Павел СЕРДЮК

*  *  *
Я биологически активный материал,
субстанция, мыслящая извращённо,
столько в жизни ценного потерял,
что не сплю ночами, и лоб крещённый
у меня в мозолях, а с языка
истекает в паузах покаяния
восхищённо длящаяся река
перед светом божьим, и слов слияние
производит тексты, в которых мозг
различает таинство смыслов речи,
из которых строю нетленный мост
с бесконечным Светом, как местом встречи.

*  *  *
Кому не жить, тот и не дожил,
чей дом разрушен, тот в слезах.
Но день прошёл и подытожил
дожитие, а воздух затхл
от разорвавшихся припасов,
пожаров, курева, гнилья.
В листве Орехового Спаса
лежат скорлупки бытия
в соседстве с минами фугаса,
наступишь, улетит сапог,
а в нём ступня и жизнь погасла.
Но чуден в вышних, славен Бог,
ведь день прошёл, а мы остались –
окошка три на сто дворов
живут в светлицах против стали,
как чудный невский град Петров.

*  *  *
Перед сном припомнился Джо Дассен
и Мирей Матье заглянула на ночь.
Для персон не спящих лежит Персен,
для персон, лежащих полночи навзничь
и глядящих в побеленный потолок,
как в экран открытой случайно книжки,
из которой толка, как шерсти клок,
от барана, изжившего на интрижки
из нейронных сеток синапсов вязь
молодых подкастов и воплощений.
Не прошло полжизни, как вышел весь
без доступных разуму возмещений.
А земля вращается, как винил,
и звучат мелодии Челентано,
Далиды, которой я изменил
с Тиной Тёрнер. Пришедшая, как путана,
не давала выспаться мне Мадонна
с Майклом Джексоном лучших его времён
и Походкой лунной, что так бездонна
в бесконечном вихре планет, имён.
*  *  *
Проснулся с болью головной,
хоть ночь была почти бесшумной,
туман и дождь, и сердце ноет,
и страх в душе несовершенной,.
А Праздник же, но тяжело
и лампочка едва мигает,
и всё, что прежде отжило,
тревожит, и печаль другая
приходит на замену той.
А в доме холодно и сыро,
и печь чадит над суетой
в безветрие. Изба от сора
невыносимого вернёт
душе спокойствие не скоро.
И тишины ужасной гнёт.
Но прилетает, как окурок,
дымящийся фрагмент ракеты,
и всё ложится по местам.
И упакованы в брикеты
слова по записным листам,
и день похож на предыдущий,
и сразу ясно, что да как.
И дым отечества ядущий
бодрит и тает в облаках.

ПОМИНАЛЬНОЕ

Когда с роднёй потусторонней
соединяет нас погост,
и что-то каркнется вороне
над ухом, и летит на Ост
нордический снаряд упрямо,
корёжа всё и потроша,
то сердце бьёт надрывно, рьяно
и возмущается душа.
Но стыдно прятаться за камни
и в грязь лицом перед роднёй
упасть в проевропейском Каине.
Скрутить им кукиш пятернёй
и воздержаться на мгновение
от бранных слов на поле брани.
Разбиты камни преткновения
и тощий ствол берёзки ранен,
а почивающие в Бозе
молчат керамикою лиц.
Мир не содержит данных в базе
содомских натовских столиц.

 *  *  *
Болят виски от попаданий,
здесь прилетает постоянно,
дрожит фундамент мирозданий
и я живу, как Несмеяна.
И я смеюсь, как лист осины,
живя дрожаще, как корыто,
и оставляет след крысиный
войны печалька и порыто
существование, как почва,
воронками осенних оспин.
Здесь прилетает, словно почта,
дом проживания, как Хоспис.
Но я надеюсь выжить, всё же,
уж лучше прежде быть убитым,
чем жить без сна и боль итожить.
Не мучась столько понапрасну.
Мои молитвы челобитных
смиренных слов идут на красный
всё выше, выше, затихая,
а я живу всё дальше, дальше.
Здесь жизнь и смерть всегда плохая,
без смысла, сна, зато без фальши.