«НАЧНУ ИЗДАЛЕКА, НЕ ЗДЕСЬ, А ТАМ…»

«НАЧНУ ИЗДАЛЕКА, НЕ ЗДЕСЬ, А ТАМ…»

 

Когда небо оповестило острыми и густыми чертами о смещении координат, я еще не знала, находясь в редакции газеты, что по Москве из Переделкино двадцать девятого ноября мчалась карета скорой, подхватившая последнее дыхание Русского Поэта эпохи Потерянного Поколения Шестидесятых. Но это ощущение сквозняка, которое ни с чем не спутаешь, будто на мгновение оставили открытой дверь, и в эту дверь поместилась бездна... 

 

Скорость... текст  всегда опережает видимое время. Само стихотворное поле, поэтическое мышление основано на ускоренном восприятии символами, за которыми – бесконечное эхо встречных пространств. Именно это так явно меняет интонацию поэта, его стать. В осанке Беллы Ахатовны Ахмадулиной виден тот трагически-жизнеутверждающий излом отражения скорости, что заходит в душу с иной стороны, исподволь и остается на дне глаз, до конца. Не странно, что на скорости с этой стороны реальности и остановилось ее сердце. Странно было бы сказать «ушла из жизни». Поэты не уходят из жизни, они запечатлеваются в ней, как мерцание величественного страдания и красоты. Не в портретах на стенах, не в библиографиях и гостиных – а тонкой полосой огня в душах, способных к восприятию чистого звучания. Голос поэта равен его сути. Потому нота Ахмадулиной, за которой стояла сама Судьба, так пронзительно существует в настоящем пространстве, продолжением которого она является. Не буду сейчас описывать ее биографию, потому что и сам текст, и весь образ,  ярко коснувшийся очевидцев, и есть ее биография, и единая справка Жизни,   

Свидетельство, точное совпадение тонкого мира и явленного движения, а основой лирики – ее собственная жизнь, выраженная фрагментами состояний, не вырванных из контекста Целостного. Вот как говорила поэт о себе самой: «Главная, основная моя жизнь происходила и поныне действует внутри меня и подлежит только художественному разглашению. Малую часть этой жизни я с доверием и любовью довожу до сведения читателей – как посвящение  и признание, как скромное подношение, что равняется итогу и смыслу всякого творческого существования».

 

Когда формулируют вопрос о гражданственности в поэзии, не всегда понимают, что поэт асоциален по определению, исключителен по статусу. Я бы предпочла сопутствующее слово – Человечность. И если и стоит мыслить о подобной связи, то только о внутреннем чувстве родства и поступательном, неизменном подтверждении дружественности, завещанной(как считала она сама)нам Пушкиным.

«Ее хрупкая рука подписала десятки, а может, и сотни писем в защиту диссидентов, правозащитников, тех, кто подвергался преследованиям», - вспоминал Е. Евтушенко.

 

Человечность – основа пути Ахмадулиной. Вот что стоит за изысканной в своей пластике, отстраненной, почти потусторонней эстетикой ее образа. Звук не рождается в обыкновенном. Путь же изначального выбора и отчетливо дальнейшего выбора – все то, от чего нельзя ни отказаться, ни совершить вопреки своей сути. В наивысшей степени страдания – в Поэзии боли, в ассиметрии красоты, в одиноком путешествии к Тайному Тайных… 

 

Алена Щербакова, Одесса

 

***

 

ИЛЬЯ РЕЙДЕРМАН

НА СМЕРТЬ БЕЛЛЫ АХМАДУЛИНОЙ

Что делал я, о смерти Беллы
узнав? Я сочинял стихи.
Искал я рифму. Каравеллы?
Да и новеллы – не плохи.
Быть может, не остыло тело,
а я уже рифмую смело.
Но слова, брошенного вслед,
не слышит умерший поэт.
Он в повести, в повествованье,
в новелле, пишущейся в срок.
Он ведал о своём призванье.
Знал: смерть – в пустотах между строк.
Он – в плаванье. Душа отплыла.
Там, за спиною, – всё, что мило.
И хоть оставленного – жаль,
но ветер – в паруса. И даль.
О, всех простить – вот облегченье.
О, всех простить, всем передать *

поэтов сладкое мученье,
стихов живую благодать.
Благословенной жизни мякоть,
вкус райского её плода.
Кто сможет над стихами плакать
в нам неподвластные года?
Ведь с каждым днём всё меньше жара.
Не вдохновенье – а расчёт.
По силам вам – огромность дара?
Ласкает рифма – или жжёт?
Ноябрь. И небо – цвета стали.
Глядеть вперёд, а не назад.
Поэт устал. Но не устали
стихи. В грядущее летят.

30.11.2010

* строки, выделенные курсивом, принадлежат Белле Ахмадулиной

_________________

ЛЮДМИЛА ШАРГА

ПРАВО БЫТЬ СОБОЙ

Памяти Беллы Ахмадулиной



Сколь это странно, продолжать дышать,
легко паря над бездыханным телом,
и вместо взмаха – по привычке – шаг,
отчаявшись, ещё пытаться сделать.

И видеть, как любившие меня,
до слёз, до исступления, до боли,
смешались с жалкой кучкою менял,
позволивших вкусить от их «любовей».

Сколь это странно, оказаться вдруг,
от страха непростительно свободной,
вторгаясь, не очерчивая круг,
куда угодно и когда угодно.

Сколь это странно – все земные дни –
без исключенья – видеть в одночасье,
где, не смолкая, голос мой звенит,
и мной свеча зажжённая, не гаснет.

А впрочем…
Что тут странного…
И боль,
и пересудов мелочных отрава,
всего лишь дань за право – БЫТЬ,
за право
собою – жить
и умереть – собой.

30.11.2010

 

_______________

 

СЕМЁН АБРАМОВИЧ

 

ПРЕДЧУВСТВИЕ

 

Светлой памяти Беллы Ахмадулиной

 

Осени шалости шалые,

Тучи пристанища ищут,

Птицы клювами пишут

На сонной берез бересте.

 

Сумрачны дали усталые,

По небу всполохи рыщут,

Древа безлиственно нищи

В трассах фонарных тире.

 

Поздняя осень не балует,

У ветра срывает крышу,

У крыши крыло дышит,

Держась на одном гвозде.

 

Лужи – озера малые

Звезд поглотили тыщу.

Лунною белою мышью

Луч пробежал по руке.

 

Стрелок движение вялое,

Слышно звучание тиши.

Полночь. Никто нас не сыщет

В неосвещенном гнезде.

 

Утро с прожилками алыми

Улиц нарушит затишье.

Вечное четверостишье –

Черная птица в пике.

 

28.11.2010

Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.