Ирина Ханум

ОРДЫНЦЫ


Всходила белая луна,
В пути наездникам светила.
Казалась степь совсем унылой,
А даль — безмолвна и черна.

Трава легла под табуном,
Монголы бредили ночлегом.
Тряслась земля под конским бегом,
И плыл куда-то окоём.

И вот уже костры горят,
Шкварчат обжаренные туши.
Ордынцев едкий дым не душит,
Привал — ценнее всех наград.

Стреножен конь, отставлен лук,
Блестят наточенные стрелы
И сабли, знающие дело.
Орде не нужен серп и плуг.

Налив кумыс из турсуков
Орава пьёт, слегка хмелея.
Ночлег — нехитрая затея,
Им небо — самый лучший кров.

Поделит свора ярых псов
Еды не скудные остатки,
Но вой, пронзительный и гадкий,
Батырам не нарушит снов.

Расскажут ветрам ковыли
О муках пленников и ранах,
О юных и ушедших рано,
О жизнях, что не доцвели.

Покрыла пыль былых эпох
Останки лютого Батыя.
Их топчут лошади степные,
Там — пустошь и чертополох.

ЧИНГИСХАН

Алеют от маков курганы,
Пасётся табун вдалеке,
В объятиях грозного хана
Славянка в цветочном венке.

Малиновым перья заката
Покрыли широкую даль,
Идущую степью куда-то,
Несущую миру печаль.

Пичуге, посаженной в клетку,
Не справиться с пленом одной.
А ветер раскачивал ветки
И был от свободы хмельной.

Шершавые хана ладони
Девичьей касались щеки,
И были рассёдланы кони,
И пили кумыс седоки.

Целуя припухшие губы,
Свою не обуздывал страсть.
И было соитие грубым,
И так упоительна власть.

Лишь сон возвращал не надолго
Его к луноликой Бортэ,
К его несравненной монголке,
Девчонке в белёсом платке.

А степь от цветов то желтела,
То вдруг становилась красна.
И млело могучее тело,
Когда приходила весна.


СТЕПЬ

Посреди тюльпанов, ковыля с шалфеем,
Лошадей упрямых молодой табун.
Там в степи весенней свежий ветер веет,
Разминает ноги вороной скакун.

И луна, и солнце – тюркские овалы,
Молчаливо смотрят на степной простор.
Пахнет день кумысом и травою пряной,
Ночь любовью пахнет и дымком костров.

Говорок негромкий и нежны объятья,
А над степью синей звёзд цветных огни.
Чтоб родня не слала сгоряча проклятья,
Сохрани их тайны, небо, сохрани!

Незаметно утро юрты обласкает,
Табуны помчатся по траве сырой.
Под лучами будут золотиться дали,
А вокруг пьянящий неземной покой.


КИТАЙСКИЙ ШЁЛК

Китайский шёлк… Куплю себе отрез.
Он бликами восторженно играет.
На нём пионы солнечного мая
В лазурной глади утренних небес.
Торговец щурит узкие глаза,
И на лице рождается улыбка.
Струится шёлк, как паутинка, зыбкий.
Пестрит палитрой тканевый базар.

Парит повсюду таинство веков,
Прошедших переулками Шанхая,
Садами веет древнего Китая,
Где так влекла изысканность цветков
Жасмина, хризантемы и листков,
В зелёных горстках собранного чая.
А руки шёлк ласкают и ласкают…
Жизнь отдыхает у таких лотков.


КАРАКУМЫ

Топаз и золото — песок,
А ветер, схожий с пилигримом.
Путь каравана слишком длинный,
Длинней, чем луч наискосок,

Когда слабеющий закат
Роняет крупные рубины…
Верблюд — пустыни бригантина,
Идёт, не нарушая ряд.

Спокоен, горд и молчалив,
Тюками пряностей навьючен,
Барханов осыпая кручи,
Плывёт в оазиса залив.

Зигзаг оставив на спине
Спокойно дышащей пустыни,
Мелькнёт варан, придав картине,
Сюжет волнующий вполне.

Седой осоки бледный лик
Добавит сердцу негатива,
Песка, приглаженную гриву,
Взъерошит ящерица вмиг.

Когда опустится чадра
И лунной, и холодной ночи,
Откроют каракалы* очи.
Наступит хищников пора.


*Каракал — хищное млекопитающее семейства кошачьих.


ДАСТАРХАН

Очень низкий столик, пёстрые подушки:
Звёзды и кружочки – дивный колорит.
Месяца осколок… больше и не нужно,
Свечи с ароматом и мангал дымит.
Сонные чинары – зонтики из веток,
От лучей и ливня – крыша и броня.
Вечер с дастарханом безмятежный летний,
Вьётся паутинкой, нас сюда маня.
Жареный барашек, чай зелёный свежий,
Тонкий на пиалах, с выдумкой, узор.
Дух кальяна – сильный, звук рубаба* – нежный.
Из восточной сказки сотканный шатёр.


*Рубаб — струнный щипковый музыкальный инструмент,
распространенный у большинства народов Азии.


РАЗНОСИТ ВЕТЕР ВКУСНЫЙ ЗАПАХ ПЛОВА...

Шатёр чинары. Осы, мошкара,
Урюком дразнит глиняное блюдо.
Хозяйский пёс знакомится с верблюдом
В тени озеленённого двора.

Играет с жеребёнком детвора,
Кричат, галдят, не разобрать ни слова.
Разносит ветер вкусный запах плова,
И в уголь превращаются дрова.

Здесь любят все уютный дастархан.
Лучи сквозь ветки ластятся к подушкам.
Зелёный чай в пиалах, а не в кружках,
Жасмина вкус почувствуешь слегка.

Рассыпчат рис, а мясо — с чесноком,
Шафран и зира: всё для аппетита.
Дневное солнце близится к зениту
И облако по цвету — молоко.

Душе и сердцу только благодать,
Они поют от радости невольно.
Хоть гости дома сыты и довольны,
Но руки к плову тянутся опять.