Давид Кудыков

 

 ДОЖДИК

По зонтику,
по зонтику
Стучит веселый дождь.
На сходе спиц, на кончиках
Алмазных капель дрожь.

И так легко вдоль улицы,
Как будто бы впервой,
Танцуется,
танцуется
Дождю по мостовой.

Вдруг радуга – мозаикой,
Вдруг радуга – дугой,
Дождинка в лучик вправлена,
Как яхонт дорогой.

И этот праздник дождика
На светлый бал похож!
По зонтику,
по зонтику
Стучит веселый дождь.

******
Подоконник жестяный
и дождя нескончаемый пляс.
Кружевной занавеской висит непогода.
Переводим часы, возвращая одолженный час,
Как и жизнь, переводим еще на полгода.

Разбиваются капли,
жизнь секунды прессует в года.
Неизбежная зрелость весомей и зримей.
Что считать свои годы – не стоит труда.
И грустить ни к чему,
все мы ранены ими.

Предрассветный и легкий
лету подаренный час
Без особых хлопот возвращает нам осень.
Как немного весны,
что осталась у нас про запас,
И которую в зрелость с собою уносим.

СЫНУ
 Сыну Алексею

Сынок, я мало дал тебе,
Я не успел – вошли без стука.
Ты постарайся сам теперь....
Ведь жизнь – жестокая наука.

Гордись отцом, чего б ни стоило,
И твердо верь – возьмет моя!
Сын, не рождаются героями,
Ими становятся в боях.

Слабак, познает праздник труса.
Предатель спрячется за спины.
Не замечая этот мусор,
Быть честным сможет только сильный.

А враг матёрый злобой треснет,
К триумфу в ярости стремясь.
Не замарают нашей чести
Наветы, ложь и эта грязь.

Поверь,
что не в чем мне покаяться –
Избрал по совести дорогу...
Ты никому, мой сын, не кланяйся, –
Иконам разве или –
Богу!..

АНГАРА
Алексею Муравьёву

Мы на заре
по Ангаре...
Она по нам –
туманом
И холодом
она по нам,
И ветром окаянным.

Ты – гордая река –
давно
Закована
в плотины,
И зверь обходит
стороной
Зубастые турбины.

Прорвётся волка
редкий вой.
Заворожила ловко
Красою дикой,
вековой,
Величьем и сноровкой.

Мы на заре
по Ангаре...
Она по нам –
туманом
И холодом
она по нам,
И ветром окаянным.

* * *
ТЕЛЕЖКА

Утро. Хмуро. Пустынная улица спит,
Хоть рассвета костер запалили на дальнем краю.
Так уныло и долго тележка скрипит и скрипит,
Одинокий прохожий толкает тележку свою.

И чего бедолаге не спится в холодную рань,
Когда время так нудно прядет свою пряжу.
Я себе говорю: «Ну, немного
внимательней глянь –
Это ты через годы толкаешь в тележке поклажу».

Здесь забот и надежд,
и упреков накопленный груз.
Тяжелей и надрывней колеса с годами поют.
Сдвинув чуть на затылок помятый картуз,
Через годы упрямо толкаю тележку свою.


Снится рассветом Россия
Ивой над речкой журчащей
Там, где избушки косые –
Сердцем хранимое счастье.

Знойной порой сенокоса,
Кружкой холодного кваса,
В травах тяжелых по пояс,
В капельках из ромашек.

Снится косою льняною
И бередит мою душу
Мягкой пахучей копною,
Россыпью рыжих веснушек,

Где за дубы вековые
В белых туманах купаться
Кони идут вороные –
Чёрные гривы их снятся.


За тропкой лес бескрайний поредел.
Его печали до моей нет дела,
Всему на свете, видно, есть предел,
Любовь, и та совсем не без предела.

Пахнет едва начавшейся весной,
А вон зима кусочком льда осталась.
И у меня печаль моя со мной,
Со мной моя тревога и усталость.

Зинуля 

В страны забугорные, иные
Нас, детей истерзанной России,
Белые, гнедые, вороные
В даль деньки лихие выносили.

Господи, с разбитыми губами
Обломился мне двадцатый век.
Паспорт новый выдали с гербами,
Я теперь свободный человек.

Ты стакан наполни-ка, Зинуля,
От совка совсем я протрезвел.
Не догнала бандюганов пуля,
Не сломил ментовский беспредел.

Мне рычала брызжущая харя:
«Ты, подлюга, больно нагл и смел...»
А теперь мозги не надо парить,
Я – эсквайр, или просто – сэр.

Здесь не валят «черных» за Россию
И за наших разудалых баб.
И бредем мы с Билом керосинить
К нашей Зинке в наш любимый паб.

Как не напрягались, не согнули,
Не убили веры и надежд.
Наш граненый наполняй, Зинуля,
И горбуху черного отрежь.

Белые, каурые, гнедые
В лихолетье дни нас выносили.
Ты налей нам, Зина, по единой
За тебя, за наших баб красивых.

Атака.
Рванём из окопа
Пехота вперёд
три сотни шагов
И проснувшийся дот
Винтовка родная
одна на двоих
Её подбираем у павших,
своих.
Вперёд на высотку
На чёртов бугор
А рядом споткнулся,
Земеля Егор…
Ещё метров двадцать
И целая жизнь
И кровь по ноге
Без боли бежит
Штыки и приклады
Проклятья и мат
И зубы скрипят
И кости трещат
Враг вытянул руки
Высотка взята
И стынут в шинельках на склоне тела
Меж чёрных воронок и серых камней
Винтовок на каждого стало по две…
Да мы победили,
Победа за нами
Гремит власть парадами,
а мы костылями…..

Миляуше 
Маленькая девушка – оренбургский ветер,
С запахом полыни роскошная коса,
Утренней ковыли вдаль бегущий трепет
И коня стремглавого вольная краса.

Взгляд сверкнул кинжалом,
чёрный, непокорный,
И свистит нагайкой фраза у виска.
Маленькая девушка! Я тобою пойман,
А коня объезженного впору приласкать.

И бежим мы степью по траве в росинках,
Ноздри раздувая вольностью степной,
Где рассвет набросил алую косынку
На огромный шар, названный Землёй.


Мякиш хлеба нам был вместо соски
Для рождённых у этого моря,
Где шумят корабельные сосны
И суда провожают у мола.

Мы ныряли ватагой с причала,
Игнорируя холод стойко,
Где горластые чайки кричали,
Залетая на нашу помойку

Здесь взращённые морем с пелёнок
Уходили на сейнерах юнги
И, закатами опалённые,
Возвращались в хибары на дюнах.

И девчонки в чешуйках солёных,
Отрываясь от нудной работы,
Убегали в стога соломы
Нам шептать про заветное что-то.

Мы травили про дивные страны,
Про шторма, про ветра и пучины
И, коростой морской обрастая,
Получали здесь титул «мужчины».

* * *
Моих волос не трогай, седина, –
Не хочется мне в зрелость торопиться,
Когда шутя ломает лед весна,
В деревьях соком начинает биться.

Смотрю вслед уходящим облакам
И думаю о молодости вечной, –
Но не сдержать, как речку берегам,
Мне ни весны, ни жизни быстротечной.

*****
Послушай тишину.

Ты эту тишину послушай
В ней притаился спящий ад
Не упокоеные души
Не захороненных солдат

В полях,
в лесах,
в болотном иле
Кто, где застыл
и где остыл
К Вам уваженья не хватило
Для всех не вырыли могил.

И не случилось превращенья
Глаза нахальны и пусты
Никто не попросил прощенья
Одни победные тосты.

Ни за пальбу заград отрядов
За депортации в снега
Ни за Хатынь,
Ни за штрафбаты
Ни за гниение в лагерях

Белеют под дождями кости
Над ними шевелиться пар
Концлагеря
мрак Холокоста
Почти забытый Бабий Яр.


Звучат победные аккорды
Не об ушедших,
не о них
Где дела не было до мёртвых
Там и не будет до живых