Скажешь тоже, детка. Нет у войны детей
Что помню, детка? Ну а что могу я помнить?..
Я и не думал, что до «новой» дотяну…
Что, – о себе?..
Ну да, в тот день я и родился на рассвете.
Особенный?.. Да чем он отличался?..
Обычный, говорю, июньский.
Ну разве что солнцестоянье длилось
Длинней всегдашнего. Так утверждала бабка.
Но разве можно верить старым людям?,
Таким, как я вот, например… Нельзя, конечно.
Наверно, день быть обещался тёплым,
Тем более – после вчерашнего дождя.
Я думаю, – в деревьях распевались птицы,
Растряхиваясь каплями воды.
И хоть мы многого тогда ещё не знали,
Не понимали ли, шушукались, скрывали,
Я думаю, – как хорошо бы было жить,
Не глядя на потом открывшуюся правду.
Я, извини, не плачу,.. накатило,.. нужно выпить,..
Какого-нибудь, что ли валидолу.
Ну что могу я помнить? По рассказам
Родных составил представленье кой-какое.
Чем пахнут роды?..
Потом,.. кровью,.. мамой…
Ты у своей спроси, она расскажет.
Ещё, конечно, – молоком. И это – главный запах.
Запах жизни.
Так много зелени там было, за окном больницы…
Там было лето, представляешь, – лето! –
Огромное, как будущая жизнь.
Так верилось, так мнилось, так казалось,
Когда б не… Что теперь о прошлом…А между тем,
Что остаётся, кроме памяти у нас?..
Да, воскресенье, полудрёма, город
Потягивался, будто пёс дворовый,
И сны досматривал – тягучие, цветные, –
Последние такие в это лето…
Точнее – не только в это лето,
Точнее – не только в этот год,
Не только…
Я помню будто, или же – придумал?..
Не важно, впрочем, я уж говорил…
Как мы узнали весть?.. Как всé узнали,
В то утро оказавшиеся собранными там
По воле объяснимых обстоятельств?,
В роддоме номер ноль по улице такой-то?..
Наверное, врачи ли, акушерки
Распространили эту,.. эту новость…
А я?.. Что – я?.. Лежал нелепым свёртком и сопел…
Но как-то вдруг, по внешним ощущеньям,
Вдруг стало тихо,.. отчего так стало?..
И холодно – и стало страшно-страшно,
Настолько страшно, что слова бессильны
Такую муку передать хоть как-то…
И – закричал я,.. верно, чтоб согреться,
Чтоб ужас отогнать,
Чтоб сумрак льда отбросить громким криком…
Наверное, мне это удалось…
Наверно, смерть, как бабка-повитуха,
Оскалившись, вгляделась мне вовнутрь
И белыми губами прикоснулась к сердцу,
И выдохнула холодом: - Живи!
И отшатнулась…
Что потом?.. Всё то же, как обычно,
Мать кормила грудью…
Но что-то изменилось в ней, во мне, во всех.
Что мог я знать, что мог я понимать?..
Тревога, страх,.. куда-то делось лето,
Как будто пересталось замечаться
До этого царившее тепло.
И люди,.. эти люди,.. эти лица, –
Как будто – перегруженные болью,
Как будто – улыбаться разучились,
Осунувшиеся и бледные, с глазами,
Почерневшими от горя…
Я упорно выискивал сияющую мамину улыбку,
Но видел слёзы, видел скорбь и муку,
И туго обхватив голодным ртом
Наполненную жизнью грудь,
Я всасывал в себя все будущие беды и печали,
Ибо стало полынно-горьким молоко её.
Вот всё, что знаю или – напридумал.
Ты извини, мне надо отдохнуть.
Такой был день: и лёгкий, и тяжёлый,
Одновременно солнечный и страшный,
Такой, вот, как сегодня, говорю.
Ишь, как совпало, снова – воскресенье…
Дитё войны?.. Какое там дитё! Старик войны я,
Скажешь тоже, детка. Нет у войны детей –
Есть сироты, и только. Как мы обое были со старухой.
Ей повезло вот – раньше,.. это,.. вот…
Нет, мне страшно, отбоялся, дочка,
Одно желанье – только б поскорей.
А вам,.. тебе вот тоже на ваш век досталось,..
Кто б мог подумать, что по новой будет!?
Ну да, иди, иди, спасибо и тебе уж,
Да береги себя, не дай-то Бог, опять начнётся…
9-10.02.19
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.