глянет звонкой красотой
С его холста, церковным гимнам внемля.
Не торопитесь от его картин
В тот мир, где сердцу суетно и пусто.
Весь этот праздник создал он один,
Но нет его… И днём весенним грустно…
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.