Родился в 1954 г. в Одессе. В 1962 г. вместе с семьёй переехал в Таллин. Журналист. Работал во многих русскоязычных газетах Эстонии, а также на телевидении репортёром еженедельной криминальной хроники. В Германии (г.Ганновер) с июля 2001г. Входил в Объединение немецких журналистов и прессы (DPV e.V.) и в редколлегию русско-немецкого литературного журнала «Studio/Студия». Автор четырёх книг стихов и переводов: «Прерванный сон» 1996 г., «Знак совпадения» 2001 г., «Иные берега» 2008 г., «Закатный ветер» 2012г. Последний главный редактор журнала "inter-focus.de" .
* * *
Иду в толпе, не различая лиц,
Не отражаясь ни водной витрине,
По городу иду как по пустыне,
Путь отражает отсветы зарниц.
Белеет храм, и падаю я ниц,
Недвижимый лежу в грязи и глине,
И слёзы жгут глаза, и сердце стынет,
А в небе грохот тысяч колесниц.
Разверзлась твердь и столб огня ударил.
Земля пылает, всюду запах гари.
Лишь храм стоит, как прежде нерушим,
Златой свой купол , вознеся высоко.
Засыпан пеплом, я в грязи пред ним,
Лежу в оцепенении глубоком.
* * *
И.К.
Нести свой крест, хрипя и стиснув зубы,
До дней последних мы обречены,
Тяжёлый крест из древесины грубой,
Не возроптав, не разогнув спины.
Плюют в лицо, швыряют камни в темя,
На рёбрах мясо сбито до кости,
Сколь ни целебно, не излечит время
Того, кто обречён свой крест нести
ЧЕРНЫЙ ВТОРНИК
Молча черный гроб несли
К свежевырытой могиле.
Тихо в яму опустили.
Каждый бросил горсть земли.
А потом был черный зал.
Долго говорили речи.
Сын сидел, сутуля плечи.
Он ни слова не сказал.
Над виском его седым
В свете тусклого плафона
Плыл, похожий на дракона,
Сизый сигаретный дым.
* * *
Мир за окном — цветное полотно.
На нем дома, деревья, люди, птицы.
Поток автомобилей с ревом мчится.
По снегу такса семенит смешно.
В полтретьего уже полутемно.
Я закрываю книжную страницу
Про журавля, что в небе, и синицу
В чужих руках иль в клетке? Все равно.
Как Соловей-разбойник, чайник свищет.
Иду на кухню, ведь духовной пищей
Желудок не наполнить, сколь ни ешь.
И подступает скучный зимний вечер,
И нечем залатать в бюджете брешь,
И плачет горько, как ребенок, ветер.
* * *
Душа мертва. Утихла боль тупая.
Вползает, корчась, в комнату рассвет.
Дождь бьется об асфальт, с него смывая
В числе других мой одинокий след.
Я мокрый плащ повесил в коридоре,
Войдя в свой дом, который потерял,
Душа мертва и не саднит от горя,
И дальний путь лежит через вокзал.
Вокзальный сумрак. Вечное мелькание
Лиц незнакомых, грохот поездов,
И миг неотвратимый расставания
Приблизился, перехватил дыханье,
Вбивая в глотку рвань прощальных слов.
* * *
«Земля везде тверда,
рекомендую США».
Иосиф Бродский
Он понял вдруг, что чувство русской речи
почти утратил. И на сердце мгла.
И повторяло эхо: «Онемечен…»
И речь чужая нёбо обожгла.
И небо опрокинулось, сдавило.
Жизнь теплилась лишь где-то на краю
сознания. И неведомая сила
толкала в ледяную полынью…
Земля тверда везде, но речь ― иная,
вот перемены местности итог.
И от хребтов Урала до Синая
звучат наречия разные, сменяя
чуть глуховатый на гортанный слог.
ЖАЖДА ШТОРМА.
А он, мятежный, просит бури…
М. Ю. Лермонтов
Спасенья нет от этих Вечных бабок,
Они, увы, не кормят голубей
И не гуляют в парке, где так сладок
Прозрачный воздух в глубине аллей.
О нет, они из сумрака квартиры
Следят за всем, творящимся вокруг,
Уверен, точки нет на карте мира,
Свободной от назойливых старух.
Вот я сижу один в пустой квартире,
Едва дыша, как мышь в чужом углу,
Боюсь и воду слить в своем сортире,
И хлипкой доской скрипнуть на полу.
Перечитал недавно книгу Хармса:
Там пачками старухи из окон
Вниз выпадают — торжество баланса
Над хаосом плюс пышность похорон.
Хармс хулиган, а если без фантазий,
За это схлопотать здесь можно срок
И, стиснув зубы, нужно ждать оказий, —
Вдруг рухнет на старушку потолок
Иль наводнение подойдет лихое
И смоет разом старых гарпий сонм,
Устроит шторм, тайфун вполне устроит, —
Я жду, я ожидание сплошное,
Как будто в ожиданиях есть резон.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.