Нина Виноградова

Избранные стихотворения из сборника  
 "АНТОЛОГИЯ ЭГОИЗМА"  
   
  Мой город старый, серый. Дагерротип бесценный.  
  С щербатой мостовой, пропахшим кофе центром,  
  С аптеками, где бродит ночами Авиценна.  
   
  Синюшные оттенки чахоточного рта.  
  Мой город - центр искусства, науки и труда.  
  Преддверье преисподней. Котел. Сковорода.  
   
  Мутант, мулат, метис. Город-полукровка.  
  С подкрашенной известкою, но все равно - дешевка.  
  Бардак.  
  Вы только вслушайтесь в названье - "Москалёвка".  
   
  Первых пятилеток многоэтажный мат  
  Застыл Госпромом. Ржавый телефонный автомат  
  на все вопросы отвечает коротко "...нэма..."  
   
  "Мене. Текел. Фарес" - мерещится на стенах.  
  Сплошной театр теней. Весь город - его сцена.  
  Что по себе оставлю? Тень на стене цементной.  
   
ВДОВА  
   
 Невыносима лёгкость бытия...  
 И глядя в зеркало на контур плеч квадратных,  
 холодной полночью, под бой стальных курантов,  
 пытаюсь женщину увидеть я.  
 Но вижу только остов корабля,  
 утратившего с капитаном Грантом  
 крылатость паруса  
  и твёрдый ум руля.  
   
 Физическое маленькое сердце --  
 наверно, граммов триста...  
  да, не больше...  
 Оно не в состоянии обнять  
 всех бабушек в платках  
  из пуха коз,  
 собак на трех ногах,  
  обломки телефонов,  
 всех бомжей с грязными  
  младенческими лицами  
 и выброшенные на помойку книги.  
   
 Физическое сердце -- мышца, мускул  
 все сокращается ( и слава Богу!),  
 и сокращается, и сокращается,  
 и сокращается...  
 и сокращает...  
 и сокра...  
 и сок...  
 и...  

   
 Сияет кинозвезда  
 на стекле кабины автобуса --  
 как хлорка или вода,  
 стекают в салон её волосы.  
   
 Мамаши своих малышей  
 утешают, в неё тыча пальцами.  
 Жизнь пассажиров свежей,  
 коль на звезду они пялятся:  
   
 фарфоровая статуэтка,  
 плечи, как долгий звук хора.  
 А в разрыве её грудной клетки  
 виден затылок шофера.  
 
   
 Голодные птицы, не склюйте доверчивых букв!  
 Они - ядра атомов.  
  И вы из них состоите.  
 Сквозь горлышко птичье,  
  сквозь этот пунцовый чубук, -  
 Бог дышит.  
  И дух его запечатлён в алфавите.  
 Закон начертанья - единственный ненарушаемый.  
 Каждая буква - зерно,  
  на всхожесть проверенное  
 беззубыми дёснами  
  любезнейшего Державина.  
 И только буква -  
  не по зубам зверю.  
 Учитесь терпению в мире согласных звуков.  
 Целуйте и пойте,  
  как беззащитные гласные:  
 перекатываются, беспокоят  
  рта угол,  
 превращаясь то в стон,  
  то в мякоть клубники красной.  
 Зеницы очей - и глаз этих  
  ворон не выклюет.  
 Буква - семя.  
  Формулу жизни вычитай!  
 Пригоршню букв на кресте, может,  
  увидит иволга,  
 Когда из меньшей -  
  большую дату  
  вычтут.  
   
   
БОЛЬШАЯ ФОРМА  
     
  В знак протеста против моды на костлявые ключицы,  
 малокровие, поджарость и ущербность тощих ног  
 я выращиваю бёдра, у которых будут виться  
 ленты вздохов и восторгов, бёдра круглые, как стог  
 ароматных трав июльских в жарком золоте жнивья.  
 А над ними вознесется торса плавная громада,  
 тайн исполненная бездна, тишь Троянского коня,  
 солнечный янтарный свет темной грозди винограда.  
   
 И пространство, изумившись совершенству чистых форм,  
 брови радуг семицветных на большом лице поднимет.  
 Стихнут бури. В дальнем море вдруг  
  угомонится шторм  
 И появится ягнёнок из отчаянья и дыма.  
   
 Я подставлю, как ступени, плечи тем, кто ввысь  
  стремится.  
 Пусть поднимутся,  
 мне сладок даже этот тяжкий труд.  
 А у шеи-колокольни будут ласточки носиться  
 И в макушке поднебесной раковины гнезд совьют.