Виктор Коркия
Двери сомкнулись, и сердца не слышно.
Зря ты целуешь стекло под землей.
Время проходит, а жизнь неподвижна.…
Свет, разлетаясь, становится тьмой.
Время проходит, а жизнь неподвижна.…
Свет, разлетаясь, становится тьмой.
Поезд подземный в пространстве межзвездном
в чрево свое собирает народ.
В полном беспамятстве вечером поздним
вижу Галактики круговорот.
Нет, не железная, нет, не дорога.
Нет, не печальные, нет, не глаза.
Тайное слово исходит от Бога
и возвращается на небеса.
* * *
Статýя сойдет с пьедестала без помощи ног.
Но тьма велика, и никто ничего не заметит.
И облик Диавола примет разгневанный Бог,
и двадцать веков светом истины разом осветит.
Но что нам до истины? – этот холодный огонь
исходит с небес, до которых любви не добраться.
Свеча догорает, и воск обжигает ладонь.
Того и люблю, с кем придется навеки расстаться.
Закаты Европы красивы в пространстве пустом.
Статуя без ног переходит века и границы.
Статуя без ног огибает пустующий дом.
Свеча догорает, и ты опускаешь ресницы.
Природа боится, но не пустоты, а себя.
Себя, то есть тех, кто собой заполняет природу.
Статуя без ног заполняет природу, и я
уже не могу различить пустоту и свободу.
--------------------------------------
* * *
Он так хотел сойти с ума,
но как-то не сходилось.
Он вышел из дому. Зима
белела и светилась.
Он посмотрел по сторонам,
превозмогая жалость:
белело тут, светилось там,
а жизнь не получалась.
Он шел в толпе, томясь одним –
умом, и тьма народа
взаимодействовала с ним
как мертвая природа.
Круговорот каких-то морд
урчал и мыслил здраво,
и как великий натюрморт
лежала сверхдержава.
Над ней луна средь бела дня
плыла в небесной сини.
Он шел, молчание храня
от имени России.
Он понимал ее умом
и понимал поэта,
который смел сказать о том,
что невозможно это.
Но пусть и Запад, и Восток
исполнены коварства,
Россия все-таки не Бог,
а Бог – не государство.
--------------------------------------
* * *
Голос мой становится седым,
чтобы легче превратиться в дым.
Этот дым восходит к небесам,
чтобы свет пролился, как бальзам.
Чтобы кто-то через триста лет
вдруг открыл, что был такой поэт…
-------------------------------------
* * *
Если разобраться, если вникнуть,
стоит ли вниманье привлекать?
Можно к одиночеству привыкнуть –
мало ли к чему не привыкать!
Я могу довольствоваться малым.
Не пора ли выйти из игры?
С головой накроюсь одеялом –
и открою новые миры.
Как улитка или черепаха,
в спячке познающая себя,
за кордоном нищеты и страха,
за границей собственного я,
где уже ни боли, ни обмана,
где не страшно жить и умирать,
где, по крайней мере, как-то странно
злобствовать, витийствовать, играть, –
жизнь моя едва ли мне приснится.
В полночь в Елисейские поля
выпорхнет из рук моих синица
и авось сойдет за журавля.
В тёмном небе некого стесняться –
лишь бы не задеть за провода.
Перед смертью – что мне прибедняться,
после смерти – что мне правота?..
Вербное настанет воскресенье,
а когда – бессмысленно гадать.
Если вникнуть – адское везенье.
Если разобраться – благодать.
---------------------------------------
* * *
Мы перешли пределы откровенности,
однако сохранили про запас
испытанные нравственные ценности,
которым грош цена уже сейчас.
Не с пьяных глаз мы брали обязательства,
мы трезво все продумали сперва,
но властно предъявили обстоятельства
свои бесчеловечные права.
И все потенциальные возможности,
и все прекраснодушные мечты
открылись вдруг во всей своей ничтожности
в час ночи под покровом темноты.
И за окном кончалось мироздание,
и миллионы одиноких глаз
из космоса смотрели без сознания,
как коллективный Бог, на смертных нас...
--------------------------------------
* * *
"Бегущая строка"
«И вот что начертано: мене, мене, текел, упарсин».
Книга пророка Даниила
Оркестр играет между нами,
но между нами – пропасть. Звук
лавирует между домами,
но без музыки – как без рук.
Не наш пример – другим наука.
Не наш, но эта синева,
но эта музыка без звука,
как в старом добром синема!..
Оркестр играет в промежутках
Истории, где нет меня,
играет на моих уступках,
на паперти, на злобе дня.
И кажется, строкой бегущей
впечатан день, и год, и век –
и только букв горящих бег
во мгле судьбы быстротекущей!..
Они горят на каждом доме
по всей расхристанной стране,
и на безвестном танкодроме
солдаты курят на броне.
Оркестр играет между ними,
бежит бегущая строка
между чужими и родными –
сквозь нас, сквозь них, через века...
Оркестр без музыки играет,
играет на своем веку,
пока бегущая стирает
строка – строку, строка – строку...
---------------------------------------
"Улисс"
Памяти матери
...где не бывал и не буду уже никогда.
Мимо реклам, супермаркетов, дансингов – плиз!
Царь одиночества, царство твое – немота.
Кто этот странник, присвоивший имя Улисс?
Жизнь под водой превращается в жизнь подо льдом.
Бедные девы по бедности рвутся в Париж.
Страшно не то, что других понимаешь с трудом.
Странно не то, что при этом над жизнью паришь.
И – как поется – мне некуда больше спешить.
Некуда больше – и можно вздохнуть наконец.
Можно идти по прямой и по кругу кружить,
чувствуя сердцем летящий сквозь сердце свинец.
Он убивает, но ты остаешься в живых.
Ты остаешься в живых, потому что весна.
Сам по себе – и вокруг ни своих, ни чужих.
Вольному – воля, живому – война не война.
Я равнодушен и к самой священной из них.
Адский соблазн – прикоснуться к живому огню.
К вечной невесте подходит красавец-жених.
Смотрит в бессмертную душу, как в зубы коню.
Хватит об этом. О чем говорить под конец
тысячелетия? Ложь на коротких ногах.
Радуйся, дура, жених у тебя красавeц!
И не утонет в обманчивых русских снегах.
Мимо вокзалов, где женщины спят по-мужски.
Мимо Лубянки – на дикий сибирский простор.
Холодно, леди. Тоска промывает мозги.
Снег на вершинах Кавказских и Ленинских гор.
Я не распался на Владивосток и Ташкент.
Я не остался, Мария, как ты, за бугром.
Вечность не больше, чем этот текущий момент.
Дьявол не больше, чем бес у меня под ребром.
Ты, сверхдержава, не больше меня, и в тебе
есть и другие, идущие следом за мной.
Я выхожу из себя, растворяясь в толпе.
Кладбище света стоит у меня за спиной.
Радуйся, старче, что в прошлом прошедшего нет.
Нет ничего – ни тебя, ни былого, ни дум.
Смутное время не слышит течения лет.
Смутное время течет, как текло, наобум.
Ты мимоходом проходишь своим чередом.
Вечной весной упоительно капает с крыш.
Жизнь под водой превращается в жизнь подо льдом.
Но подо льдом ты над жизнью и смертью паришь!..
Так далеко я не видел еще никогда.
Свет неизвестной звезды, отраженной в реке.
Царь одиночества, царство твое – немота.
Что ты стоишь? Уходи, как пришел, – налегке.
Мимо Кремлевской, Берлинской, Китайской стены,
мимо германской, афганской, чеченской войны,
мимо гражданской, заросшей быльем до поры,
мимо срытой Поклонной горы.
Мимо века иного, с которым лишь мeльком знаком.
Мимо праха родного за темной стеной на Донском.
http://portal21.ru/news/we_recommend.php??ELEMENT_ID=6486
Статýя сойдет с пьедестала без помощи ног.
Но тьма велика, и никто ничего не заметит.
И облик Диавола примет разгневанный Бог,
и двадцать веков светом истины разом осветит.
Но что нам до истины? – этот холодный огонь
исходит с небес, до которых любви не добраться.
Свеча догорает, и воск обжигает ладонь.
Того и люблю, с кем придется навеки расстаться.
Закаты Европы красивы в пространстве пустом.
Статуя без ног переходит века и границы.
Статуя без ног огибает пустующий дом.
Свеча догорает, и ты опускаешь ресницы.
Природа боится, но не пустоты, а себя.
Себя, то есть тех, кто собой заполняет природу.
Статуя без ног заполняет природу, и я
уже не могу различить пустоту и свободу.
--------------------------------------
* * *
Он так хотел сойти с ума,
но как-то не сходилось.
Он вышел из дому. Зима
белела и светилась.
Он посмотрел по сторонам,
превозмогая жалость:
белело тут, светилось там,
а жизнь не получалась.
Он шел в толпе, томясь одним –
умом, и тьма народа
взаимодействовала с ним
как мертвая природа.
Круговорот каких-то морд
урчал и мыслил здраво,
и как великий натюрморт
лежала сверхдержава.
Над ней луна средь бела дня
плыла в небесной сини.
Он шел, молчание храня
от имени России.
Он понимал ее умом
и понимал поэта,
который смел сказать о том,
что невозможно это.
Но пусть и Запад, и Восток
исполнены коварства,
Россия все-таки не Бог,
а Бог – не государство.
--------------------------------------
* * *
Голос мой становится седым,
чтобы легче превратиться в дым.
Этот дым восходит к небесам,
чтобы свет пролился, как бальзам.
Чтобы кто-то через триста лет
вдруг открыл, что был такой поэт…
-------------------------------------
* * *
Если разобраться, если вникнуть,
стоит ли вниманье привлекать?
Можно к одиночеству привыкнуть –
мало ли к чему не привыкать!
Я могу довольствоваться малым.
Не пора ли выйти из игры?
С головой накроюсь одеялом –
и открою новые миры.
Как улитка или черепаха,
в спячке познающая себя,
за кордоном нищеты и страха,
за границей собственного я,
где уже ни боли, ни обмана,
где не страшно жить и умирать,
где, по крайней мере, как-то странно
злобствовать, витийствовать, играть, –
жизнь моя едва ли мне приснится.
В полночь в Елисейские поля
выпорхнет из рук моих синица
и авось сойдет за журавля.
В тёмном небе некого стесняться –
лишь бы не задеть за провода.
Перед смертью – что мне прибедняться,
после смерти – что мне правота?..
Вербное настанет воскресенье,
а когда – бессмысленно гадать.
Если вникнуть – адское везенье.
Если разобраться – благодать.
---------------------------------------
* * *
Мы перешли пределы откровенности,
однако сохранили про запас
испытанные нравственные ценности,
которым грош цена уже сейчас.
Не с пьяных глаз мы брали обязательства,
мы трезво все продумали сперва,
но властно предъявили обстоятельства
свои бесчеловечные права.
И все потенциальные возможности,
и все прекраснодушные мечты
открылись вдруг во всей своей ничтожности
в час ночи под покровом темноты.
И за окном кончалось мироздание,
и миллионы одиноких глаз
из космоса смотрели без сознания,
как коллективный Бог, на смертных нас...
--------------------------------------
* * *
"Бегущая строка"
«И вот что начертано: мене, мене, текел, упарсин».
Книга пророка Даниила
Оркестр играет между нами,
но между нами – пропасть. Звук
лавирует между домами,
но без музыки – как без рук.
Не наш пример – другим наука.
Не наш, но эта синева,
но эта музыка без звука,
как в старом добром синема!..
Оркестр играет в промежутках
Истории, где нет меня,
играет на моих уступках,
на паперти, на злобе дня.
И кажется, строкой бегущей
впечатан день, и год, и век –
и только букв горящих бег
во мгле судьбы быстротекущей!..
Они горят на каждом доме
по всей расхристанной стране,
и на безвестном танкодроме
солдаты курят на броне.
Оркестр играет между ними,
бежит бегущая строка
между чужими и родными –
сквозь нас, сквозь них, через века...
Оркестр без музыки играет,
играет на своем веку,
пока бегущая стирает
строка – строку, строка – строку...
---------------------------------------
"Улисс"
Памяти матери
...где не бывал и не буду уже никогда.
Мимо реклам, супермаркетов, дансингов – плиз!
Царь одиночества, царство твое – немота.
Кто этот странник, присвоивший имя Улисс?
Жизнь под водой превращается в жизнь подо льдом.
Бедные девы по бедности рвутся в Париж.
Страшно не то, что других понимаешь с трудом.
Странно не то, что при этом над жизнью паришь.
И – как поется – мне некуда больше спешить.
Некуда больше – и можно вздохнуть наконец.
Можно идти по прямой и по кругу кружить,
чувствуя сердцем летящий сквозь сердце свинец.
Он убивает, но ты остаешься в живых.
Ты остаешься в живых, потому что весна.
Сам по себе – и вокруг ни своих, ни чужих.
Вольному – воля, живому – война не война.
Я равнодушен и к самой священной из них.
Адский соблазн – прикоснуться к живому огню.
К вечной невесте подходит красавец-жених.
Смотрит в бессмертную душу, как в зубы коню.
Хватит об этом. О чем говорить под конец
тысячелетия? Ложь на коротких ногах.
Радуйся, дура, жених у тебя красавeц!
И не утонет в обманчивых русских снегах.
Мимо вокзалов, где женщины спят по-мужски.
Мимо Лубянки – на дикий сибирский простор.
Холодно, леди. Тоска промывает мозги.
Снег на вершинах Кавказских и Ленинских гор.
Я не распался на Владивосток и Ташкент.
Я не остался, Мария, как ты, за бугром.
Вечность не больше, чем этот текущий момент.
Дьявол не больше, чем бес у меня под ребром.
Ты, сверхдержава, не больше меня, и в тебе
есть и другие, идущие следом за мной.
Я выхожу из себя, растворяясь в толпе.
Кладбище света стоит у меня за спиной.
Радуйся, старче, что в прошлом прошедшего нет.
Нет ничего – ни тебя, ни былого, ни дум.
Смутное время не слышит течения лет.
Смутное время течет, как текло, наобум.
Ты мимоходом проходишь своим чередом.
Вечной весной упоительно капает с крыш.
Жизнь под водой превращается в жизнь подо льдом.
Но подо льдом ты над жизнью и смертью паришь!..
Так далеко я не видел еще никогда.
Свет неизвестной звезды, отраженной в реке.
Царь одиночества, царство твое – немота.
Что ты стоишь? Уходи, как пришел, – налегке.
Мимо Кремлевской, Берлинской, Китайской стены,
мимо германской, афганской, чеченской войны,
мимо гражданской, заросшей быльем до поры,
мимо срытой Поклонной горы.
Мимо века иного, с которым лишь мeльком знаком.
Мимо праха родного за темной стеной на Донском.
http://portal21.ru/news/we_recommend.php??ELEMENT_ID=6486
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.