Листва вишнева, словно мармелад,

Которым ломтик хлеба покрывают.

Земля ржаная утро принимает,

Как чашку кофе. 

 

Черного стекла

Прозрачно озеро для созерцанья.

Перекрывая города бряцанье,

Над церковью звонят колокола.

 

В стаканах рощ заварен крепкий чай.

Чаинки листьев падают на дно их.

Лишь облако пушинкою одною

На скатерти небесного стола. 

 

Из темного промокшего угла

Выносит ветер спрятанные тени.

На расстоянье нескольких мгновений

Сверкает солнца золотой очаг.

 

Оно мешает ложечкой луча

Густую пенку позднего тепла.

Столь утренняя трапеза светла,

Что  мир упал пред нею на колени... 

 

 

Я медленно впадаю в осень

Дождем, прильнувшим к зеркалу окна.

Закатом  затканная просинь

В проемах черных туч едва видна.

 

Я прячусь в ворох грустных истин,

Слетевшихся ко мне, как стая птиц.

А на ладони – беглый листик,

Иссохший странник тысячи страниц.

 

Окраины души размыты

Потоком сожалений и потерь...

...А время – терпеливый мытарь,

Стучащийся в незапертую дверь.

 

Неясность, неопределенность,

Как запотевший с холода графин...

О, суета и обреченность

Последних сроков свадебных смотрин!..

 

Где грань меж сумраком и мною?

На отражение свое смотрю,

Но зазеркальною волною

Меня несет навстречу октябрю.

 

Боюсь исчезнуть... О, царица

Опавших листьев и дождей, реши

Судьбу: позволь в мерцающей тиши

Мне, растворившись, сохраниться.

 

 

Старуха-ночь с пучком зарниц

Брела, кривая.

А горизонт все падал ниц,

Лицо кровавя.

Был белой вспышкою шатёр

Небес разодран.

Блеск молнии – палач отёр

Палаш о бедра.

 

Кусты дрожали и к земле

В испуге жались,

И мрак шипел, на вертеле

Пунцовом жарясь.

Гром в море бури рокотал

И рыкал бодро.

Казалось, прачка на металл

Роняет ведра.

 

Гром грохал грудой старых книг,

Упавших с полок.

Опережал его на миг

Слепящий сполох.

Гром огрызался и роптал

На дождь все глуше.

Все реже молнии оскал

Стремился к луже.

 

Стал синим предрассветный шелк...

Туч легкокрылость...

Все стихло... Кто-то в дом вошел,

И дверь закрылась.

  

 

Сиреневый Дрезден, каштановый Дрезден,

В прозрачно-зеленых  накидках деревьев.

В озерах дома к облакам прикоснулись.

Развешаны в залах запутанных улиц

Портреты дворцов в позолоченных рамах.

Парят над рекою воздушные храмы.

 

Под солнцем саксонским задумчиво дремлет

Шарманочный Дрезден, шарманящий Дрезден,

И яркая солнечность этого шарма

В просторах реки сотни раз воскрешаема

Офортами башен,  гравюрами сводов

Мостов, обнимающих теплую воду. 

 

Витают над городом древность и бренность.

Здесь ветхость и вечность, здесь тлен и нетленность.

Над миром на облаке в небе бездонном

Христос на руках у Сикстинской мадонны.

А ниже, где ветры жестокие дуют,

Рисует Христово распятие Дюрер.

 

Прищурясь от света, по-майски рассеян,

Купающий ноги в весеннем веселье,

Нещадно искрошенный, снова воскресший,

Прошедшему времени преданный Дрезден

Стоит, словно строгий хранитель святыни,

Держа небосвод куполами златыми.

 

Глаза городов, отраженные  в реках,

Таят сердцевинную суть человека,

В себе сберегают глубинное нечто,

Духовные замыслы жизни планеты.

Крещенный рекой, возвращенный из бездны,

Водой к небесам  прикоснувшийся Дрезден... 

 

 

Ночь стеклянных сосулек

Отзвенела на ветках...

Созерцаешь красу ли

И какую отметку

Выставляешь, наш Отче,

Сотворенному миру?

Ты, рождественской ночи

Драгоценное миро

На чело наносящий

Теплым прикосновеньем

Солнца раннего, аще

Дашь нам упокоенье

Колокольных сопрано

Золотым переливом

Под небесной охраной

Сил твоих терпеливых, 

Не наказывай строго

Нас, смешливых и глупых,

Хоть и узришь ты много

Через божию лупу...

Душу плотно укутав

В беззаботную внешность,

Мы тоскуем. Тоску ты 

Замени нам на нежность,

Безнадежность на нимбы

Расцветающих радуг, 

Чтобы верой храним был

День беспечного чада...

Но безмерную милость

Удержать на весу ли?

Солнцем переломилась

Ночь стеклянных сосулек...

 

 

Рассвет приподнял крышку сундука,

В котором тьма закрыла шар земной.

Еще видны ночные облака

И месяц, что стремится стать луной.

 

Я тьму смахну метелкою лучей,

Горячим диском солнца придавлю.

Поглажу нежно зверя на плече:

Из зеркальца сбежал он в жизнь мою.

 

Щекотно тронув ухом  сумрак щек,

Зверь прячет нос, пугаясь, в мой халат...

Кто зайцем солнечным тебя нарек?..

Порода ведь неведома была...

 

Ты не веществен  - принц?..  или   король?.. -

Мой теплый гость почти из ничего...

Ничто иль нечто?.. Знаешь ли пароль:

Мы крови... нет, мы света одного... 

 

Не убегай!.. Послушай, я своя!..

Я тоже из подсолнечных миров...

Там света ошалевшая струя

Выносит в день скорлупки хрупких снов.

 

Мой желтый круг спасенья из зеркал,

Зари охапку раздели со мной

И дай забыть о крышке сундука _,

В котором тьма сокрыла шар земной.

 

 

Оставлю слова и дела.

Возьмите меня на крыла.

Несите от улиц и крыш

Туда, где темнеет камыш.

Там нет расставаний и бед.

Там даже грядущего нет.

Там нежно-лиловый рассвет

Встает уже тысячу лет.

 

Оставьте плоды и труды.

Сомкните летящих ряды.

А для обронивших перо,

Найдите тепло и добро.

Сливается небо с рекой,

И вечность всегда под рукой.

Здесь нежно-лиловый рассвет

Встает уже тысячу лет.

 

Направьте надежду и свет

На взятый из жизни сюжет... 

Туда, где на верность листа

Ложится стихов чистота.

Струится сквозь утренний сон

Святой золотой перезвон,

И нежно-лиловый рассвет

Встает уже тысячу лет.

 

Возьмите любовь и мечту

С собой на крылах в высоту

И там, журавлино трубя, 

Оставьте, оставьте себя.

Пусть нет ни фанфар, ни венков,

Но  вечен полет облаков,

И нежно-лиловый рассвет

Встает уже тысячу лет.

 

 

Стихает бубенчик дневного света.

Сиреневой флейтой вступает вечер.

Навстречу валторнам ночного ветра

Раскрылся   фарфоровый лунный венчик.

Садится звезда на скрипичный тополь

И пьёт виноградный лиловый кьянти

Под веток густой оркестровый шёпот,

И звук тишины на одном пуанте

С иглою луча замирает в паре

На фоне элегий мимозы лунной.

Но соло играют на бас-гитаре, 

Потом на классической шестиструнной,

И ритм набухает, как в марте почки,

И бухают систолами синкопы,

И мягкой походкой персидской кошки

Крадётся мелодия, нежность копит...

То высью заходится, словно кенар,

То горлом пульсирует соловьино,

Вибрирует тонко на волоске над

Контральтовой бархатною  равниной...

Звезда замечталась за веткой карой, 

И терпкое небо   напев ласкает...

Что делать с этой напастью-гитарой,

Никто не   знает...

Никто не знает...

 

 

я прихожу   к тебе тогда

когда  в прудах  не плещут рыбы

и ночи чёрная вода

катает туч седые глыбы

я прихожу в твоё вчера

из позапрошлой нашей жизни

и неоконченный мираж

на мониторе неба виснет

там звёзды   строятся в каре

а тёмный воздух   гуттаперчев

твой путь   короткое тире 

меж датами уже прочерчен

по траектории смешных

не обязующих касаний

волочатся за нами сны

опять докука зависаний

и моментальность бытия

на серебре дагерротипа

литой луны

и полынья

разверстой памяти

и липы

над эбонитовой водой

пруда хранят твое дыханье

и шепоток береговой

травы так близок пониманью

тобой меня в тогдашнем том 

что так невыполнимо ныне

но в звёздном блеске золотом

я прихожу в твою пустыню

в наш невозможно общий век

краду лучи твоих прозрений

и покрывает лунный свет

две тени

 
ЧЕЛЕСТА

 

В  стране серебряной молвы

И золотых прозрачных пауз

Скользить на грани синевы,

С луча хрустально оступаясь

На колокольцы облаков

И на луны жемчужный ландыш,

На аметистовый покров 

Небес

В тонах ночной лаванды.

 

На тонких стонах обмирать,

Тонуть в томлении челесты.

Летать в блистающих мирах

Озябшим вздохом бестелесным.

Поить пиано тишины

Опалесцирующей грустью.

Пасти доверчивые сны

В далёком звёздном захолустье.

Рассыпать блики янтаря

В густых волнах полей пшеничных.

 

Вдали пульсируют моря

У неба в ямке надключичной.

Мерцает платина пластин

В трахеях восходящих лестниц.

И камертонами пустынь

Поет печальная челеста.

 

В полынных тучах полыньи.

Аккорды звёзд в туманном свете.

И звуки  музыки ничьи

По душам разметает ветер.

  

 

Хэлли-хэлл... Колокола

Ранний вечер завершают,

Звоном словно приглашают:

Бросьте серые дела!

Поглядите, как хорош

Майский мир в нарядах белых...

Ничего не надо делать, 

Просто слушать души рощ...

 

Тише, тише... Хэлли-лимм... 

Воздух ландышево дышит.

Свет уснул на крыльях вишен,

Словно странник-пилигрим...

Замирает у ворот

Вечер, нежной грусти внемля,

И спускается под землю,

Где бессонный крот живёт...

 

Там Дюймовочка одна

С песней ночи коротает.

Ей тычинка золотая

В утешение дана.

Хэлли-тэлли... Улетай...

В темноте не место детям...

Детям нужно жить при свете,

А не в замке у крота.

 

Светлячки звезду несут — 

Поднимайся к ней за тучи!

Не гуляй в траве дремучей — 

В ней ведь страшно, как в лесу...

 

Медный вечер отзвенел...

В небе девочка летает — 

Птичка-точка золотая...

лолли-тэлли-хэлли-хэлл...

  

 

Не совпадаю. 

Я не конгруэнтна*

Тем, кто оравам на потеху пел бы...

 

Разновелики и разновалентны,

Стихи дрожат на веточках гипербол. 

Масштабы неуютности пространства

Растерянно оценивают руки.

Как вынести константу постоянства

За интегралы жизненной науки?

Как удержаться в плоскости паренья

Над острыми ростками вертикалей

Секунд и лет?

 

Не густо наполненье

Отмеренного точными руками

Строжайшего  бытийного объёма...

 

Как выйти в свет четвертых измерений,

Где под вопросы ставят аксиомы?..

 

А здесь миры ошибочных решений,

Где на обширных площадях сечений

Инакости вбивают в жёсткость формы.

 

Но я борюсь за неуподобленье

Стереотипам яро и упорно...

За право быть самой собой...

Иначе

Лишь минус-бесконечность ожидает.

                                                                                                                          

Написан под чертой ответ к задаче:

Не конгруэнтна я. 

Не совпадаю!

 

*Две фигуры называются конгруэнтными или равными, если существует изометрия, которая переводит одну фигуру в другую (Википедия) 

 

Привет, ребёнок! Как твои дела?

Я много лет назад тобой была...

Ты помнишь наши страхи и болезни?

Я опасалась, что совсем исчезнешь...

Изгладишься... 

 

Но ты опять пришла

В моё седое нервное бытьё.

Ах, умница! Мне так недостаёт

Твоей наивной веры в расчудесность!

 

Как беззащитно маленькое детство...

В каких заботах  личико твоё...

Как будто говоришь: «Я потерплю, 

Переболею и переболю...

Ведь главное, что мама будет вечно...»

 Как страшно было плыть по струйке млечной

К большой реке смешному кораблю...

 

Да, опыта пока в помине нет, 

Чтоб распознать микроскопичность бед

В их призрачной огромности тогдашней...

Всё так свежо, как будто день вчерашний

Шагнул в сегодняшний реальный свет...

 

Вот бабушка с её извечным: «Ешь!»

«Спи! Засыпай... Я здесь... я вот... а где ж...» 

Рецепт её терпения утерян.

Она сидела сонною тетерей

Со мной бессонной, не смыкая вежд.

 

Вот папа — сильный, смелый и большой!

Как хочется теперь хотя б душой 

На полсекундочки к  нему прижаться...

Да, ты права.. Конечно же, ужасно...

Уж сколько лет, как он от нас ушёл...

 

А помнишь блюдце с ягодкой на дне?

Наливки свет вишнёвый в глубине

Графинчика волшебно-золотого...

Как  вкусно дедушка  её готовил!

И в стопочке чуть-чуть давали мне...

 

Да нет, тебе...

Ведь мы в саду твоём

Сегодня бродим мысленно вдвоём,

Печальная взрослеющая крошка...

Доверчиво тепла твоя ладошка...

Что ж... Мне пора... Спасибо за приём!

 

Ты помоги мне, как ни тяжело,

Оттуда побеждать пустое зло!..

Его так много... Я одна не справлюсь...

 

Летит над крышей солнечный журавлик...

А я надежду ставлю на крыло...

 

Едва ли эта песенка смешна,

Но и печали нету в ней ни грамма...

Проста и незатейлива, как гамма...

Ах, если б только знать, о чём она...

В ней жаркий абрикосовый мотив

И шёлковые звёздные припевы,

Соцветия июльской ночи спелой

И золото осеннего пути... 

 

А что, скажи, на донце у неё — 

В колодезной глуби высокой ноты?

 Янтарный сон полуденного мёда,

Слепящий бирюзовый окоём,

Весёлый вальс рыжеющей листвы,

Как будто нет на свете увяданья,

И лезвие пустого ожиданья,

И капли откровений дождевых...

 

Ей невозможно душу распахнуть,

Как ты струну ни тереби, ни трогай...

Но слышишь ли живую тишину

 За выстрелом случайным эпилога?

Кому такая песенка нужна, 

Которая ни в чём не сознаётся?

Не правда ль, очень явная вина...

Создатель  из   лучистого окна

Неузнанный  глядит на дно колодца...