Алевтина Евсюкова

Солнце, любуясь своим отражением в водах, лазурных,
Множилось искрами в гребнях бесчисленных волн, среброликих.
В сонме феерии бликов Нептун, в украшеньях, жемчужных,
Тихо вздыхал в наслажденьи, счастливом, в том царстве, великом.

Бриз, суетливый и ласковый, резво играл парусами
Легкого судна, скользящего, словно летящая чайка.
Кто же так мчался  под парусом, словно паря над волнами,
Вдаль на судёнышке том, разгонявшем прочь рыбные стайки?

Там на скамье одиноко прекрасная дева сидела.
Взгляд ее глаз неотрывно следил за волною морскою,
И, чуть касаясь кифарной струны, что-то грустное пела,
Изредка пряча глаза от палящего солнца рукою.

А, между тем, перед мысленным взором беглянки
Снова и снова встает образ юноши, милый и светлый.
Стройный красавец – был искренний, нежный (любил безоглядно!) –

Пленником был, но всегда оставался он гордым и смелым.

Горькая участь снедала духовные силы влюбленных.
Сердце пылало, сжимаясь от страха за милого друга.
Жил он под гнетом неволи и рабства, на смерть обреченный –
Ведь гладиатора жизнь коротка, – их пугала разлука.

Вдруг увидала однажды во сне окровавленных грифов –
Затрепетала, предчувствуя горе, в отчаянье дева.
Мигом проснулась от львиного вопля и жуткого крика,
И в одночасье от боли смертельной она онемела, --

Оцепенела от участи грозной душою и телом.
Тенью, скользящей, бродила она лабиринтами сада.
В том ослепленьи от горя мгновенно она поседела.
Кров свой покинула дева на крыльях хмельного пассата.

Что же, она напевала, все ниже склоняясь к кифаре?
Может молила богов о чудесном и мирном забвеньи
Жуткой ночи и внезапного в сердце удара?
Но ее пенье услышал могучий Нептун в то мгновенье.

Брови нахмурив, он грозно глазами окинул владенья,
Гневно трезубцем взмахнул над зловещей пучиной, морскою.
И, громыхнув в поднебесье грозою, одним мановеньем
Вздыбил валами пучину, свирепо смеясь под водою.

Судно легко подхватив на лету как скорлупку ореха,
Деву безумную спрятал тотчас он в чертогах жемчужных,
И, поперхнувшись на миг от коварного злобного смеха,
Всхлипнул внезапно и тут же затих, лишь вздыхая натужно.

Девы прекрасной исполнив мольбу, подарил ей забвенье,
Жемчугом бережно девичье ложе усыпал он щедро.
И до сих пор царь морей, вновь и вновь трепеща от волненья,
Девы забвение бдит, охраняя глубинные недра.

Помнит историю древнюю лишь Генуэзская крепость,
Но от бессилья, под гнетом веков, в безнадежном безмолвье
Смотрит тоскливо дряхлеющим взором уж целую вечность,
Все порицая жестокость сатрапов и царство безумное моря.
21.07.2004 г.