Наталья Романова


* * *
Карусель Таврического сада,
Не тони в серебряном пруду.
Новый мастер всё ещё наладит.
Даже ослик будет на ходу.

Повезёт, и мы – за дверью рая,
У ворот в Таврическом саду.
А пока, пока я погуляю
У толпы безухой на виду.

Под мостом и жители Арада
Проплывут, как будто тут Арад.
Ну, а я один цветок из сада
Унесу, как много лет назад

В ночь несли великие поэты.
А потом для них плели венки...
Ослик мой, вези меня не к Лете,
А к весне по лезвию строки.

                 Пульсация

В сердечной выжимке – библейской выдержки вино.
Зачем-то выжила. На пальцах выжжено клеймо.
Мне было сказано: «Уйдёт ни с чем ленивый раб!»,
Но руки связаны, а за спиной – вселенский храп.

Просплю до полдника – мне рад мороженщик времён;
Подстриглась коротко – короче только дикий стон
Уставших вышедших из плена смертного греха.
Зачем-то выжили. Зачем-то вышита строка

Не гладью, крестиком. Так лёгок мой нательный крест!
Зачем же крестника прошу подняться до небес
И души вымести, и хлеба дать у царских врат?
Мне б к лету вывести из вен бурлящих виноград.

     Родина и родинка

Слёзы в дожде – водяные листочки.
Окна и капли – густые хлопки.
Я уезжаю. И тонкую точку
Родинкой ставлю в начале руки.

К вечеру трасса Лозанна-Женева
В серое платье опять завернёт.
Я исчезаю, но пятнышко слева
Вместе со словом во мне прорастёт.

Знаешь, душа, а ведь тут виноградарь
Всё-таки сладким наполнил меха.
Родинке рада, и Родина – рядом –
Вновь показалась росточком стиха.

        Жемчуг

Жемчуг рассыпаю по избе -
Нежится царапина на пальце.
В вечности позволено тебе
Рук моих и плеч моих касаться.

Жемчуг рассыпаю по избе.
Бусинки – твои прикосновенья.
С пола ты собрал в моей избе,
Сходу ты собрал в моей судьбе
Самые счастливые мгновенья.

Жемчуг рассыпаю по избе –
Белый снег на теле фотографий.
Я люблю показывать тебе
Снимки: это ты в костюме графа,
Я с густой улыбкой на лице,
Мы, как двое нищих, на крыльце.
Два счастливых нищих на крыльце.

      Изнаночная

В старую нашу шкатулочку
Сердце по крохам сложу.
Я – рукодельница-дурочка –
Только изнанку вяжу.

Нет, чтобы белою пряжею
Судьбы навеки скрестить!
Дурочка будет и сажевый
Свитер с изнанки носить.

Видно, вязать я обязана
Кофты, что греют в метель.
Были бы силы завязывать
Узел до сброса петель.

Выбросьте эту шкатулочку –
Я без неё не грущу.
Жизнь свою (видите – дурочка!)
Всю на людей распущу.

      Кто-то за горой...

На моей коже – дерева коре –
Лист расти может даже в ноябре.
Поливай почки – я тогда засну
И рожу дочку, доченьку-весну.

А пока в далях выпью молока,
В горный снег талый вылью облака.
Посмотри, милый, в небо на плаву.
Там любви сила. Сильная, плыву.

Принеси горстку солнца для корней,
И пойдут вёрсты легче и светлей.
А к утру ветки в коже прорастут.
Может, это детки в нас ещё живут?

За горою кто-то для чего-то ждёт.
Маленький какой-то. Крылья раздаёт.
У него плащик крошечный промок.
Ты не плачь, мальчик!
Может, наш сы-нок?..

           Альпион

Не дайте, не дайте проснуться!
Смотрите: с ключами времён,
Роняя бутоны настурций,
По блюдцу плывёт Альпион.

Довольные жизнью французы
Во сне покидают вагон.
А я, словно маленький узник,
Сбегаю из замка Шильон.

Танцуя на солнечном сите,
Меня подхватил серпантин.
И снова кричу я: – Смотрите
На горы оживших картин!

Подобно лавине на Айе,
Несётся в меня Маттерхорн.
Я – птица. Смотрите – летаю!
Поймали… И садят в вагон.

А после – Женева, премьера.
Со сцены смеётся Дюма.
Я брежу? Конечно. Ривьера
И Грина сводила с ума.